Глава шестнадцатая

Под Калугой тоже мел снег. Видимость была нулевая, автобус еле тащился по дороге, уже с трудом преодолевая свежие наметы. Пассажиров на этот раз было больше обычного: на выходные возвращались по своим деревенским домам студенты.

— Леся Павловна, Олежке можно бананы кушать? — спросила усевшаяся впереди девушка в очках. При этом рассматривала она больше плечистого рослого Зырянова, а не мальчишку, расположившегося у него на коленях.

— Можно, — серьезно ответил Олежка. — У меня аллергии от них не бывает.

Все рассмеялись.

— Тогда держи. Один — тебе, один — дяде. У дяди тоже аллергии не бывает?

— Мы с Катей в одну школу ходили, — пояснила Леся, указывая на девушку. — Она нам, выпускникам, последний звонок давала. У меня есть фотография, где я ее на руках держу.

— Было такое, Леся Павловна, было. — Студентка уселась боком на сиденье, чтоб удобней было разговаривать. — А теперь вот уже четвертый курс заканчиваю, если будут места, в нашу же школу и вернусь.

— А я что-то в деревне и школы не видел, — сказал Женька.

— Школа в соседней деревне, это от нашей еще два километра.

— Рядышком, — пояснила Катя. — Я к вам заскочу сейчас, Леся Павловна? Вы мне давно обещали журналы мод дать полистать. Хочу к весне себе сшить что-нибудь…

Пошли женские разговоры, и Зырянов незаметно осмотрел салон автобуса. Из новых лиц — молодежь, старик в старом брезентовом плаще с поднятым воротником, в намокшей кроликовой шапке. Палочка в руках, авоська с кефиром и хлебом на коленях. Он сидит как статуя, не шевелясь, глядя в залепленное мокрым снегом окно. А на заднем сиденье, в углу, дремлет мужчина помоложе, голову свесил на грудь, лица не разглядеть. Кажется, высокий. Фасонное пальто…

— А Женя тебя потом домой проводит. Проводишь Катю, Жень?

Девушка в очках смущенно улыбнулась:

— Да я и сама добегу.

— Вы категорически против такого провожатого? Жаль, — сказал Женька.

— Нет, я совсем не против… Валя, — крикнула Катя подружке, сидевшей сзади, — забеги к нашим, скажи, что я часа через полтора буду дома: у Леси Павловны задержусь.

— Хорошо. Только ты мне тогда дай сейчас конспекты по истории…

Пока студентки разбирались с книгами и тетрадками, Леся зашептала:

— Такая девочка — рукодельница, красавица, а вот в личной жизни не повезло. Ждала парня из армии, а он не вернулся.

— Чечня? — хмуро спросил Зырянов.

— Нет, что ты. Это перед Чечней было. Служил на Севере, познакомился там с одной, у нее и остался. А Катя так ни с кем и не встречается…

— Намек понял. Но я, кажется, стар для нее.

— Не выдумывай. И вообще, разница в годах ничего не значит, если люди друг друга понимают, это прописная истина.

— Вы с Олегом Ивановичем понимаете друг друга?

Лицо Леси сразу стало серьезным, и Женька пожалел о своем вопросе.

— Все, — сказала она. — Подъезжаем. Пора готовиться к выходу.

Автобус остановился посреди деревни, почти рядом с домом Котенковых. Сошли пять женщин. Женька напоследок бросил быстрый взгляд в угол салона. Ему показалось, что незнакомец исподлобья тоже посмотрел на него, но тут же еще сильнее наклонил голову.

— Кто это там, сзади, сидел? — спросил он Лесю, когда они уже поднимались от дороги к калитке.

— Граков, директор районного Дома культуры. Райцентр километрах в шести отсюда, такая же деревня, только чуть больше.

— Спился, говорят, — сказала Катя. — И сейчас пьяный.

— А старик в брезентовке, что впереди сидел, из какой деревни?

Старика, оказывается, раньше здесь не видели. Может, в гости к кому приехал, может, бомж или просто больной человек.

…Через полтора часа журналы мод были просмотрены. И Зырянов пошел провожать Катю. Успокоился ветер, унялся снег, очистилось небо. Высыпали на крепчающий мороз чистые звезды.

Девочка начала было расспрашивать его о войне, но он быстро сменил тему разговора: о войне можно говорить только с воевавшими. А с подружками надо просто трепаться. Этому он научился еще с курсантских лет: обо всем и ни о чем одновременно.

К ее дому подошли быстро.

— А зайдемте к нам? У мамы сегодня блинчики с творогом.

— Да я вам и так надоел уже, наверное.

— Ой, что вы! Вы так интересно обо всем рассказываете! И вообще…

— Нет, Катя, сегодня не могу, поздно уже, но в следующий раз на блинчики приду обязательно.

— Слово офицера?

— Слово.

— Тогда завтра я вас буду ждать… Ну, в два часа, договорились?

— Договорились.

По прямой расстояние между деревнями было таким, что хозяева крайних домов, наверное, могли бы перекликаться, но поросший березняком холм лишал их такой возможности. Зато с вершины его — а дорога проходила как раз через вершину — хорошо различались освещенные окна обеих деревень.

Впрочем, Зырянов смотрел сейчас не на окна. Навстречу ему по середине трассы семенил старик, тот самый, который ехал сегодня с ними в автобусе. Он опирался на палочку и нес в руке все ту же авоську с кефиром.

Старик шел мелкими шажками, взгляд устремился вдаль, и у Женьки появилось такое ощущение, что старик его вообще не видит, хотя они почти поравнялись. Несомненно, это был больной человек. В автобусе он проехал дальше, а сейчас опять топает в ту же сторону. Как маятник двигается туда-сюда, без цели.

Уже спиной, затылком Зырянов почувствовал опасность. Уходя от удара, присел, потом в прыжке завалился на спину, ругнул себя, что далеко упрятал пистолет. Нападавший совсем не по-стариковски, легко, как на борцовском ковре, менял позицию, держа безопасную дистанцию, пробовал зайти со стороны головы.

Женька все же ухитрился, дотянулся до него ногой, и хоть удар получился слабым, но на скользкой дороге человек не удержался, упал. Женька, как ни старался вскочить молниеносно, но все же чуть замешкался, а когда поднялся, увидел направленный точно в свою переносицу ствол. Это был не китайский самопал, а «Вул» — новейший отечественный бесшумный пистолет. Такой видел Женька лишь однажды: в Чечне у армейского разведчика. Тому он достался в качестве трофея.

— Не дергайся, — сказал незнакомец. — Поверь, что у меня нет никакого желания стрелять. Если бы я тебя хотел убить, уже давно курок спустил бы, без всяких спектаклей.

Свободной рукой он сорвал с себя бороду и парик, сунул их в карман плаща.

— И чего же тебе надо, Пилявин?

— Можно, значит, не представляться. Правда, не знаю, как тебя зовут, но это неважно. А надо мне поговорить с тобой. Вставай и топай прямо в лес, там заброшенная ферма стоит. Моя резиденция. Только не дергайся, еще раз прошу. У меня такое положение, что пульну не задумываясь, хоть и не хочу этого. Но своя шкура дороже.

— Часто пулять приходится?

— А, читал, значит, прессу.

Зырянов газет в деревне не читал, не продавались они там, а киоск, расположенный возле работы Леси, был постоянно закрыт. Но Пилявину он ничего не сказал, и тот продолжил:

— Убийцей меня сделали… А я никого не убивал, понимаешь? Не убивал!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: