Как только за ними закрылась дверь, грянул наш дикий хохот. Нахохотавшись всласть, мы дали волю языкам, не выбирая выражений. Однако «бывшие» никуда не ушли, они зашли за сторожку, присели в крапиве и замерли, а у нас, чёрт возьми, не хватило ума проверить это. Нам самим потом было стыдно за наш нетрезвый трёп, но, как говорится, «слово – не воробей…» — много неожиданного узнали они про себя. Впрочем сами виноваты.
Стало еще холоднее (к утру тоненький ледок обвил края лужиц), пить было нечего. Логично напрашивалось «продолжение банкета» в более теплом месте. Девки снова о чем-то неслышно пошептались. В деревне мы разошлись в разные стороны: Лиля с Володей пошли к нашему дому, Рита потянула меня к своему.
Войдя в теплые сени незнакомой избы и несильно треснувшись в темноте башкой о низенькую балку, я, сощурившись, огляделся. На небольшом пространстве углом друг к другу тоже стояли две железные койки, на одной из которых крепко спала студентка Женя.
Нравилась ли мне Рита? Скорее не нравилась, не влюбился бы точно. Невысокого роста, худенькая, если не сказать тощенькая (она раньше занималась балетом) — ножки толщиной с мою руку, задница размером в два кулака. Впрочем возможно это чей-то идеал, как говорится, «на вкус и цвет...» Добавить к этому нагловатые, немного навыкат глаза, прямые, точно смазанные салом светлые волосы ниже плеч и неприятный елейный голосок. Про табачный запах изо рта я упоминал. И еще у нее был один, выясненный в процессе дальнейшего общения, очень серьёзный, с моей, главного идеолога факультета, точки зрения, недостаток: она не верила в победу коммунизма.
«Ложись! — Рита, откинув одеяло, кивнула на свою койку. — Я сейчас!» Вот ведь, блин, интересная ситуацийка! Впрочем чего киксуешь — сколько раз ты сам нечто подобное рисовал в мечтах! Мечтать-то, конечно, мечтал, но… Я не стал раздеваться, улегшись прямо в трико и рубашке, «шхонка» была односпальной. Может, думаю, для начала просто поспим — сразу решил никаких активных действий не предпринимать.
Вернулась Рита. На ней была легкая футболочка и тоненькие капроновые колготки. Она успела малость курнуть, что угадывалось по усилившемуся запаху, и нырнула ко мне под одеяло. Я привычно принялся шепотом «ездить по ушам», провел рукой по колготкам — трусиков под ними не было. В темноте, на одной со мной подушке отсвечивали большие «эти глаза напротив». Чувствовалось ее горячее дыхание и стук сердца: «а девушка созрела».
Всё-таки общепринятое мнение часто бывает крайне необъективным. Если хочет парень, а девушка не дается — это воспринимается нормой, до поры до времени, в порядке вещей. А если наоборот? Почему-то парень в подобной ситуации если не осуждается, то как бы укоряется, вызывая подозрения. А ведь, собственно, с какого ляду считается, что если девушка сняла трусы, то мы просто обязаны трепетать от желания и готовности? Да у нас настройка может оказаться еще тоньше девичьей! Это, кстати, яркий пример неравноправия мужчины и женщины со знаком минус.
Я продолжал монотонно бубнить, надеясь потихоньку усыпить свою возбужденную соседку по шхонке, но не получалось: ее чуть выпученные глазенки, черт побери, светились в темноте всё так же ровно. Что молотил, чувствуя непреодолимое желание уснуть, тоже не помню. Уже середина ночи, а «позывов» никаких.
Но Рита оказалась довольно мудрой — вот что значит опыт. Она зевнула, чмокнула меня в щечку, нежно выдохнув: «Спокойной ночи, дорогой...»
Проснулся от пристального взгляда: соседка Риты по веранде Женя недоуменно в упор, будто увидев впервые, меня внимательно рассматривала. Буркнув ей «доброе утро», огляделся. Риты рядом не было. За окном разливалось солнечное утро, умытое предрассветным дождиком осеннее небо выглядело ослепительно голубым. Сидя на заборе, орал, как сумасшедший, большой белый петух. Я быстро оделся и, воровато оглянувшись, выскользнул из дома, радуясь, что не столкнулся с Ритой.
Домой идти не хотелось. Дав пару кружочков по деревне, направился на завтрак в колхозную столовку. Заливаясь краской смущения от ожидания неизбежности новой встречи, робко приоткрыл дверь. Володя, Лиля и Рита уже сидели за одним столом, бодро работая ложками. Я взял железную миску с кашей и уселся рядом: «Всем привет!» Обиженные «отставницы» сидели втроем за соседним столом, делая вид, что нас не замечают — да и ради бога. Лица у Володи и Лили довольно светились, по ним безошибочно читалось: всё у них «прошло» хорошо. Рита не выказывала никаких эмоций.
После завтрака присели на залитом солнцем бугорке за столовкой, девки и Володя закурили. Лениво катился дежурный беспредметный базар, ничего знакового не звучало. Я волновался, догадываясь, какой «вердикт» могла вынести Рита, пока меня не было: сам факт прихода на завтрак порознь свидетельствовал о многом («отставницы» это тоже заметили). Работали мы тоже порознь — все девчонки с зерном на току, мы же с Володей с соломой на тюковальшике: плотные тюки-брикеты, которые мы ворочали, весили прилично.
Простившись с девками, мы двинули к своему агрегату-тюковальщику.
