Кто стащил шляпку?

– Ну, скажите на милость, с чего бы такой здоровенной тетке вдруг помереть от инфлюэнцы! А куда девалась ее новая соломенная шляпа, что должна была достаться мне?? Сперли! Вот я и говорю: кто шляпу спер, тот и тетку пришил!

Бернард Шоу «Пигмалион»

Жизнь на Плюшечной улице всегда отличалась завидной размеренностью и спокойствием. Но в это утро привычный порядок был неожиданно нарушен. Выглянув в окна, любопытные плюшкинцы могли увидеть возле шляпной лавки мадам Рози полицейского, строчащего в блокноте, причитающую хозяйку и трех девушек-работниц, скромно стоявших поодаль.

Осквернённая дверь шляпной лавки жалобно поскрипывала.

– Украли! Самая новая модель! Две недели работы! – жалобы мадам Рози были слышны даже на другом конце улицы, впрочем, не слишком длинной.

– Кроме одной шляпки, из лавки больше ничего не пропало? – осведомился полицейский.

– А Птичка-то наша как расстроится! Она с этой шляпкой, как с дитём родным, носилась! Сама фасон придумала, сама кроила…

– Могу я поговорить с ней, мадам?

– Нету её, не приходила ещё, – сказала одна из работниц, Мари. Её обычно весёлое смуглое лицо сейчас было хмурым и озабоченным.

– Так она, бедняжка, поди, ещё в себя не пришла после вчерашнего-то, – жалостно сказала Рози. – Шутка ли, человека подстрелили!

Полицейский в первый раз заинтересованно поднял голову от блокнота.

– Минутку, мадам. Кто кого подстрелил? Эта ваша Птичка?

– Господь с вами, – перекрестилась мадам Рози. – Придумаете тоже! Тут вчера такие страсти творились, мне Жак, булочник наш, сейчас рассказал!

Её речь полилась бурным потоком:

– Вчера Жак только собрался пекарню закрывать, а в нашей лавке свет ещё горел, сейчас много заказов, вот Птичка часто днюет и ночует на работе, вдруг слышит – бах! Стрельба прямо перед нашим крыльцом! А Птичка выскочила – и чуть не в обморок, а раненый – месье Балло, он рядом тут живёт, уж такой хороший господин, весёлый, обходительный, девушкам моим всегда то цветы, то конфеты принесёт! Где ж такое видано, палить в человека средь бела дня!

Полицейский, месье Лемер, был умным человеком. Он не стал прерывать госпожу шляпницу, тем более что вряд ли нашлось бы средство, чтобы усмирить этот фонтан красноречия. Он подождал, пока она вынужденно замолчит, чтобы набрать в грудь воздуху, и спокойно попросил:

– Мадам, давайте ещё раз, с самого начала.

***

(за две недели до происшествия)

Двое человек сидели за столиком в маленьком уличном кафе недалеко от церкви Святой Геновефы. Был конец марта, но улицы Лютеции уже готовы были встретить весну: на мокрых клумбах храбро расцвели примулы и нарциссы, витрины магазинов украсились новыми цветными тентами, рестораны вынесли столики наружу, и белые скатерти на них хлопали от порывов ветра, как крылья.

Один из мужчин, месье Гошен, был лет сорока на вид, невысокого роста, полноватый и краснолицый. Когда-то он работал шофёром и до сих пор с гордостью носил полосатое кепи и значок Братства паровых механиков. Пусть в последние годы ему чаще приходилось иметь дело с сейфовыми механизмами, но сердце его было отдано моторам. Как у многих толстяков, лицо месье Гошена имело добродушное, располагающее к себе выражение. Вот его приятеля вряд ли кто назвал бы приятным человеком. Длинный, бледный и угрюмый, месье Бошан был столь же открыт и дружелюбен, как наглухо замурованная дверь. Он кутался в тёплое пальто и еле-еле цедил ответные реплики на болтовню своего приятеля. Тем не менее, эти двое прекрасно ладили друг с другом, возможно, согласно принципу притяжения противоположностей.

Сейчас, сидя в кафе, они поджидали третьего компаньона, и тот не замедлил явиться. К столику подошел высокий, крепко сложенный молодой человек с симпатичным смышлёным лицом и пышными каштановыми волосами. Звали его Жан Балло. Он приобнял приятелей за плечи и сказал вполголоса:

– Господа, я только что от патрона. Наш час пробил – Эспера уже в Лютеции!

Его сообщение произвело нужный эффект. Бошан выпрямился, Гошен важно приосанился и разгладил ладонью усы.

– Шампанского! – Балло сделал знак официанту. – За успех нашего предприятия!

Пока эти господа поднимают бокалы, у нас есть время разъяснить некоторые неясности в словах месье Балло. «Эспера» – это не прибывшее в Лютецию судно, и не какая-то загадочная дама. «Эспера» – это голубой бриллиант, кроме поразительной красоты знаменитый также своей кровожадностью: он успел уничтожить пятерых прежних хозяев и даже устроил парочку локальных апокалипсисов вроде революции или эпидемии чумы. Должно быть, теперь, когда зловещий камень упокоился наконец в сейфе барона Маншота, многие вздохнули с облегчением. Маншот был большим любителем всяких редкостей. А голубой бриллиант размером с перепелиное яйцо – это, согласитесь, редкость.

