КАК ПОП РАБОТНИКОВ МОРИЛ

Вот в некотором царстве, в некотором государстве,

именно в том, в каком живем мы, жил

один мужик. У него было три сына — два умных,

а третий дурак. Жили очень бедно. Отец посылает

сыновой:

— Идите хоть один в работники: дома делать

нечего.

Сыновья собрались; ни тому, ни другому не

охота итти в работники; вздумали жребий кинуть

— кому итти в работники. Кинули жребий,

досталось большаку-брату итти в работники.

Большак-брат справился и отправился в путь-дорожку.

Поступил в работники к попу. Тот его почти

ничем не кормил, проморил зиму. Ушел большак.

На другой год отправился к попу средний

брат и тоже чуть с голоду не помер.

Настала очередь меньшому брату итти, Ивану-

дураку. Вот он снарядился и отправился в путь-

дорогу. Вышел —подает поп навстречу ему.

— Далеко ли, добрый человек, идешь?—спрашивает

поп.

— Иду себе места искать, — говорит.

— Ну, наймись ко мне в работники.

— Найми, — говорит.

— Сколько дашь?

— Сто рублей дам, — говорит, — за зиму.

— Ну,а сто рублей дашь, я и жить буду,—

говорит.

— Ну, станешь, дак садись в сани и поедем

со мной.

Сели в сани и поехали к попу. Приехали к

попу. Поп чаем напоил, ужином накормил.

— Ложись спать, — говорит. — Утром ехать за

сеном.

Утром поп будит с полночи работника.

— Вставай, надо ехать!

Сам чаю напился, отзавтракал, а работника не

кормит на дорогу. Работник запряг пару лошадей.

— Ну, садись, батька, поедем,—говорит.

Сели и поехали Выехали за поле.

— Батька,—говорит,—я веревки забыл. Нечем

сено завязать.

— Экой ты чудак! Еще хорошо — скоро вспомнили.

Беги, я подожду.

Иван-дурак прибежал к попадье.

— Матка, давай скорей белорыбник и бутылку

вина. Поп велел дать.

Попадья сейчас подала. Работник побеяшл.

— На веревки, батька. Теперь есть чем сено

вязать!

Верст сорок проехали. Наклали они возы, завязали.

Поехали домой — сумерилось, а еще верст

сорок ехать домой. Иван-дурак выпивает на возу

из бутылки и белорыбником закусывает. Поп и

говорит Ивану-дураку:

— Ваня, гляди. Есть дорога направо, как бы

туда лошадь не сбрела. А я дремлю.

— Ладно, батька, поезжай. Я усмотрю эту

дорогу.

Ваня идет и смотрит эту дорогу. Увидал эту

дорогу, скочил с воза и отвел лошадь в сторону

по той дороге, по которой не надо было

ехать. Проехали они по этой дороге верст пятнадцать.

Потом поп проснулся. Осмотрел место.

Видит, что в сторону едут неладно.

— Ваня, ведь мы неладно едем!

— А я, — говорит, — почем знаю, ладно или

неладно. Ведь ты впереди едешь, а я за тобой.

— Экой, Ваня. Как я наказывал, что посмотри,

дорога направо будет, а ты и заехал.

— Ишь, сам впереди, а я и заехал!

— Ну, стало быть, Ваня, делать нечего. Надо

ехать по этой дороге. Должна тут быть деревня

недалеко, нужно нам в ней ночевать.

Так поехали дальше продолжать. Приезжают

они в одну деревню. Поп посылает работника:

— Пойди, просись ночевать вот у такого-то

мужика.

Работник побежал к дверям. Видит, двери

заперты. Сейчас же вышла большуха, двери отворила.

Работник вошел и просит хозяина:

— Пусти нас с попом, пожалуйста, ночевать.

— Милости просим, — говорит, — ночуйте.

— Да, пожалуйста, я вас прошу, попа ужином

не кормите: накормите, он еще больше ошалеет.

Примолвите так, а сад ять —не садите более, а если

посадите, так не взыщите, если ошалевать будет.

— Ну, ладно.

Работник лошадей выпряг, поставил к возам.

Вошли в избу, разделись поп и работник.

— Поужинать не хотите ли, батюшка?

Пои на ответ ничего не подает, а работник

свернулся, да и за стел. Работник отужинал, как

ему надо, а попу сесть неловко: только примолвили,

а больше не садят; а есть очень хочется.

Так работник отужинал, полез на полати, и поп

за ним. Работник захрапел, а попу не спится.

Работника тычет под бока.

— Работник, ведь я есть хочу!

— Ох, мать твою, косматый леший! Садили

тебя есть, не садился. Ведь не дома, где попадья

за руки садит. Поди, я видел у болынухи горшок

каши стоит, пойди ешь.

Поп сошел с полатей, разыскал горшок в сошке.

— Работник, — говорит, — чем я кашу есть

буду? Ложки мне не найти, — говорит.

— А ты, чорт косматой, навязался. Есть ему

дал, и то спокою не дает. Засучи руки и ешь так!

Поп загнал туда руки и обжег, — а там не каша

была, а вар. Вот он и забегал с горшком опять.

— Работник, ведь мне рук не вынуть.

Работник и говорит:

— Ишь, лешего косматого навязало на меня.

Всю ночь спокоя не даешь со своей кашей.

Была месячная ночь значит.

— Вон,— говорит, — у порога точило лежит,

брякни горшком об него и вынешь руки-то.

Поп разбежался, да как хряснет об это точило.

А это лежало не точило, а хозяин лысый спал.

Поп об его лысину и ударил. Хозяин завопил,

а поп вскочил, да из избы вон: испугался.

Тогда все хозяева вскочили за огнем. Хозяин

кричит чего-то, работник кричит:

— Куда поп девался?

Не знаю, что и делалось здесь!

Хозяева за работника:

— Зачем старика убили?

А работник за хозяев:

— Куда попа дели? Давайте попа! А нет, сейчас

схожу за десятским: деревню собери! Где хотите,

давайте попа!

Потом хозяева одумались.

— Куда поп девался?

— Давайте, — говорит работник, — триста рублей,

все дело замну, а нет — к десятскому пойду.

Хозяева мялись, мялись, дали триста рублей.

— Только не сказывай, что случилось.

Так работник запряг лошадей и поехал с сеном

домой. Попа нет, значит. Проезжает деревню,

стоит поп у пелевнюшки; стоит, из угла выглядывает,

видит, что работник едет с сеном.

Поп и спрашивает:

— Аль ты, Ваня, едешь-то?

— Я,—говорит,—косматый плут. Ужо в остроге

будешь сидеть. Убил хозяина!

— Неужели его до смерти я, Ваня, убил?

— Да, быть, до смерти. Сейчас ладят за урядником

ехать, протокол составлять.

— Не можешь ли, Ваня, как-нибудь это