Но вы не вернёте её. Я знаю.
(Как бы вы меня ни любили!)
Просто по той несложной причине,
Что время не знает круговращенья.
Время идёт по прямой дороге,
Не возвращаясь назад. К началу.
Вот почему это очень страшно —
Время носить в продырявленном сите.
Помните? Я потерял однажды
Сто восемнадцать тропинок жизни.
Даром. Бесцельно. За это время
Юрий Гагарин, ворвавшись в небо,
Шар земной облетел в ракете.
Не торопитесь
терять
секунды!
Вы ещё сможете стать космонавтом.
Вы ещё тоже
обнимете
звёзды...
97
ОДА СОБАКЕ
Я чту в ней таинственную деликатность.
Грустно тебе - значит, грустно ей.
И это умение делать приятность.
И этот азарт защищать людей.
Она не бывает несправедливой.
Ни в чём не унизит тебя никогда.
Ты для неё самый умный. И самый красивый.
Вторник её. И её среда.
Её четверг. И её суббота.
Ты - это все её ночи. И дни.
Ах, как она любит, когда ты приходишь с работы
И вы остаётесь с нею одни.
Шепчет что-то. В глаза заглядывает.
Щекою жмётся к твоей груди.
И так по-ребячьи лапы складывает,
Словно просит:
– Не уходи!
И столько в ней жертвенного постоянства,
Так глаза её в этот момент хороши,
Что свет их легко заполняет пространство
От её души - до моей души.
98
ЮНЦЫ
С бантиками. И с усиками.
Ходят юнцы исусиками.
Затянутые. Заглаженные.
Мухами зла загаженные.
С ухмылками. И с усмешками.
Надутые, как нули.
Проходят по жизни пешками,
А целятся в короли.
В мясные. Или в консервные.
Выламываются. Форсят.
Их любят старухи нервные,
Которым за шестьдесят.
А ну, подойди поближе.
О жизни меня спроси.
Я видел тебя в Париже
На площади Сан-Суси.
Что, нету такой?
И что же?
Но ты-то ведь есть! Ты тут!
А больно, когда по роже
Затёртой кредиткой бьют?
Тебе не подам руки я.
Мне не позволит честь.
А мы? А у нас такие?
У нас?
Вот такие
есть?
Да, есть!
Да, ещё бывают.
Ещё они есть пока.
Из тех, что сливки снимают
С цельного молока.
Сиятельны. И блистательны.
Как новенькие тазы.
Уж очень они старательны,
Когда норовят в тузы.
Не пашут. Не жнут. Не сеют.
Гвоздика не скуют.
И раньше других лысеют,
И больше других снуют.
Ловят мелкую сдачу.
Делают круглый жест.
А надо бы брать удачу,
Как в жёны берут невест.
Гордо. Открыто. Трепетно.
С песнями на пиру.
А не с фальшивым лепетом.
И не ползком в нору.
В тайненькую. В укромненькую.
Только бы без людей.
Прятать там в щёлку тёмненькую
Хитрый запас рублей.
Так вот и жить подольше.
Маску надеть. И ждать.
Только бы взять побольше.
Только б поменьше дать.
А рядом, на той же улице,
На той же самой земле,
Живёт Архимед. Сутулится.
Ловит звезду во мгле.
Он просидит до рассвета.
До золотой поры.
Я знаю — парнишка этот
Откроет для нас миры.
А те, кто штурмует трассы,
В глуши, за тысячи вёрст,
И между сегодня и завтра
Строят великий мост?!
А те, кому было двадцать,
Кто с нами в одних рядах
Шёл за тебя сражаться
В сороковых годах?!
С верой. С мечтой о чуде.
С ношею на троих.
Не ангелы, нет! Но люди!
С плохим и хорошим в них.
Слышишь ты, мамина киса?
Это такие, как ты,
Топчут, скривившись кисло,
Красный костёр мечты.
И дело не в танцах твистах,
Когда каблуки дробят.
Я тоже люблю форсистых.
Ершистых люблю ребят.
Пусть модных. Пусть очень модных,
С песенкой ни о чём.
Но в дело любое годных.
Но с твёрдым мужским плечом.
Но до глотка, до вздоха,
Вместе
идти
вперёд.
На наши плечи эпоха
Ветры свои кладёт.
С этою звонкой ношею
Мы и уйдём в века...
Мальчишки мои хорошие,
Вот вам
моя
рука.
99
НЕ НАДО АНГЕЛОВ
Нет, не нужны мне ангелы в друзья!
У них, как говорят, своя стезя.
Свой мир. Своя таблица умноженья.
Безгрешное сиянье на челе.
А я сторонник родопродолженья
И умноженья жизни на земле.
Я не терплю бесплотных. И бесплодных.
Бесформенных и зыбких, как вода.
Отъевшихся на травках огородных
И не едавших мяса никогда.
Меня трясёт от ангельских улыбок.
От ангельской умильной красоты.
От золотых — таких фальшивых — рыбок,
Резвящихся в озёрах доброты.
Я ненавижу крылышек свеченье.
Избавь нас бог от ангельских судеб.
У них одно влеченье — есть печенье,
А я — плебей — предпочитаю хлеб.
И если можно — чёрный.
С белой солью.
С хрустящей коркой. С запахом хмельным.
Геодезист в поля идет с буссолью,
Но ангелы не движутся за ним.
Они боятся пачкать оперенье.
По белым крыльям катится слеза.
О, это мне сутулое смиренье!
То в голубом, то в розовом глаза.