— Два года? Так, значит, уже два года, как лондонские джентльмены заключили пари соблазнить вас?

— А чего вы ожидали? Вы оставили меня ровно через три месяца после свадьбы. — Кейт отвернулась.

Даже под этим бесформенным толстым плащом он заметил, как напряглись ее плечи. И он ждал, ждал хоть какого-нибудь проявления эмоций. Резкой, гневной отповеди, обвинений. Чего-нибудь.

Но когда она повернулась к нему снова, только обтянутая перчаткой рука, неловко вцепившаяся в складки плаща, выдавала ее чувства.

Улыбка, эта проклятая очаровательная улыбка снова была у нее на устах.

— Я полагаю, ваш отъезд прозвучал как звук охотничьего рога для ваших приятелей. Вы бы не смогли лучшим образом провозгласить открытым охотничий сезон на леди Кэтлин Кархарт, даже если бы дали объявление в определенных кругах светского лондонского общества.

— Нет, это уж точно не то, чего я добивался.

И это было правдой. Тогда Нед мечтал совсем о другом. Он отправился в Китай еще совсем мальчишкой, юным идиотом. Достаточно взрослым, чтобы настаивать, будто он уже вырос из юношеского возраста, и недостаточно умным, чтобы понять, что это утверждение еще весьма далеко от истины. Все свои предшествующие годы он провел, играя роль беспутного и бесполезного «запасного» наследника своего кузена, место которого в любой момент мог занять законный отпрыск маркиза Блейкли.

В конце концов, он сам устал от своей бесполезности. Женившись, он всеми силами стремился доказать, что уже не ребенок. Что может взяться за любое задание, каким бы сложным оно ни было, и выполнить его, продемонстрировав всем окружающим, что стал сильным и надежным мужчиной.

Он это сделал.

Тогда женщина — тем более женщина, уже поклявшаяся и любить, и почитать его, — не показалась ему таким уж большим препятствием для исполнения его честолюбивых планов.

Нед покачал головой и взглянул на Кейт.

— Нет, — повторил он. — Когда я уезжал, я и не пытался дать знать об этом никому в Лондоне, я не общался со своими приятелями. Я не имею отношения ни к чему, связанному с вашим именем.

— Ох. — Ее губы скривились, и она невидящими глазами посмотрела вдаль. — Что же, пусть будет так. По крайней мере, хорошо, что вы соблаговолили сообщить мне об этом.

Кейт отвернулась и пошла прочь. Нед почувствовал, как у него заныло под ложечкой, будто бы он сказал или сделал невообразимую глупость. Однако не мог понять, в чем она заключалась.

— Кейт, — позвал он.

Она остановилась. Его жена даже не взглянула на него, однако что-то в ней, возможно напряженная линия ее профиля, выражало беспокойство. Он запнулся.

— Это пари. Кто-нибудь его выиграл?

Кейт сжалась, но все-таки повернулась в его сторону.

— Ах, дорогой мистер Кархарт. — Она, наконец, назвала его по имени, произнеся эти несколько звуков с презрительной горечью, еще более подчеркнувшей печальную формальность официального обращения. — Если мне не изменяет память, я поклялась «отказавшись от всех других, хранить себя только для вас в течение всей своей жизни»[8].

Нед нахмурился:

— Я вовсе не ставлю под сомнение вашу честь.

— Нет. — Она встала подбоченившись и с вызовом посмотрела ему в глаза. — Я всего лишь хочу вам напомнить, что не я забыла наши брачные обеты.

С этими словами Кейт посмотрела на дорогу, ища взглядом серую кобылу. Потом она глубоко вздохнула и отвернулась опять. На секунду Нед вообразил, как снова берет ее за руку, как разворачивает к себе лицом. В его фантазиях она не смотрела на него с такой печалью, опасливо отодвинувшись от него на максимально доступное расстояние. Нет, расстояние — это последнее, что ему нужно было между ними…

Кейт бросила на него последний взгляд и направилась к его кобыле, спокойно жевавшей травку у дороги.

— Знаете ответ на вашу загадку? — спросила она. — Возьмите другую лодку.

Она взяла его лошадь под уздцы и обернула поводья вокруг запястья. Прежде чем Нед успел сказать что-нибудь, Кейт уже направилась вниз по дороге.

