Понимание факта как эмпирического данного, как просто информации, очевидно, не может быть принято. В афористичной форме это выразил Ф. Ницше: «Факт всегда глуп, пока его не осветит разум определенного человека»[63]. Хотя первым был И. Кант, сказавший, что истина является не фактом, а артефактом, то есть тем, что сделано самими людьми. Кант подчеркивал, что только разум человека обладает правом быть «окончательным критерием истины»[64]. Иными словами, любое восприятие, любой эмпирический опыт является в конечном счете соединением чувственного и рационального. Факт, стало быть, выступает как субъективное знание определенного реального события; он является таким опытным знанием, которое формируется рассудком с помощью априорных форм созерцания (пространства и времени). Можно, кстати, вспомнить и о платоновском учении об идеях, споры схоластов с эмпириками и пр. Любое познание есть припоминание того, что априорно уже знает человек. «Кто знает имена, знает и вещи»[65].

Факт, стало быть, выступает как субъективное знание определенного реального события; он является таким опытным знанием, которое формируется рассудком с помощью априорных форм. Факт — это не голая эмпирика, «не снятие информации со следа»[66], не просто информационная калька с объекта в сознании субъекта. В факте наличествует субъективный момент и роль этого субъективного (человеческого), «искусственного», в чем бы оно не выражалось (идеология, традиция, психология), важно понять.

Представление о субъективной составляющей факта развили до чрезвычайности неопозитивисты. Л. Витгенштейн писал: «Мир — совокупность Фактов, но не Вещей»[67]. В этом суть предикативного отношения к миру. Факты есть то, что делает предложение истинным или ложным, то есть сами факты как элементы реальности не могут быть недостоверными, не могут рассматриваться с точки зрения их истинности — в отличие от нашего знания, основанного на фактах. Логическое у Витгенштейна первично и полностью детерминирует наше знание об эмпирическом. Он предлагает игнорировать эмпирику, заменив ее знаковой реальностью. «Пропозициональный знак-есть факт»[68].

Как нам кажется, В.В. Никитаев разделяет подобный подход к пониманию фактов (как суждений), так как считает, что факты существуют сами по себе, что известного рода вещи как бы по самой своей природе являются фактами, если даже они нам неизвестны. Над этим слоем фактов как бы надстраивается слой сведений о фактах, производимых теми или иными источниками, которым эти факты даны (или были даны) как они есть[69]. Истина в такой интерпретации представляется как результат правильного построения суждений, а не соответствие суждений объективной реальности. По мнению В.В. Никитаева, только вследствие принципиального неразличения фактов, фактических данных и доказательств можно быть уверенным в том, что видишь «картину совершенного преступления»[70].

То же самое мы встречаем в работе Д. Вигмора. Он писал, что каждый простой факт может быть выражен как proposition /утверждение/. Доказательство является относительным термином, означающим отношение между утверждением /proposition/, подлежащим доказыванию (factum probandum), и утверждением, предназначенным для поддержки этого утверждения (factum probans). Одно и то же утверждение может быть factum probans по отношению к одному утверждению и factum probandum по отношению к другому, так что может образоваться серия или цепь выводов[71]. Д. Вигмор проводил различие между фактом и пропозицией, но он считал, что любой факт может быть выражен в форме пропозиции. Более того, отношения между доказательствами есть отношения между пропозициями /propositions/[72].

На наш взгляд, вряд ли оправданным является сведение понятия факта к «формально-логическому», тем не менее, нельзя не согласиться с тем, что в факте встречаются «сырая эмпирика» и рационализированный опыт, воплощенный в логике, и, очевидно, происходит какой-то процесс взаимодействия между «первичными данными» и рациональной моделью, схемой. М.К. Мамардашвили по этому поводу отмечал, что мы можем воспринять лишь то, для чего у нас уже наличествуют модели[73].

Что это за модель? Прежде всего, на ум приходит логика. В теории доказательств связь доказывания с общими закономерностями познания и, в частности, с законами логики общепризнана[74]. Чувственное познание вряд ли является стихийным, неосмысленным процессом. Использует ли субъект познания при наблюдении, экспериментировании, расспросе имеющиеся у него знания, профессиональные навыки, приборы, инструменты и пр.? Ответ на этот вопрос следует дать положительный. Субъект не просто пассивно отражает объективную реальность, а преломляет ее в своем сознании через призму имеющихся знаний, используя приемы логико-практических операций, которые сложились к определенному времени в науке[75].

Бесспорно, что у доказательственной деятельности есть непосредственная и опосредованная стороны. Эти стороны: чувственная и рациональная, переплетаются и взаимопроникают друг в друга[76]. Чувственное и рациональное, переплетаясь и взаимопроникая друг в друга, покоятся на общих закономерностях познания. Одна из этих закономерностей проявляется в свойстве относимости фактов. В.Д. Спасович писал, что правила, касающиеся относимости, лежат в сфере логики[77]. По словам А.А. Зйсмана, относимость доказательства — наличие логической связи между доказательством и доказываемым обстоятельством[78]. Можно говорить, что свойство относимости является неотъемлемым свойством факта, это элемент его конструкции, то есть эмпирика ложится уже на готовую конструкцию относимости. Это подметил Новицкий, говоря, что понятие «доказательство», а значит, и содержащаяся в данном доказательстве информация подвержены влиянию теории относительности. Доказательственная информация существует относительно места и времени ее познания. Так как доказательства в большинстве случаев хранят информацию относительно фактов прошлого, то в отношении времени и места изучения доказательства доказательственная информация, в нем содержащаяся, может представляться познающему точной, а относительно реального, искомого юридического факта, «унесенного» течением времени в прошлое, — допускать ряд искажений.

Задача познающего юриста-исследователя состоит в сведении до минимума такого искажающего воздействия, так как исключить полностью влияние времени невозможно[79]. Иными словами, мы хотим сказать, что представление об относимости предшествует получению информации о преступлении, построению версий, получению фактов. Как совершенно правильно указывают В Я. Колдин и Н.С. Полевой, «общее в единичном факте проявляется уже в целенаправленности его получения. Если бы факты представляли только сплошное непроанализированное отображение (отпечаток) действительности, они не смогли бы стать элементами организованного в систему знания… В процессе доказывания такой общей идеей является относимость фактов к делу. Любой факт, любой поток информации рассматривается и оценивается в ходе доказывания в первую очередь с точки зрения их относимости»[80].