Фразу об «ужасной действительности» Ростопчин вставил явно для красоты слова. Он действительно не очень «смущался тем, что прошло», а в пору составления записок всего менее думал, конечно, о Верещагине. Записки его документ во многих отношениях замечательный. Цель последних лет жизни Ростопчина заключалась главным образом в том, чтобы опорочить и запятнать всех его современников, в том числе подлинных героев 1812 года, а себе приписать свою заслугу спасения России и Европы. Этот «главнокомандующий», отроду не видавший поля сражения, в самом ужасном виде изобразил Кутузова, да еще сослался на умершего Багратиона, который будто бы называл старого полководца мошенником и предателем. О князе Багратионе Ростопчин ничего не мог придумать дурного и ограничился намеком, что у Багратиона была «испорченная кровь». В таком же роде отзывы его о других деятелях отечественной войны. Зато собой он был очень доволен. Граф Ростопчин, как Троцкий, больше всего на свете заботился о том, чтобы создать на собственном челе «печать мрачного величия». В записках его есть характерная фраза: «Сев в карету, я отпра вился в генерал-губернаторский дом и дорогою старался придать лицу подобающее выражение». Ростопчин, собственно, всю жизнь только это и делал: придавал лицу подобающее выражение. Для «печати мрачного величия» он и приказал убить Верещагина.

В своей злобной и несправедливой книге «Россия в 1839 году» маркиз Кюстин{9} говорит, что русские люди совершенно напрасно ставят французам в упрек зверства Французской революции. У нас, замечает он, эти зверства совершались опьяненным, обезумевшим народом в течение короткого промежутка времени. А у них без всякой революции каждый день происходят всевозможные зверства, о которых никто не пишет, не говорит и не думает. Когда в России произойдет революция, сказал сто лет тому назад Кюстин, это будет нечто ни с чем вообще не сравнимое. «Методическая, холодная и упорная жестокость мужика» даст себя знать, и по всей русской земле, от Смоленска до Иркутска, начнутся небывалая резня и небывалый грабеж. «Все темно в будущем человечества, — писал маркиз Кюстин, — но одно совершенно достоверно: мир будет свидетелем очень страшных сцен, которые явит перед ним эта отмеченная судьбою нация».

Раздраженный и пристрастный, хоть и очень умный человек, маркиз Кюстин приехал в Россию искать зла — и зло нашел. Мысли этого русофоба через сто лет повторил (почти буквально) Максим Горький. Спорить здесь не о чем. Поживем лет сто — увидим. Не в России создался миф об Ормазде и Аримане. Религия Зенд-Авесты знает географическую точку зла. Русской истории пришлось бы поместить ее на Лубянке.