— Это, — заметил джентльмен, — звучит скорее как объяснение, чем как оправдание твоих действий. Не так ли, Чемпион? — Он бросил яблоко на дорогу перед лошадью и отвел взгляд в сторону.

Ей показалось, что он хорошо умеет обращаться с животными. Спокойно, мягко, по-доброму. Однако все это совсем не имело значения, потому что, кем бы он ни был, она не может заговорить с ним. И не важно, добрый он или злой, — он не должен знать, чем здесь занималась леди Кэтлин Кархарт, ни при каких условиях, если она намеревалась и дальше хранить тайну. Кейт начала потихоньку удаляться от сцены.

— Чемпион? Что это, кого это вы, господин, так странно называете?

— Ну, впрочем, может, у него есть другое имя?

Незнакомый джентльмен так и продолжал стоять чуть в отдалении, не делая попыток подойти к лошади поближе. Он внимательно смотрел вдаль, находясь от лошади на расстоянии натянутых поводьев. Точнее, в сторону Берксвифта, усадьбы Кейт, расположенной совсем недалеко от этого злополучного места. Еще один подъем, потом небольшая аллея и дом…

— Имя? — Возница тупо наморщил лоб, не в состоянии справиться с непосильной его интеллекту задачей. Сама идея того, что эта животина может иметь имя, представлялась ему, скорее всего, новой и чуждой. Потом понимание неожиданно отразилось на его физиономии, и он мерзко осклабился. — Чудно вы его прозвали, господин хороший, — Чемпион, ха!

— Ну да, Чемпион, боец. — Джентльмен недоуменно посмотрел на возницу, потом перевел взгляд на поводья, которые продолжал сжимать в кулаке. — Боец… м-м-м… победитель, понимаешь, как на турнирах, — вон какой он строптивый и упрямый.

— Ха, эка вы загнули — да он скорее убоина, а не боец. Мясо — так я его кличу. Лошадиное мясо. Хотя сдается мне, что за его жесткое мясо живодер не даст мне больше полпенни за фунт[7].

Джентльмен крепче сжал поводья.

— Я дам тебе десять фунтов за это животное.

— Десять фунтов? Да живодер предлагал мне…

— Если Мясо так же запаникует по пути на живодерню, ты рискуешь гораздо большим, чем просто потерей собственности. — Джентльмен посмотрел на Кейт как раз в тот момент, когда та торопливо огибала поломанную телегу.

Впервые за все время он обратил свое внимание непосредственно на нее, и Кейт буквально физически ощутила на себе его взгляд, одновременно тревожащий и знакомый. Она прижалась к стене.

Джентльмен встряхнул головой и отвернулся.

— Тебя бы, милейший, следовало отдать под суд за намеренное причинение опасности. — Он потянулся к карману, достал оттуда кошелек и начал отсчитывать монеты.

— Эй, послушайте-ка, господин хороший, я так не договаривался. Как я сдвину эту телегу?

Джентльмен пожал плечами:

— Со сломанной осью? Не думаю, что лошадь поможет тебе в этом случае. — Однако, говоря это, он достал еще пару монет из своего кошелька и бросил их на телегу, рядом с тем местом, где сидел возница. — Вон там — деревня.

Парень покачал головой и подобрал монеты. Потом он поднялся, спрыгнул с телеги и направился в сторону деревни. Джентльмен проводил его взглядом.

Видя, как он стоит, смущенно озираясь, Кейт решила, что ей самое время продолжить свой путь. Лошадь спасена, ее тайна — вернее, тайна Луизы также была вне опасности. Кем бы ни был этот мужчина, он не мог узнать ее. Несомненно, он решил, что она простая служанка, спешащая по делам своей сиятельной госпожи. Незначительное существо, мало чем отличающееся от спасенного им бедолаги.

Он приподнял шляпу в знак то ли запоздалого приветствия, то ли прощания и повернулся к своей ухоженной кобыле, которая невозмутимо ожидала его на дороге, ярдов в десяти от места основных событий этого осеннего утра.

Кейт полагала, что новоприобретенное животное покорно пойдет за своим хозяином с тем же жалким и униженным видом, который оно воистину собой представляло. Однако конь не склонил головы; напротив, едва мужчина подвел жеребца к тому месту, где мирно стояла его кобыла, тот яростно взмахнул гривой. Жеребец гневно заржал и принялся гарцевать на своих худых, в шрамах и рубцах ногах.

