***
От приглашения к нему «домой» она в тот вечер не отказалась, легкомысленно не уточнив деталей. Он и сам эти «детали» задвинул куда подальше, на задний план.
Тамара Ивановна удивления не выказала, а Оля бросилась к незнакомой тётеньке на шею, сообщив кучу ненужных новостей. Наверное, поэтому Тоня не убежала тогда обратно, в объятия вечернего города.
Они пили чай, тёща каламбурила как ни в чём не бывало, Оля знакомила тётю Тоню со своими куклами. Угрюмов наблюдал за ними со стороны и находил новую свою пьесу ещё более остроумной и жизненной, чем первая.
- Вы на кого учитесь?
- На кибернетика.
- Разве это женская профессия, возиться с роботами?
- Что вы! Кибернетика — это совсем другое. Много математики, логики, вычислений.
- Ну, ладно, - сдалась Тамара Ивановна. - А кем вы будете работать, когда закончите?
- Так как же, - растерялась Тоня. - Кибернетиком и буду.
Угрюмову пришлось вмешаться, чтобы рассказать про ЭВМ и людей в белых халатах с перфокартами. Образ возымел положительное действие на пожилую даму, далёкую от технического прогресса. Она вспомнила молодость и рассказала, как однажды помогала мужу разбирать и собирать двигатель трактора.
- Я подавала ему детали и ключи. Никогда больше — ни до, ни после — я не слышала от него таких грязных слов.
- В прошлый раз это был танк, а не трактор, - подколол её Угрюмов.
- Разве? Ну да всё равно. Для меня между этими железными монстрами разницы нет.
- А вы, Тамара Ивановна, кто по профессии? - нашлась воспитанная Тоня.
Угрюмов предупреждающе кашлянул, но тёща строго посмотрела на него.
- Мне стыдиться нечего. И заступники мне не нужны. В колонии я работала до пенсии. Не охранником, конечно, а в канцелярии. В мои обязанности входила переписка заключённых.
- Как это?
- Письма проверяла. Чтобы ничего незаконного, никакой крамолы. Они, знаешь, там не о любви друг другу пишут, так что не думай, будто это подглядывание какое. Иногда планы побегов даже обсуждали.
- Что же они такие глупые?
- Не скажи. Они на этот счёт свои словечки изобретают. Вроде бы написано: «получил от тебя носки». А на самом деле оно означает: «конвоир куплен».
- Страсти какие!
- У меня две правительственных награды, - похвасталась тёща. - И пенсия особая. И квартиру дали в приличном районе, улучшенной планировки.
Разговор получился в итоге весёлый, но чем темнее становилось на улице, тем тревожнее выглядело Тонино лицо. Она имела все основания уйти, но почему-то не уходила. Но и ближайшее будущее явно пугало её неопределенностью.
- Вы же останетесь у нас ночевать? - спросила тёща, заставив девчонку непроизвольно вздрогнуть.
- Конечно, - опередил её с ответом Угрюмов. - Можно постелить ей в зале или у Ольки.
- Со мной! Со мной! - закричал радостный ребёнок и второй раз за вечер помог Тоне принять трудное решение.
- И правильно, - резюмировала тёща. - По улицам шататься в такой час небезопасно.
Она ушла наводить в детской спальне порядок, а Угрюмов сел на корточки у Тониных ног, целуя ей пальцы.
- Ты самая восхитительная девушка на свете, - сказал полушепотом он. - Желаю, чтобы сегодня на новом месте тебе приснился жених.
- Только пусть наяву не суётся. А то получит чем-нибудь тяжёлым по голове.
- Так ему и передам.
Утром, перед тем, как уйти, Тоня клятвенно пообещала Тамаре Ивановне, что снова придёт в гости на выходные. Оля прижимала к её щеке свою и игриво грозила пальчиком:
- Слушайся бабушку!
Угрюмов посадил Тоню на такси, заплатив водителю вперёд. При этом он шепнул ему на ухо:
- За сохранность пассажирки отвечаешь головой.
- А я что? - удивился тот.
- На всякий случай.
