- Дело пустяковое, - пояснил Шнырь своё возвращение Бабаклаве, хотя она ни о чём и не спрашивала. - Без меня управятся. А вас, извиняюсь, мадам, как зовут?

- Клавдия Филипповна, - удивилась вахтерша.

- Очень приятно! Иван Спиридонович.

Он порывисто поцеловал ей руку и присел на краешек стола.

- Филиппом, стало быть, батюшку вашего звали?

- Ну да, - ещё пуще изумилась женщина.

- Эх, какое время было! Какие имена! Не то, что сейчас.

- Это вы верно подметили.

- Воевали? - деловито спросил Шнырь и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Воевали, воевали... От меня ничего не укроется. По выправке вижу. По глазам. – Он достал из кармана пачку «Беломорканала» и протянул её собеседнице. - Угощайтесь!

Они закурили, распространяя вокруг себя едкие облака дыма. Студенты, проходившие мимо, с опаской поглядывали на смирную почему-то Бабаклаву и спешили исчезнуть с глаз долой и от греха подальше. А Шнырь, не останавливаясь на достигнутом, склонился прямо к её лицу и строго спросил:

- Я могу на вас рассчитывать?

- Э… - замялась она, решительно не понимая, что ещё Родине от неё может потребоваться после того, как она завязала и с квартирными кражами, и с алкоголем.

- В общежитии неспокойно, - сказал шёпотом Шнырь и огляделся по сторонам. - Грядёт большой шмон. А это, - ткнул он пальцем в красную повязку на рукаве, - так, прикрытие.

Он резко выпрямился, заставив Бабаклаву вздрогнуть, потом соскочил со стола, оправляя на себе пальто.

- До особого распоряжения! И никакой самодеятельности! Ясно?

- Ясно, - поддакнула вахтёрша, в полной мере осознав лишь одно, что влипла куда-то по самые уши.

Шнырь по-военному, на каблуках, развернулся и скрылся в недрах общаги, оставив Бабаклаву наедине с дымящейся «беломориной».

Дед Магдей отслужил три года в морфлоте. Первые полтора года он учился драить палубу, а оставшуюся часть службы наставлял этому мастерству молодых. Поэтому его представления о мире сводились к нехитрой формуле: если человек способен держать в руках швабру, то с ним стоит иметь дело, а если нет, то от такого лучше держаться подальше.

Во время ежедневной уборки коридора в общаге он любил пройтись по этажам и дать несколько ценных советов салагам. Иногда пускал в ход кулаки. И красноречие, если первое не помогало.

- Кто так делает? - спрашивал он обескураженного полотёра. - Вот завтра тебе дадут автомат? Ты тоже целиться не будешь?

Студенты всячески старались избегать подобных разговоров с ним. Едва на горизонте показывались его вислые усы и тельник, стоящий на шухере кричал:

- Полундра!

Юнги бросались врассыпную и запирались по комнатам до тех пор, пока грозный матрос не покидал их гавань.

В своей комнате Дед Магдей тоже ревностно следил за порядком. Здесь блестел и сверкал каждый стакан, чайник висел мёртво закреплённый на гвозде (на случай землетрясения), постели — всегда идеально заправлены, а в оцинкованном мусорном ведре можно было без опаски кипятить медицинские шприцы.

ББМ и Железный благоговели перед Дедом и даже побаивались его, а их монгольский жилец, приписанный деканатом, в ужасе сбежал после насильственного бритья его юношеской бородки. Впрочем, и без того его жизнь походила на сущий ад: целыми днями он то мыл полы, то чистил кастрюли.

Дед Магдей часто вспоминал службу, ласково называя свой бывший корабль «коробкой», и всякий раз гневался, когда кто-нибудь говорил, что моряки «плавают» по морю, а не «ходют».

- Плавает, знаешь, кто? - серчал он в таких случаях.

Морские истории его по большей части носили бесхитростный и печальный характер. Вот однажды смыло за борт беспечного матроса, не соблюдавшего Устав. Вот как-то раз дали им несвежей овсянки, отчего весь экипаж страдал поносом целую неделю. Вот их отпустили в увольнение, но никто не пошёл, потому что хлынул безжалостный ливень.

