- От каждого — по способностям, каждому — по делам его!
Ловко опрокинув стопку и даже не скривившись, он тут же завертел головой и защёлкал пальцами.
- Эй, гарсон! - закричал он, как бы опережая опасения «студентов» в том, что их хотят элементарно развести на водку, и поймал за рукав проплывавшего мимо официанта.
Тот нехотя затормозил, изобразив на лице ритуальную скуку. Однако это сонливое его состояние длилось недолго.
- Ты, браток, пошустри, - посоветовал ему Шнырь. - И в накладе не останешься. Что у нас на ужин?
Официант, покосившись на Атиллу, который толсто намазывал бесплатной горчицей хлеб и складывал его стопками в рот, повторил содержание меню. Похоже, что оно нисколько не впечатлило клиента.
- Икорки бы, а? - подмигнул Шнырь.
- Да где ж я её возьму?!
- Фруктов? - Опытный урка что-то незаметно положил в оттопыренный карман официанта. - Я сам из общепита. Знаю, что почём. Так что давай, приложи усилия. И хлеба, пожалуйста, без пенициллина.
Его слова и, главное, действия принесли удивительные плоды. Буквально через пять минут стол был уставлен полным перечнем меню, а в одной из тарелок, целомудренно прикрытой обильной зеленью, они нашли бутерброды с красной икрой.
- Я её специально от посторонних глаз спрятал, - пояснил официант. - А то попадёт мне.
- Не беспокойтесь, - утешил его Атилла. – Вы и глазом моргнуть не успеете, как все эти яства исчезнут в наших желудках без всякого следа. Ни один криминалист не придерётся. За свободу! - поднял рюмку он.
Выпили, и Серега вдруг поймал себя на ощущении, что водка, по обыкновению своему, не просится наружу, и вроде даже как бы приятная на вкус.
«Не расплатимся!» – отчаянно пронеслось у него в голове.
Но внимательный Шнырь, от которого ничего не могло ускользнуть, пообещал:
- Всё в порядке, студенты! Сегодня урки гуляют и платят по счетам. На брудершафт!
Переход на «ты» дался легко, несмотря на заметную разницу в возрасте. Серега окончательно осмелел и стал выспрашивать родословную у новых знакомых. Тут, к сожалению, похвастать им оказалось нечем.
- Детдомовские мы, - пожаловался Атилла. - Ни кола, ни двора. Справка вот только об освобождении да все четыре стороны света.
- А в городе у вас знакомые есть?
- Нет. Мы здесь впервые. Проездом.
Серега хлопнул салфеткой по столу.
- Теперь есть! - с пафосом заявил он. - В общаге всем места хватит!
После этих душевных слов он был немедленно расцелован прямо в губы.
Вечер завертелся в развязно-весёлом ключе. Шнырь тренировал официанта, Атилла травил правдивые байки из лагерной жизни, а Серега с Толяном едва успевали проглатывать многочисленные тосты. В голове становилось легко и просторно, как на складе шапок-невидимок.
Аналогичные метаморфозы происходили и с остальными посетителями «железки» — по мере всеобщего опьянения зал превращался в балаган. Знакомства и спонтанные братания чередовались выяснениями осложнённых отношений, женщины казались доступнее и привлекательнее, лица окружающих — милее, да и вообще, распутный и соблазнительный мир выставлял напоказ свои самые замечательные округлости.
Вокально-инструментальный ансамбль, скучавший в начале программы, теперь гремел без продыху. К нему то и дело подходили разгорячённые граждане, совали купюры и просили спеть что-нибудь именно для них, как будто от этого мелодии становились слаще. Руководитель коллектива украдкой забирал гонорар и провозглашал:
- А сейчас для нашего гостя из солнечного Тбилиси прозвучит народная песня «Сулико».
В перерывах между горными мелодиями проскакивали и «Поворот», и «Кто виноват», но Кавказский фольклор со всей очевидностью преобладал. Оно и понятно — у малочисленной интеллигенции быстрее кончились сбережения, а у студентов такая статья в бюджете не предусматривалась вовсе. Апогея события достигли, когда ансамбль подряд три раза исполнил лезгинку и, словно устыдившись жадности, замолчал.