Серая кобыла опустила голову и отступила на шаг назад.

— Вы полагаете, они пойдут спокойно вместе? — спросил джентльмен.

С уходом возницы они остались вдвоем на этом холме. Он не мог адресовать свою речь ни к кому другому, кроме Кейт.

Кейт взглянула на него, уже успев пройти несколько шагов по дороге к дому. Она не смела заговорить с ним. Ее интонации, несомненно, выдали бы в ней леди, и здесь бы уже не помог никакой маскарад с одеждой. Она покачала головой.

Мясо оскалился на кобылу, недовольно раздувая ноздри. Его взгляд недвусмысленно говорил об одном: «Держись от меня подальше. Я дикий и опасный жеребец!»

Джентльмен переводил взгляд с одного животного на другое.

— И я думаю, что нет. — Мягкая смущенная улыбка тронула его губы, и он снова повернулся, чтобы взглянуть в глаза Кейт, еще раз остановив ее бегство.

Его неугомонный тревожный взгляд пробудил в ней странные чувства. Что-то в этом человеке — его голос, спокойная уверенность в себе — заставило ее замереть, по коже пробежал холодок. Она определенно знала его.

Или, быть может, ей только хотелось, чтобы все было именно так, и Кейт просто вообразила себе это чувство непонятной, но притягательной близости. Она бы обязательно запомнила такого мужчину.

Когда он снял шляпу, Кейт заметила, что, в отличие от других лондонских джентльменов, его лицо выглядело загорелым. Его плечи были прямыми и широкими, и заслуга в этом принадлежала вовсе не его портному. Он отвернулся от своего коня и направился к Кейт.

Нет, она определенно никогда бы не забыла такого джентльмена. Брошенный им на нее взгляд заставил ее почувствовать себя неловко — он смотрел так, будто ему были известны все ее секреты. Будто сознание этого доставляет ему неизъяснимое удовольствие, вызывает веселую улыбку.

— Итак, — проговорил он, — мы попали в весьма щекотливую ситуацию, миледи.

Миледи? Леди не носят колючие, серые, неудобные плащи. Они не скрывают свои прелестные личики под бесформенными чепчиками. Неужели он заметил роскошное прогулочное платье, когда подсаживал ее на стену? Или же он знает, кто она такая?

Он невольно окинул ее фигуру с головы до ног типично мужским взглядом, потом снова принялся рассматривать ее лицо.

Кейт не была такой дурочкой, чтобы сожалеть о том, что он спас ее из-под копыт взбесившейся лошади. Однако она искренне желала, чтобы он выехал сегодня по своим делам пораньше и не встретился на ее пути. Хорошо, что он, по крайней мере, ничего не сказал по поводу ее нелепого наряда. Вместо этого он…

— Это, — весело сообщил ей джентльмен, потрясая зажатыми в кулаке поводьями новоприобретенного жеребца, — напоминает мне одну из проклятых логических загадок, которыми изводили меня мои приятели в Кембридже. Пастух, три овцы и волк должны переправиться через речку в лодке, в которой могут поместиться лишь двое…

Понимание — и разочарование — внезапно настигли ее. Неудивительно, что он не хочет вызвать у нее гнев, задавая дурацкие вопросы о необычной одежде и одиночестве. Он был одним из тех мужчин. И именно поэтому он обратился к ней с такой легкостью и претензией на знакомство. В его тоне сквозили определенные надежды, столь не соответствующие подчеркнуто формальному обращению «миледи». Она вспомнила, как его рука оказалась на ее талии, и словно вновь ощутила прикосновение его разгоряченного тела. Тогда она ничего не заметила, кроме внезапного толчка и краткого касания крепких мужских рук, убравших ее с пути разъяренного, испуганного жеребца. Теперь же ее кожа покрылась мурашками там, где он сжимал ее в объятиях, будто бы взгляд его пробудил к жизни ее плоть.

И если он знал ее достаточно хорошо, чтобы рискнуть попытать счастья выиграть это постыдное пари, значит, он с тем же успехом способен был пересказать в обществе последние слухи о ней. И эти слухи, эти сплетни вполне могли достичь ушей Харкрофта. Теперь перед ней уже не стоял вопрос, услышит ли Харкрофт об этом случае, вся проблема заключалась в том, что именно ему расскажут и когда.