Откровенничая, он помешивал ложкой чай в стакане против часовой стрелки, из чего ушлые студенты сделали вывод о том, что Дед отбывал свой призывной срок у берегов Антарктиды (у них ведь там всё шиворот-навыворот и вверх ногами) и голову свою он застудил именно там.

Из одежды Дед Магдей признавал только тельняшку. Она служила ему и нижним бельём, и банным халатом, и ночной пижамой. Но особенную пользу она приносила в драках — прежде всего, психологически, конечно. Появление на поле боя настоящего матроса сразу придавало всей картине героический вид. Враги смущались и шли на попятную.

Чемодан тельняшек стоял у Деда под кроватью, запертый на ключ, и открывался только тогда, когда требовалась новая взамен заношенной до дыр старой. Если верить арифметическим выкладкам, их хватило бы лет на сорок. О том, что случится после, Дед старался не думать, отгоняя прочь навязчивые кошмары.

«Авось, ещё где-нибудь раздобуду, - успокаивал себя он. - Или помру к тому времени».

Поэтому можно себе представить удивление студентов, когда Дед Магдей торжественно вручил Атилле новый тельник. Правда, не насовсем, а только поносить на время праздничного вечера. У бедолаги-гиганта не нашлось никаких вещей, хотя бы отдалённо торжественного вида. А габариты его были столь внушительные, что подобрать чего-либо из гардероба друзей представлялось безнадёжной утопией. Тельняшка же по сути своей безразмерна. Ещё сыскались разношенные Серегины трико, которые прикрыли низ.

Остальные вынесли на суд общественности свои лучшие наряды, купленные на барахолке или в результате удачной вылазки в центральный универмаг.

Серега надел желтую маечку «Puma» и джинсы «Montana», отдав Толяну батничек от «Lee». Лёха облачился в клетчатую рубашку фабрики «Луч», Дед Магдей — в полосатую от «Большевички». ББМ и Железный — в одинаковые тренировочные костюмы «Adidas», отчего стали выглядеть близнецами. Шнырю нашли что-то более-менее приличное в чемодане безвременно отсутствующего монгола.

Объединённый праздничный стол накрыли в 226-ой. Благодаря стараниям Юли, ловкости её многочисленных помощников, а также солидному бюджету, потраченному на продукты, он получился грандиозным. Никакой жареной картошки или рыбных консервов, вместо них — тонко порезанный сервелат, домашние соления, балычок.

- Ну! - выдвинул инициативу Дед Магдей. - Поехали!

Стакан поравнялся с усами, но Атилла попридержал его двумя пальцами, не давая сосуду опрокинуться в томящееся чрево.

- Так не пойдёт, - пояснил он. - Ещё Менделеевым было доказано, что алкоголь в сочетании с бессмысленными тостами однозначно приводит к циррозу печени.

- Праздник же, - вступился за своего капитана ББМ.

- Вот именно! - легко согласился с ним Атилла. - Поэтому не будем портить его пошлыми банальностями и выпьем за этот чудесный во всех отношениях день, который собрал нас всех вместе в этой комнате, за этим роскошным столом. Ура!

- Ура!!! - заорали присутствующие, и Серега мельком подумал про себя, что никакой Атилла не зэк, а, скорее, бывший белогвардейский офицер, которого положили в двадцатых годах в анабиоз, и только теперь разморозили.

«Надо будет на досуге спросить его об этом».

Пока они наполняли деликатесами желудки и разбавляли благородным алкоголем кровь, в общежитии зрела дискотека. В помещении «красного уголка», где ещё вчера велись дебаты, кому и что нести, орудовал местный диск-жокей Игорь. Его опытная команда из трёх добровольцев расставляла по местам оборудование, а он сам пробовал на вкус звук микрофона и сортировал по жанрам кассеты с записями. Медляки — направо, рок-н-ролл — налево. Шедевры ненавистного Запада — сверху, произведения отечественных талантов — на пол. Ну, и совсем уж в надёжном месте — в «дипломате» под замком — хиты сезона, которые народ обязательно потребует на бис.

Вообще-то дискотеки проводились чуть ли не каждую субботу, за исключением тех случаев, когда деканат решал оставить студентов без сладкого за какие-нибудь шалости. Однако отличие их заключалось в том, что по праздникам беззаботное прыгание продолжалось до самого утра. К тому же студенты периодически наведывались к столу, пополняя запасы хорошего настроения. И даже девушки вели себя в такие вечера значительно покладистее.