***
Вторая репетиция пьесы новоиспеченного драматурга состоялась через два дня. В нём вдруг проснулся всамделишный автор, в худшем смысле этого слова. Он яростно доказывал «комиссарше» несостоятельность некоторых её подходов, настаивал на важных и пустяковых деталях, ругался. Грозил отозвать рукопись, когда логика давала сбои, и хромало красноречие.
- Вы какое богоугодное заведение заканчивали, молодой человек? - с трудом сопротивлялась женщина. - Ни в какие ворота!
- Это потому, - шипел на неё Угрюмов. - Что ваши глаза зашорены штампами. Идите и промойте их холодной водой.
- Хамите!
- Взаимно!
Актёры с удовольствием наблюдали за перебранкой, которая в своём роде тоже получилась зрелищной. Единственным человеком, которого совершенно не интересовало происходившее на сцене и вокруг, была Тоня. Она лишь мучительно ждала окончания мероприятия, чтобы засыпать кавалера вопросами.
- Тамара Ивановна твоя мама?
- Нет.
- А кто? Мачеха?
- Просто родственник. Бывший.
- Как это?
- Мать предыдущей жены.
- Ничего не понимаю. А Оля? Твоя дочь?
- Нет... Хотя, ты знаешь, ты натолкнула меня на одну интересную мысль. - Угрюмов вдруг стал серьёзным. - С чего ты взяла, что она моя дочь? Мы похожи?
- А что я должна подумать, раз вы живёте вместе?
- Так мы похожи или нет?
И Тоня, глядя на его лицо, понимала ещё меньше, чем в начале разговора.
- Сегодня ты ужинаешь у нас. Не забыла?
- Может, не надо?
- Ты обещала. Тамара Ивановна печёт пирог с горбушей. Специально для тебя.
- Какое это имеет значение? У меня голова идет кругом!
- Я попытаюсь кружение прекратить.
Она сдалась. Доверилась течению. Пирог был восхитительным, Олька — милой и смешной, Тамара Ивановна — доброй и близкой, как мама, а Угрюмов... Он наполнил её расставание с девственностью блаженством, которого она не знала до сих пор. Касания его губ пробуждали в ней бесконечную истому, и руки его заставляли расслабленно трепетать всё тело.
- Одобряю твой выбор, - похвалила Угрюмова тёща. - Ласковая и чистая девчонка. А что ты хмуришься? Чем недоволен?
- Спросить вас хотел.
- Так не молчи.
- Оля... Она действительно Лёхина дочь?
- Вот ты о чём...
- Ей четыре года. Мы развелись с Ирой пять лет назад. Когда бы он успел?
Тамара Ивановна тяжко вздохнула.
- Она с ним встречаться ещё при тебе начала. Извини. От тебя ведь пользы было... От мешка с картошкой — и то больше.
Угрюмов спрятал лицо в ладонях.
- Да, я понимаю. Но ведь Олька похожа на меня. Разве нет?
- Не знаю. Спроси у неё.
- У кого? - опешил Угрюмов.
- Завтра годовщина Ирочкиной смерти. Мы собираемся с утра на кладбище. Потом поминки. Придут самые близкие. Многих ты знаешь. Тоня, кстати, тоже будет.
- Зачем?
- Я ей сказала, и она сама вызвалась. Помочь по хозяйству и прочее. Ты, надеюсь, тоже не пропустишь на этот раз.
***
Тамара Ивановна положила на холмик цветы. То же самое проделали и многие другие, включая Угрюмова. С портрета, не потревоженного пока временем, на него смотрели знакомые насмешливые глаза. Угрюмова Ирина Анатольевна, 1952 — 1979. Она, значит, фамилию менять не стала. А Олька? Чья фамилия у неё? Странно, что все эти вопросы возникают у него только сейчас.
Лёша собственной персоной в сопровождении новой жены вытирает ладонью мокрое лицо. Тамара Ивановна использует для тех же целей носовой платок. Тоня... Два протяжных следа от свежих слёз застыли на её щеках. Над чем плачет она? Тамара Ивановна берёт её под руку. В другой руке Тони греет свою ладошку растерянная Олька.
Ирина как-то призналась ему:
- Тебя можно любить лишь целиком. А когда начинаешь разбирать на детали, то получается что-то совершенно несимпатичное.
- Что не устраивает в моих глазах?
- Лёд.
- А уши?