Annotation

Случайное знакомство в вагоне поезда, которое оказалось на поверку закономерным.

Сергей Боровский

Сергей Боровский

Попутчик

— Добрый вечер! — сказал он и протянул руку для приветствия. — Меня зовут Станислав Аркадьевич.

Мне пришлось оторваться от кроссворда и ответить ему взаимностью.

— Очень приятно. Егор Петрович.

Мужчина сунул изящный чемодан в багажник и опустил полку, немедленно усевшись на нее.

— До Питера?

— Да.

Вопрос, конечно, относился к разряду символических — ночной экспресс до Санкт-Петербурга не делал остановок. Просто есть такой способ завязывания разговора.

— Значит, нам с вами по пути, — сострил сосед, тут же рассмеявшись своей нехитрой шутке.

Похоже, кроссворд мой так и останется не разгаданным. Надеюсь, он не храпит.

— По делам или так?

— Совмещаю.

— Аналогично, — похвалил меня Станислав Аркадьевич. — Еду на форум по перспективному развитию, а заодно и навестить старых друзей. Вы сами не питерский?

— Нет.

— Так я и подумал.

— Что, так плохо выгляжу?

Станислав Аркадьевич игриво погрозил мне пальцем.

— В ваших глазах нет этой вселенской скуки, присущей жителям города на Неве.

Сейчас он достанет копченую курицу и коньяк.

— Так. Что у нас на ужин?

Бутылка «Арарата» водрузилась на стол, и за ней последовали несколько полиэтиленовых пакетов: с целым лимоном, с домашними пирожками, с обрубком сервелата, с куском подтаявшего сыра… А где птица?

Моим вкладом в общее дело стал пакет с апельсиновым соком и ассорти из сухофруктов с орехами — на сегодня я план по калориям уже выполнил.

— За знакомство! — предложил Станислав Аркадьевич.

Теперь мы определим, по какому варианту будет развиваться наша импровизированная вечеринка. Если он осушит рюмку залпом и до конца, то мне останется уповать лишь на скудность его запасов. Если пригубит и поставит на стол — не высплюсь.

Станислав Аркадьевич выбрал первый вариант.

К обсуждению последних политических событий мы перешли, как и положено, после третьего тоста за женщин, а потом мой новый друг решил посвятить меня в некоторые свои секреты.

— Везу с собой доклад, — полушепотом поведал он, похлопывая по стильному «дипломату». — Это бомба! Опасаюсь даже, не рановато ли мне с ней выходить на публику.

Мой слегка окривевший глаз смотрел на него, не мигая, провоцируя на продолжение.

— Только вам, Егор Петрович. Вам одному.

Он щелкнул замком и извлек на свет пухлую стопку бумаги, стянутую по-современному, прозрачным пластиком.

— Здесь, — потряс он в воздухе манускриптом. — Содержатся ответы на многие вопросы. В том числе и ваши. Как вы думаете, что это?

Станислав Аркадьевич выдрал один листок откуда-то из середины документа и протянул его мне.

Я увидел график. Вертикальная ось его, обозначенная как «кг», гордо уносилась вверх, а горизонтальная сигналила через ровные интервалы: 1900, 1910, 1920 и так далее. Сетка, получившаяся в результате взаимодействия осей, несла на себе замысловатую кривую красного цвета, в палец толщиной. Если не брать в расчет частые провалы, дела у кривой шли в гору, гарантируя прекрасное будущее.

— Это график, — попробовал угадать я.

— Совершенно верно! А чего?

— Затрудняюсь сказать.

Станислав Аркадьевич освежил наши рюмки.

— Перед вами — рост потребления лука в России на душу населения за последнее столетие.

После таких откровений я немедленно опустошил свой сосуд и вцепился зубами в лимон.

— Какую картину мы наблюдаем? О чем нам настойчиво кричат эти загогулины и зигзаги?

— Потребление далеко от стабильности.

— Так. А еще что? — продолжал требовать Станислав Аркадьевич.

Спроецировав провалы на ось «икс», я уверенно заявил:

— Первая мировая война негативно сказалась на потреблении этой овощной культуры. То же самое можно утверждать и по поводу второй мировой. Ну, и в перестройку лук кое-кому оказался не по зубам.

Станислав Аркадьевич глянул на меня так презрительно, что я сразу осознал — экзамен провален. Его профессорский палец наставительно постучал по трепыхающейся бумажке.

— Не война сказалась на потреблении, а как раз-таки наоборот. Сначала россияне стали меньше есть лука, а уж потом произошла мировая катастрофа. Если быть предельно точным — запаздывание составило один год.

— Не может быть, — осмелился возразить я, которому со школьной скамьи внушали, что 1913-ый год оказался вполне себе сытным и благополучным.

— Факт! — рассмеялся мне в лицо Станислав Аркадьевич. — Неопровержимый, убийственный факт! Вот ссылки на данные «Роскомстата» и другие авторитетные источники.

— Но это же означает…

— Именно! Вы схватываете на лету. Имея такой график перед глазами, можно со стопроцентной вероятностью предсказывать катаклизмы и потрясения за год до их наступления.

Я схватил листок и принялся изучать прошлогодние данные: ничего такого, потребление смело рвалось вверх.

— Не беспокойтесь, — заверил Станислав Аркадьевич. — Я за этим строго слежу. И при первых же поползновениях, будьте уверены, использую все свои возможности, чтобы донести информацию до широкой общественности.

В этот момент мне захотелось его расцеловать, но Станислав Аркадьевич преградил мне дорогу новым листком, выдранным из недр рукописи.

— Что вы на это скажете?

Передо мной возник опять-таки график. Его сходство с первым было столь же очевидно, как и различия — кривых теперь имелось две: красная и синяя. Они не соприкасались друг с другом, но удивительно точно воспроизводили присущие им обоим колебания.

— Ради Бога! — взмолился я. — Не томите!

— Это рост ВВП!

Мы встали на ноги и выпили за процветание Российского Государства.

Далее я ознакомился с графиком, отображающим демографические процессы и инфляцию. Как легко догадаться, второй являл собой зеркало по отношению к луковой зависимости россиян — он затыкал провалы пиками, и топил горы в безднах. Лук влиял практически на все: на показатели успеваемости в школах и надои молока, уровень патриотизма и православного самосознания, успехи в космической области и ситуацию с коррупцией.

Мы отошли ко сну примерно в третьем часу ночи, а в шесть утра — незадолго до прибытия — нас разбудил вежливым стуком в дверь проводник, предложив освежиться чаем.

На перроне Станислав Аркадьевич вручил мне свою визитку и по-дружески обнял.

— Звони в любое время, Егор. Не стесняйся.

На богатом образчике картона значилось нечто член-корреспондентское.

— Мы еще о многом можем с тобой поболтать.

— Непременно, — ответствовал я, малодушно помышляя о пиве.

Он уже тронулся, было, своей дорогой, но вдруг остановился и вернулся ко мне.

— И ведь это еще только начало, — поднял он вверх свой гениальный палец. — Ты даже представить себе не можешь, сколько еще тайн сокрыто от нас плотным занавесом Природы.

Я не нашелся, что сказать, и Станислав Аркадьевич веско произнес:

— Морковь!

— Морковь?

— Да. Морковь. Подумай об этом на досуге.

Он зашагал от меня прочь, размахивая «дипломатом». Чемодан на колесиках катился чуть сзади. Через минуту его величественная фигура растворилась в толпе, а я побрел на вокзал, терзаемый размышлениями и похмельем.

Сергей Боровский

Houston, 2010