Этого недостаточно — факт должен соотноситься с общекультурными ценностями. А. Швейцер утверждал, что судьба культуры определяется тем, в какой мере убеждения людей сохранят власть над фактами[170]. Мы считаем, что мораль, общечеловеческие ценности, а не идеал объективной информации должны служить критериями фактичности, а в конечном счете истинности процессуального знания.

В правосудии, осуществляемом людьми в отношении людей, только мораль может служить последним мерилом истинности и справедливости. Так, Екатерина II писала: «Может быть кому, слыша сие покажется странно, что Я слово вероятность употребляю, говоря о преступлениях, которые должны быть несомненно известны, чтоб за оные кого наказать можно было. Однако же при сем надлежит примечать, что моральная известность есть вероятность, которая называется известностью для того, что всякий благоразумный человек принужден оную за таковую признать»[171].

Как указывает У. Бест, при оценке доказательств любого вида две вещи не должны теряться из виду: 1. Последовательность различных частей доказательства. 2. Возможность или вероятность, невозможность или неправдоподобие относимых материалов /the matters related/ (обстоятельств, о которых идет речь в показаниях), которые предоставляют своего рода подтверждение или опровержение этих обстоятельств /those matters/. Под вероятностью понимается вероятность чего-нибудь, чтобы быть верным, выведенного из его соответствия нашему знанию, наблюдению и опыту. Когда предполагаемый факт является настолько противным законам Природы, которые, как предполагают, с этой целью должны проявить себя одинаково и неизменно[172], тогда никакое количество доказательств не могло побудить нас к тому, чтобы поверить этому факту, такой предполагаемый факт, как говорят, невозможен или физически невозможен. Есть аналогичная моральная невозможность, которая, однако, является не чем иным, как высокой степенью неправдоподобия[173]. Сэр Джордж Стифен по данному же поводу заметил: «Присяжный должен дать свой вердикт согласно представленным доказательствам. Но, хотя доказательства в сказанных случаях все указывают на вину, им не следует, однако, верить ввиду сильной неправдоподобности обвинения. Присяжный, в этом случае, должен решить дело так, как он решил бы такой вопрос в обыкновенной жизни. А в жизни, во всех случаях сомнения, мы обращаемся к оценке правдоподобности, потому что такое естественное решение самое легкое в данном случае»[174]. «Моральная достоверность, — писал У. Бест, — такая, которая убеждает разум судей, как разумных людей, вне всякого разумного сомнения»[175]. Моральная достоверность — это достоверность, коренящаяся в нравственном сознании судей и своим содержанием имеющая понимание моральных поступков[176].

Мы считаем, что в отечественной теории доказательств предстоит выстроить учение о судебной достоверности, как не только рациональной, но нравственной категории, с учетом критерия «разумных сомнений», вытекающего из конституционного принципа о презумпции невиновности (ст. 49 Конституции РФ) и коррелирующих с ним нормативных положений, содержащихся в статьях 7, 8, 14, 19, части 4 статьи 299 УПК РФ[177]. Полагаем, что посредством стандарта разумных сомнений объективность факта выводится из процессуального контекста на более глубинные горизонты понимания и оценки происходящих в зале суда событий, и они приобретают более широкий смысл, который «улавливается» не только разумом, но и совестью, то есть горизонт истинности расширяется, выходит за пределы юридического формального, а становится общечеловеческим.

Использование в УПК таких понятий, как справедливость, совесть, делает оправданным отнесение смысла фактического к традиции, к ценностям общечеловеческой культуры, к нравственности. Факты являются осмыслением события не только в отдельном судебном контексте и даже не только в уголовно-процессуальном контексте, они принадлежат и к жизненному миру, к миру традиций и ценностей. Смыслы событий становятся открытыми для нас не благодаря отказу от признания ценности и осмысленности контекста человеческого бытия, но вследствие осознания этого обстоятельства, вследствие признания существования априорных установок, которые делают возможным уголовно-процессуальное познание и определяют его онтологические принципы, структуру юридической картины мира как части общечеловеческой. Мы считаем, что объективность факта означает отсутствие разумных сомнений у судьи в его соответствии объективной реальности.

Факты детерминированы не только профессиональным, уголовно-процессуальным, но и общекультурным «стилем мышления». На уголовно-процессуальных фактах лежит отблеск более высокого слоя культурных ценностей, даже по сравнению с общеправовыми. В.С. Степин называет этот слой «культурными универсалиями»; С.Б. Крымский — «культурными архетипами». По мнению К. фон Вайцзеккера, существуют некоторые трансцендентальные наиболее общие понятия, наивысшие формы, такие как благо, бытие или истина, которые имплицитно и несознательно присущи нашему пониманию и «без которых ничего нельзя понять»[178].

Национальная культура с присущими ей неизменными архетипическими ценностями выступает как такой структурный уровень ценностей, который находится над уровнем, отображающим культурный стиль отдельной исторической эпохи. Уголовное судопроизводство, как и все прочие культурные формы, несет в себе черты, унаследованные из прошлого, присущие национальной культуре, а также воплощает в себе общемировые ценности. Если уголовно-процессуальный закон не препятствует проведению интерпретации данных в максимально широком ценностном контексте, значит тем самым максимально гарантируется установление фактов по делу.

Постановка вопроса о правосудии и уголовном процессе как социально-культурном институте выявила наличие ценностного аспекта фактического знания, детерминацию последнего как «внутренними», собственно научными, так и «внешними», общекультурными ценностями. Ценность выступает как Абсолют, как идеал, как то, что относится к наиболее фундаментальным смысловым основам человеческого бытия, имеет всеобщий характер для отдельного человека и для культуры в целом. Сущность ценностей заключается не в их фактичности, то есть не в их существовании, а в их значимости. Про ценность нельзя даже сказать, что она есть, сфера ценностей — это «смысл, лежащий над всяким бытием»[179].

Таким образом, классическая наука провозгласила идеал факта как объективного знания, который не зависит от априорного опыта. Классическая дихотомия факта и ценности была переосмыслена неклассической философией. Современная философия ориентирована на тотальность «человек — мир». Объективность фактического знания обеспечивается тем, что, во-первых, инвариантная компонента факта, эмпирические данные, фиксация события является многократно проверенной и подтвержденной возможно большим числом субъектов, заинтересованных в получении истинного знания; во-вторых, смысловое истолкование данного события, которое делает его фактом, признается всем сообществом, причастным к его выработке (это гарантирует структура уголовного судопроизводства); в-третьих, принципиально возможной является переинтерпретация данного события в соответствии с общим смысловым полем человеческой культуры, оценки его с точки зрения здравого смысла и совести.

Попытаемся систематизировать наши суждения о природе фактов в уголовном процессе. Следует констатировать отсутствие однозначного понимания понятия факта, признание его многозначности и противоречивости. Факт — сложный феномен. Факт не сводится ни к эмпирическим данным, ни к инварианту — некоей объективной информации, ни к их субъективистской интерпретации данных, а выступает синтезом объективного и субъективного.