Реакция Чемпиона на кобылу Неда не оставляла последнему ни малейшей надежды на то, что ему удастся подойти поближе к Кейт, иначе их ожидало повторение сегодняшней сцены со всеми скачками и кульбитами вставшей на дыбы испуганной лошади. Волей-неволей ему пришлось тащиться за ней, чувствуя себя гадким утенком, плывущим за прекрасным лебедем.

В воздухе носились запахи свежей земли и осеннего солнца. Его жена шла в десяти ярдах впереди. Она шагала с таким видом, будто решила, что сможет полностью избавиться от его неприятного присутствия, если только ей удастся достаточно быстро передвигать свои ножки. Возможно, это было сумасшествием, но он представил себе, что даже чувствует источаемый ею слабый аромат — этот полузабытый запах превосходного туалетного мыла и сирени. И еще более глупым было смотреть ей в спину и думать, что еще могло с ней произойти за то время, пока он ее не видел.

Ее волосы, по крайней мере те несколько прядей, которые выбивались из-под этого бесформенного серого чепчика, которые ему удалось разглядеть, были по-прежнему серебристо-белыми. Ее серые глаза также вспыхивали, когда она сердилась. Что же касается ее талии… Он ни капли не погрешил против истины, когда заявил, что узнал ее, едва дотронувшись руками до талии. Он не так часто обнимал ее в прошлом, но этого все равно было достаточно. Кейт казалась ему такой необыкновенно изящной, утонченной, с элегантной, словно точеной фигуркой. А эти ее огромные прекрасные серые глаза, обрамленные невозможно длинными и пушистыми ресницами.

Когда он женился на Кейт, она казалась ему ярким, веселым, жизнерадостным созданием. Как бабочка, чьи крылышки сверкают, переливаясь разными цветами на солнце в июньский полдень. Стоило ей улыбнуться, и Нед готов был поверить, что июнь продлится в его жизни вечно, теплый, светлый, под голубым и безоблачным небом. Однако он инстинктивно сторонился этих обещаний вечного лета. Да и к тому же кто будет разговаривать с бабочкой о снежной, холодной зиме, какими бы яркими и блестящими ни казались ее крылья.

Меньше суток в Англии оказалось достаточным, чтобы осознать, какую опасность для его выдержки и самообладания представляет его жена. Хладнокровный мужчина не должен хотеть посреди белого дня прижать ее к этой проклятой каменной стене. Владеющий своими чувствами мужчина будет наслаждаться милыми, нежными и безоблачными прелестями семейной жизни.

Что ж, Нед вступил в поединок с капитаном королевского флота ее величества и вышел из него победителем, он отдавал приказы чиновникам Ост-Индской компании. Он уже не был тем безмозглым, дурашливым мальчишкой, который покинул Англию три года назад, чтобы показать миру, на что он способен. И он вовсе не собирался позволить какому-то желанию овладеть им, лишив его самодисциплины и контроля над эмоциями.

Дорога бежала себе дальше, и его шерстяной сюртук постепенно покрывался тонким слоем пыли и грязи. Вскоре они свернули с дороги на широкую аллею, по обеим сторонам которой росли высокие деревья. Нед прекрасно знал этот путь — они приближались к Берксвифту, его загородному имению, знакомому ему еще с детства. Он подумал о том, что теперь, за прошедшие три года, Берксвифт стал также и ее домом. Как причудливо, однако, переплелись их жизни даже в его отсутствие!

Едва они свернули на узкую, ведущую к дому дорожку, воздух наполнился умиротворяющим запахом свежевспаханной земли, подготовленной под посадку озимых. Еще до того, как они преодолели небольшую аллею деревьев, загораживающих усадьбу от дороги, Нед воочию представил себе их старый фамильный дом — отливающий на солнце золотистым цветом каменный фасад, три длинных крыла, полукруглый пологий пандус для экипажей. В это раннее утро двор должен был быть еще пустым, словно застывшим в ожидании суматошной дневной сутолоки.

Однако едва они миновали рощицу молодых березок, двор вовсе не показался им пустым. Напротив, у подъезда к дому толпилось множество слуг. Причина их столь бурной активности в этот неурочный час также представлялась вполне очевидной. Три тяжелые черные кареты стояли около парадного подъезда. Нед смог даже разглядеть фамильный герб владельца, в котором преобладали голубой и серебряный цвета на ближайшем к нему экипаже.