Однако в Лютеции, кроме Маншота, имелись и другие поклонники уникальных драгоценностей. Некоторое время назад «Эсперой» заинтересовался ещё один господин, которого наши приятели между собой называли просто «патрон». К сожалению, упрямый барон ни за что не соглашался продать камень, и это подвигло патрона на более решительные действия.

– Говорят, каждого, кто коснётся проклятого бриллианта, ждёт скорая смерть, – оптимистично заметил длиннолицый Бошан.

– Вот это да, Мост меня побери! – присвистнул Гошен, выразив эмоции с помощью любимой присказки.

Знаменитый Мост Аффеля, или просто Мост, построенный к Всемирной выставке 18** года, можно было увидеть даже отсюда. Он изгибался над каналом Сен-Мартен, как некая монструозная гусеница, ощетинившись сотнями стальных балок. Мост несомненно являлся доказательством инженерного гения его создателя, однако его эстетическая ценность была, мягко говоря, спорной. Гошен безудержно им восхищался и так часто поминал Мост в разговоре, будто сам лично помогал его строить. Прагматичный Бошан как-то предложил идею подделать документы и загнать Мост где-нибудь в провинции на металлолом: мол, ни один нормальный человек не усомнится в желании муниципалитета Лютеции демонтировать этот архитектурный кошмар. В тот раз они с Гошеном чуть не подрались, Жану стоило большого труда успокоить приятелей. С тех пор Бошан остерегался подобных шуток.

– Я слышал, барон Маншот хранит «Эсперу» в специальном футляре и вынимает его оттуда только пинцетом, остерегаясь проклятья, – усмехнулся Балло. – Футляр находится в сейфе, сейф в спальне, спальня – на втором этаже баронского дома, ну а где стоит особняк Маншота – знает вся Лютеция… Однако мы туда не полезем.

– Ты, никак, надеешься, что барон сам вынесет тебе камень на ладошке? – рассмеялся Гошен.

– Соваться в дом слишком рискованно. Маншот, как только привёз камень, увеличил охрану и завёл сторожевых псов. Да и сейф приобрёл посерьёзнее, нам с таким не сладить. Тут надо действовать тонко…

– Знаем мы твои тонкости! – хохотнул Бошан. – Как говорится, шерше ля фам! – он намекнул на популярность их молодого приятеля у женщин, ставшую уже притчей во языцех. Балло досадливо поморщился.

– Так вы берётесь за это дело или я справлюсь один? – спросил он, потеряв терпение.

– Не много ли ты на себя берешь? – буркнул Гошен, обиженный, что Балло поставил под сомнение его талант механика.

– А что, мне нравится эта идея, – неожиданно согласился Бошан. – Разделимся. Пусть Балло действует, как хочет. Мы же попробуем свой способ.

– Кто первый? – Гошен прищурился. – Бросим жребий?

– Готов уступить первый ход вам, – щедро предложил Балло, хоть упрямство компаньонов его и огорчило. – Даю вам неделю, господа. Дальше в игру вступаю я.

Он поднялся и ушёл. Двое приятелей остались сидеть за столом.

– Балло слишком молод и горяч для таких дел, – примирительно сказал Гошен. – Ничего, мы и без него справимся. Организуем с тобой на двоих этот… как его… на букву «с» начинается, вроде коммерческого партнёрства… – мучительно пытался он припомнить.

– Сундукат, – произнёс начитанный Бошан.

– Ага, его. Держись тогда, Балло!

– Всё же за ним следует приглядеть… – задумчиво сказал Бошан.

– Это точно. Для его же блага, – согласился Гошен.

***

(за неделю до происшествия)

Ранним утром Жан Балло в расчудесном настроении вышел из своей квартирки, вдохнул свежий весенний воздух, сдобренный ароматом свежих булочек из пекарни напротив, и даже зажмурился от удовольствия. Ему нравился этот район, нравился патриархальный уют Плюшечной улицы, добропорядочные соседи, которые при встрече непременно здоровались и желали хорошего дня. С другой стороны, человек, знакомый со сложной географией местных двориков, мог за несколько минут покинуть спокойный райончик и оказаться на широченном бульваре Художников с его сверкающими витринами, нарядными толпами, пыхтящими омнибусами и заманчивыми вывесками, из которых особенно выделялся «Рыжий кот» – самое знаменитое кабаре Лютеции.

Насвистывая, молодой человек весело зашагал вниз по Плюшечной улице. Денек сегодня был необычайно хорош. Было звонко и солнечно, голые деревья казались нарисованными тушью на синем небе. Балло так увлёкся, что не заметил две крайне заинтересованные физиономии, следившие за ним из-за угла.

Он купил букетик фиалок у хорошенькой цветочницы, пересёк улицу и привычно проскользнул в дверь шляпной лавки, украшенную цветными стеклами. Привязанный наверху колокольчик отозвался мелодичным звоном.

Рядом с дверью была устроена витрина, где стояли человеческие головы, то есть, конечно, манекены, демонстрирующие продукцию мадам Рози и её помощниц. Внутри же лавка представляла собой настоящее женственное гнёздышко, свитое из фетра и шёлка, муара и атласа, украшенное стеклярусным кружевом и аграмантом. Тут и там задиристо топорщился плюмаж самых модных цветов – гелиотроп и бордо, поблёскивали глазастые пуговицы, стразы и прочая мишура. Целый день здесь слышалось шуршанье лент, разговоры и смешки: ведь молоденькие девушки, когда их собирается больше двух, просто не способны работать молча. Короткие, но частые визиты их весёлого соседа тоже вносили в их жизнь приятное разнообразие.