В биографии приведены лишь некоторые факты, имеющие отношение к нашей теме, а именно данные об участии чекистов в проверке личного состава Военной академии РККА в 1923 г. и указания Ф. Дзержинского по укреплению режима секретности в войсках и по перекрытию каналов утечки важной информации об РККА.

Все сказанное позволяет сделать вывод о том, что и на протяжении второго выделяемого нами историографического периода (вторая половина 50-х — первая половина 80-х гг.) ничего значительного в плане изучения деятельности органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению безопасности РККА опубликовано не было. Это в равной мере относится как к открытым изданиям, так и к «грифованной» учебной литературе ведомственного характера.

Серьезнейшие изменения в исторической науке и мировоззрении стали происходить в нашей стране в период так называемой «перестройки» и продолжались до середины 1990-х годов. Существенное ослабление, а затем и полное снятие цензурного пресса, получение учеными (и не только ими) возможности свободно обсуждать ранее табулированные темы, подогреваемый средствами массовой информации интерес к истории специальных служб нашей страны вкупе с расширяющимся доступом исследователей (а также и искателей «жареных» фактов) к архивохранилищам сыграли в целом свою положительную роль. Серьезным стимулятором изучения деятельности органов госбезопасности стала публикация некоторых итогов работы Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 1930-1940-х и начала 1950-х годов[40].

К сожалению, подавляющее число публицистов, а также часть профессиональных историков очень быстро забыли (ввиду крайней политической ангажированности) слова «архитектора» перестройки М. Горбачева, содержавшиеся в его докладе «Октябрь и перестройка: революция продолжается». Это были слова о чувстве исторической ответственности и исторической правды при оценке нашего советского прошлого[41].

Те, кто писали тогда на исторические темы, достаточно вольно обращались с фактами, действовали по принципу «чем хуже, тем лучше». Объявленный лозунг «устранения белых пятен» в истории подстегнул публикаторскую лихорадку. О проверке и всесторонней оценке фактической стороны того или иного явления практически уже не задумывались.

Изменялась и концептуально-теоретическая база исторических работ. Однако, как совершенно справедливо отметил отечественный историограф Д. Маслов, прорыв в этой сфере «был спровоцирован не поступательным развитием собственно научного знания или существенным обновлением эмпирической базы, а околонаучными реалиями»[42].

Большинство новоявленных концепций было без всякого критического анализа заимствовано из западной историографии. Особым вниманием пользовалась тоталитаристская концепция с ее стержневым элементом — репрессиями. Отсюда и «изучение» истории органов госбезопасности велось под углом зрения реализации их карательной функции. Именно этому было посвящено подавляющее большинство изданий отечественных авторов[43].

Возрастало число переизданий вышедших в разные годы за границей книг эмигрантов и предателей-невозвращенцев, причем эти книги публиковались без обстоятельных комментариев и без учета того факта, что многие из них были созданы под диктовку спецслужб иностранных государств[44].

К счастью для историографии нашей темы, указанные «исследования» и мемуары не имеют к ней прямого отношения, поскольку в них затрагиваются в основном вопросы работы разведывательных органов ВЧК — НКВД и почти не уделяется внимания внутренним проблемам. Это относится и к переводным изданиям западных авторов. Они, в большинстве своем, носят компилятивный характер, приводят факты из писаний перебежчиков. Отсюда перекос и масса неточностей, передержек, ошибок и откровенных фальсификаций[45].

Среди отечественных историков постепенно складывалась группа авторов, которые полностью или частично концентрировали свои усилия на изучении деятельности органов госбезопасности «во внутренней сфере». Они обозначили свои творческие устремления в основном статьями в периодической печати и научных журналах[46].

Их монографии появятся позднее, однако и в них, так же как в вышеуказанных статьях, изучаемая нами тема затрагивалась лишь фрагментально.

К середине 1990-х годов окончательно определился дальнейший путь развития России. Свои идейные корни, свою платформу новая политическая (да и научная) элита стала искать уже не в советском периоде, а в лучшем случае в дореволюционном, хотя и там далеко не все ее устраивало. Большая часть элиты все больше и больше склонялась к «западному» опыту во всех сферах жизни общества. Поэтому научные исследования по истории органов госбезопасности, за исключением вопроса об их роли в массовых репрессиях, постепенно оттеснялись на периферию интересов историков-профессионалов и даже публицистов. Произошла определенная социальная «дезактуализация» указанной проблематики.

В ведомственных научных и учебных заведениях органов госбезопасности постепенно угасал интерес к вопросам истории, и для этого имелись серьезные основания.

Те, кто в силу различных причин добивались ослабления отечественных органов безопасности, в первой половине 1990-х годов почти достигли своей цели: ненавистный им и иностранным спецслужбам КГБ СССР был раскассирован, расчленен на ряд более мелких самостоятельных ведомств; чехарда в их руководящем звене не давала возможности работать «прицельно»; под давлением экономических и административно-организационных факторов развернулся процесс «вымывания» профессионалов из структур разведки и контрразведки. Очернение истории, целенаправленная дискредитация практических действий МБ — ФСК — ФСБ вкупе с низкой и нерегулярно выплачиваемой заработной платой сказались на былой престижности профессии, а следовательно, и на пополнении кадрового состава высокообразованными молодыми людьми.

Резко сократилось число соискателей из практических работников, желающих обучаться в аспирантуре Академии ФСБ по исторической специальности. Недальновидные руководители Академии того времени приняли и реализовали решение о ликвидации самостоятельной кафедры истории отечественных органов безопасности, которую удалось восстановить лишь в 1997 году, к чему автор имел непосредственное отношение.

Таким образом, вне системы спецслужб России и внутри ее лишь считанные единицы историков-энтузиастов своего дела продолжали «ломать голову» над прошлым советских органов госбезопасности, с огромным трудом (прежде всего ввиду ограниченного доступа к публикаторским ресурсам) пробиваясь к заинтересованному читателю и к коллегам, стремившимся познать объективную картину деятельности отечественных спецслужб в ее историческом аспекте.

Среди немногих научных трудов не оказалось тех, которые (пусть и частично) отражали бы проблематику обеспечения безопасности Вооруженных сил нашей страны.

Определенное отношение к избранной нами теме имеют исследования военных историков В. Захарова, С. Мишанова, Р. Савушкина, О. Сувенирова, О. Нармина[47].

Монографии первых трех авторов были изданы гуманитарной академией ВС РФ ограниченным тиражом, поэтому отраженные в изданиях научные результаты практически не сыграли заметной роли на фоне общей безрадостной картины историографии проблемы в первой половине 1990-х годов.

Таким образом, в рассматриваемый нами третий период историографии проблемы выявилось, так же как и в двух предыдущих, отсутствие научных и научно-публицистических работ, посвященных роли органов госбезопасности в борьбе с угрозами для Красной армии.