— Ну что, оплошал? — улыбнувшись вопросил Володя.
— Да-а… Что-то не особо хотелось... — лениво ответил я, чувствуя, что опять краснею.
— Ну-ну. А ей так хотелось мужика!
Я остановился.
— Что, сильно лажала? — умоляющий взгляд, полный надежды на снисхождение, выдавал меня с потрохами.
— Да нет, расслабься. Наоборот сказала, типа, какой сильный мужчина: бровью не повел, мышцей не дрогнул, ничем не показал, что возбужден, но я-то всё понял. — дипломатично ответил друг, — Пошли давай!
Я испытал прилив нового чувства к Рите — чувства благодарности за пощаду моего мужского самолюбия, а Володька — свой чувак, не выдаст. Хотя... Лажать меня было не в ее интересах, ведь можно глянуть на вопрос с другой, не очень-то выгодной для Риты стороны: ну а что ж ты, голубушка, не смогла мужика «на боевой взвод» поставить, а? В любом случае, на сегодня мою репутацию пощадили. Однако «вердикт» Риты выглядел своего рода авансом, карт-бланшем на ближайший вечер, когда вновь будет предложено «исправить ситуацию». Как пели популярные в те годы Квины, «шоу маст би ган». И я решил: набухаюсь — а там, хрен с ним, будь, что будет.
Володька тем временем рассказывал, как одна из «бывших» на рассвете спросонья собралась в нужник (выйти во двор можно было только пройдя через веранду). Лилька, говорит, посапывая, дрыхла «без задних ног», а я уже не спал — просто вылёживал, прикрыв глаза, но всё видел. Хвать! Видит: одна кровать пустая, на подушке другой — сразу две знакомые головы! «Отставница» вытаращила глаза и, забыв о намерении, метнулась обратно в избу. Сон у нее как рукой сняло. Через мгновение в приоткрывшемся дверном проеме показались три головы «бывших» — и взволнованный шепот: вот это да! Я, говорит, аж чуть не заржал.
Безучастно внимая его рассказу, я кисло улыбнулся: мысли были целиком заняты размышлениями о предстоящем вечере. Как зомби ворочал тюки соломы, не замечая их тяжести, машинально отвечал на какие-то вопросы Володи. По пути с работы купил две бутылки омерзительного «Портвейна».
Вечером зарядил противный мелкий дождь, ни о какой сторожке или прогулке не могло быть и речи. Володька, гад, находился в радостном возбужденном ожидании, я же втайне лелеял надежду: вдруг не придут, дождливо все-таки. Но не-е-ет, скрипнула калитка в темноте, во дворе мелькнули две знакомые фигурки. Блин, всё-таки припёрлись! Девки тоже купили бутылку вонючей «Портняги».
Пока шел процесс веселого возлияния, всё было нормально: я хохмил, сыпал анекдотами и прибаутками, заразительно смеялся. Володька от меня не отставал. Девки от души хохотали. Следуя своему замыслу, я пил за двоих. В какой-то момент даже почувствовал мощный прилив желания — Рита видела это и тоже находилась в радостном предвкушении, активно демонстрируя, по Чуковскому, «синдром пирожка»: «ну-ка, съешь меня, дружок»! И вдруг!..
Что «вдруг»? А ничего. Вдруг... наступило утро. Я открыл глаза и сел на своей шхонке — м-м-м, в животе мутит, в голове шумит. На веранде никого не было, на улице светлынь. Глянул на часы — ёкэлэмэнэ, рабочий день в разгаре, а я еще не жрамши. Наспех одевшись, поспешил к своему грёбаному тюковальщику соломы. Завидев меня, Володька громко заржал: «ну и рожа у тебя, Шарапов!»
Спрашиваю:
— Слышь, что было-то вчера?
— А ты догадайся сам!
— Ну, что-что? «Что я голым скакал, что я песни орал, а отец, говорил, у меня генерал»?
— Ну что-то вроде этого. Короче, дал нам «просраться».
— Да? А потом?
Володька усмехнулся.
— Суп с котом. На бок завалился. Сперва всхрапывал, метался, что-то громко бормотал, Риту пару раз саданул, а уж перегаром от тебя разило!
— Сильно саданул? — поинтересовался я, удовлетворенно отметив про себя, что на этот раз мой перегар наверняка перебил ее табачный запах, ничего, потерпит.
— Да нет, несильно. А потом мертвецки отрубился, как тумбочка.
— Да? И что Рита?
— Ничего, поняла, что ей обломилось. Проводил ее до дому, вернулся. Нам ты, к счастью, уже никак не мешал.
Такое развитие событий меня успокоило: ну а что? Нажрался — отрубился, с кем не бывает? Облившись холодной водой из колодца, я принялся активно кидать тюки соломы, блаженно ощущая, как из организма выходит хмель.
Девки, завидев меня на обеде, расхохотались, я тоже заржал. Что ж, это походило на «индульгенцию»: ясно, «укатали сивку...» — бывает. Пить надо меньше! Вырисовывались два сценария на ближайший вечер: либо не придет, либо, что более вероятно, придет, но пить больше не даст. Так оно и случилось.
Выпили в меру. Общение стало менее эмоциональным, больше пели под гитару. Неумолимо близился волнующий «момент истины». Незаметно пролетел вечер, настала пора переводить тело и «дело» в горизонтальное положение. Погасили свет, улеглись по парам. Лилька с Володькой, раздевшись, сразу «приступили к делу» под одеялом.