- У них, что, пластинку заело? - поинтересовался в наступившей тишине Шнырь. - Атилла, разберись!
Великан с грохотом поднялся со своего места, потому что стул каким-то нелепым образом приклеился к его штанам, а затем и отвалился так же нелепо. Со стороны могло показаться, что сейчас здесь начнётся веселуха. Впрочем, что там у бывшего зэка, да ещё подвыпившего, было на уме, никто тогда и не догадывался.
Пока Атилла приближался к сцене, саксофонист нервно колотил по кнопкам инструмента пальцами, кося глазами на плывущую к нему глыбу. Но переживал он совершенно напрасно.
- Уважаемый руководитель коллектива художественной самодеятельности, - откашлялся посетитель. - Не могли бы вы внести некоторое разнообразие в ваш репертуар и спеть нам... Ну, хотя бы «Марсельезу»?
- Как вы сказали? - не поверил музыкант.
- «Марсельезу», - терпеливо повторил Атилла.
- Это в принципе возможно, - начал приходить в себя саксофонист. - Только я слов не помню.
- Так я вам напишу, - не растерялся Атилла.
Он действительно вытащил из карманчика пиджака ручку и молниеносно настрочил текст на клочке салфетки. Довольно-таки аккуратным почерком.
Отговорки кончились, и музыканты собрались в кружок на короткое производственное совещание.
- Значит, так. Играем в соль-мажоре. Мелодию помните?
Получив утвердительные кивки, он в самую последнюю секунду спохватился. Нет, не насчёт денег, как могут подумать некоторые.
- Товарищ! - прокричал он в спину Атилле. - А для кого?
- Для вашего гостя из Солнечного, - с готовностью подсказал Атилла.
- Из солнечного чего? - не понял худрук.
- Просто из Солнечного.
- Ага, - сказал исполнитель, но только для того, чтобы побыстрее разделаться с этим странным заказом.
Если бы кто из присутствующих в зале был знаком со словами настоящей «Марсельезы», он бы к середине песни заподозрил неладное, но люди, собравшиеся в тот вечер под куполом ресторана «Железнодорожный», оказались, в некоторой степени, девственны в вопросах революционного искусства. Мелодию, однако, многие признали, поэтому удивленно завертели головами — не гуляет ли здесь кто из партийного начальства? Нет. Ничего похожего. Только торговцы с рынка и босяки.
Последний куплет, заканчивающийся словами «мы проклятья пошлём наркоманам, пусть забьют себе в задницу план», утонул в шквале аплодисментов.
Все рестораны в городе закрывались по команде обкома Партии ровно в двадцать три ноль-ноль. Этим обстоятельством легко объяснялся тот факт, почему одновременно на улице оказывалось большое количество воинственно настроенных мужчин. Посудите сами: они все хотели куда-нибудь ехать и что-нибудь совершать. Многих даже тянуло на подвиги, но вместо этого они путались друг у друга под ногами.
- Ты чего здесь стоишь? - докопался до Шныря незнакомый тип в полушубке, едва тот показался на крыльце вокзала.
- Какая тебе собачья разница? - удивился уголовник. - Закон, что ли, вышел, запрещающий стоять выпившему гражданину на свежем воздухе?
- А, так ты ещё и борзый! - возмутился забияка, показательно сбрасывая с себя одежду.
Но не успел он сделать и шага навстречу противнику, как чья-то огромная волосатая рука намертво перекрыла ему дорогу.
- Одень, - ласково произнёс Атилла, протягивая обронённый полушубок. - Простудишься. Я вот тоже, как ты, по молодости хорохорился, зимой без подштанников ходил, без шапки, а теперь, видишь? - он показал на свой шрам.
- Ножом? - участливо спросил парень.
- Нет, это осложнение после гриппа.
- А-а-а... Ну, я тогда пойду.
- Иди, конечно, - легко согласился Атилла. - Деньги на такси есть?
- Есть!
На том они и расстались, и очень вовремя, потому что Атилле резко пришлось переключиться на Серегу с Толяном, которые выпали из кабака, как канарейки из родительского гнезда, потревоженного ястребами. Они сразу заелозили ногами по обледеневшему граниту парапета, отыскивая точку опоры. И нашли её в лице своего нового товарища.