Единственным человеком на свете, который не радовался успехам Никиты, был Агафонов.

— Рано ему третий разряд дали! — возмущался он. — Знаем мы, у кого тут лапа волосатая. Ну, ничего, вот будет партийное собрание, там мы поднимем это вопрос.

Никита побаивался его праведного гнева и в споры не вступал.

Когда не было работы или температура за бортом опускалась ниже сорока пяти градусов, вся бригада собиралась в мастерской, и начиналось самое интересное — байки из жизни электриков. Они чем-то напоминали детские страшилки про черную комнату и гроб посередине, но нравились Никите даже больше, чем произведения Клиффорда Саймака[4].

Там Никита узнал, как один работник цеха ГПМ опорожнил свой мочевой пузырь на распределительный высоковольтный щит, отчего и сгорел на месте. Но исключительно потому, что попил накануне пивка, так как обычная моча ток не проводит. Стали уточнять фамилию бедолаги и точную дату происшествия, но к единому мнению не пришли.

Грустная история про то, как упал кран, и весь завод встал из-за этого на целую неделю, тоже трогала слушателей, но несколько меньше, чем повесть о шаровой молнии размером с коня, вылетевшей из розетки в кабинете предыдущего начальника цеха. Никита для себя решил уточнить об этом у дяди Миши при первом же удобном случае.

Победителем же в историях всегда выходил Палыч. Они у него получались ну очень уж правдивыми и ни разу не повторялись. Рассказывал он их от первого лица, что тоже добавляло к ним доверия. Самой впечатляющей была байка про главную подстанцию завода высотой в десятиэтажный дом, где, если ломом перемкнуть две фазы, тот сгорал, как спичка, по причине очень большого количества тока.

Иногда бригада задерживалась и после работы, чтобы в неформальной обстановке утилизировать спирт, остававшийся в большом количестве от протирки контактов. Напиток немного отдавал бензином, но горло не жег и хорошо поднимал настроение. В такие дни Никита домой возвращался поздно, чем маму совершенно не радовал, но отрываться от коллектива он считал еще большим преступлением.

Бывали и такие случаи, что наутро кто-нибудь вообще не приходил на работу или появлялся в таком состоянии, что его в течение всего дня прятали от начальства в разных шкафах. Никита сначала относился к этому осуждающе, но потом понял, что так проявляется пролетарская солидарность, воспетая классиками марксизма.

Так, в работе и перекурах, незаметно наступил июнь. Никита без проблем сдал выпускные экзамены в школе и получил аттестат зрелости. Кроме кувалды ему доверяли уже и отвертку, и даже один раз он сам починил «концевик»[5], примотав отгоревший контакт на место с помощью изоленты. Видимо, его старания не прошли не замеченными — главный энергетик предложил ему перейти работать «в смену», дежурным электриком. Никита без колебаний согласился.

От обычной дневной работы эта отличалась, прежде всего, графиком — четыре дня пашешь, один день отдыхаешь — и происходило все это то вечером, то ночью, то днем — по очереди с другими сменами. Заработка давали немного больше, в качестве компенсации за нерегулярную личную жизнь, и этот факт тоже не мог не радовать.

Напарник достался Никите опытный, хотя и молодой. Его звали Вадик, и волосы у него были как у Джона Леннона, только совершенно белые по цвету. Он, как и Джон, любил петь. Часто во время работы от него доносились «На берегу пурпурного залива» или «Чередой за вагоном вагон». Он с удовольствием раскрывал Никите секреты своей профессии и ничуть не задавался.

Заступая на смену, они садились у стола, на котором располагался антикварный телефон и лежал журнал регистрации вызовов. Когда ломался какой-нибудь кран, крановщик звонил в дежурку и сообщал свои координаты. В их обязанности входило зафиксировать факт поломки в журнале и отправиться на вызов. Ночью же, если отсутствовали звонки, они мирно спали на скамейках.

В ту смену еще с вечера пошел дождь, и Вадик пророчески сказал, что выспаться не удастся. И в самом деле, как только они прилегли, начались звонки. Один за другим. Записав их все прилежно в журнал, напарники отправились выполнять свой долг.

— Тока нет, — сказал им радостный первый крановщик и отправился в кабину спать.

Вадик, поковырявшись немного в кишках железного монстра, прокомментировал ситуацию так:

— Предохранитель сгорел.

— Как в радио? — удивился Никита.

— Точно. Только размеры у него побольше, — и Вадик ткнул в круглую железку величиной с артиллерийский снаряд. — Что теперь нужно делать?

— Поменять, — догадался Никита.

— Правильно мыслишь.

Вадик достал из ящика для запасных деталей первой необходимости новый предохранитель и заменил его, но как только он включил питание крана, раздался хлопок, и запахло дымом.

— Так, — сказал Вадик. — Значит, оно не хочет по-хорошему.

В голосе его слышалась угроза. Одев верхонки, он вытащил обратно еще недавно бывший новым предохранитель, покрытый теперь черной копотью, и бросил его на пол.

— Горячий, сволочь! Ну, ничего. Применим «метод научного тыка».

— А что это такое? — Никита с жадностью впитывал в себя свежую информацию.

— Показываю, — произнес Вадик и с этими словами соединил два контакта толстым медным проводом вместо предохранителя. — Это называется «жучок». Он, если и сгорит, то не раньше, чем прибор, который явился причиной нашей бессонницы. И мы его увидим. Теперь даем ток, — сказал он и включил главный рубильник.

Сначала ничего не произошло. Но потом послышалось грозное гудение, раздался треск и где-то на задней площадке крана вспыхнули яркие языки пламени. Вадик отвел ручку рубильника назад.

— Вот и все. Видишь, распределительная коробка горит? Там и было замыкание. Дождем ее залило.

— А дальше что? — спросил пораженный Никита.

— Пойдем в дежурку и запишем в журнал диагноз.

— А ремонтировать?

— Ты что! В ночную смену такие поломки не устраняются. Это работа «дневников». Понял?

— Понял.

Они так и сделали, но звонки в эту ночь не прекращались.

— Пойдешь по этому вызову один, — сказал Вадик. — А то не успеваем.

— Я?! — опешил Никита.

— Не боись. Придешь туда, откроешь шкаф и тяни время. Умное лицо сотвори. А там и я подтянусь.

И они разошлись в разные стороны.

Поломка оказалась страшной. Когда крановщик включал рычаг хода моста, начинали двигаться тележки, а когда он включал тележки, кран превращался в настоящее чудовище, беспорядочно хлопающее своими клешнями.

Никита открыл шкаф и тупо уставился на знакомые, но совершенно непонятные агрегаты. Копируя Палыча, он вызвал к жизни отверткой несколько коротких замыканий, и на этом его фантазия иссякла. Крановщик с надеждой посмотрел на него:

— Ну?

— Дождь, — сказал Никита. — Будем применять «метод научного тыка».

Он достал моток толстой медной проволоки и опутал ею все содержимое шкафа. С сомнением поглядел на получившуюся конструкцию, потом на крановщика.

— Ты отошел бы подальше. А то мало ли что.

Взрыв превзошел все ожидания: у шкафа снесло двери, а внутренности заполыхали насыщенным оранжевым пламенем. К небу повалил густой черный дым, в свете прожекторов выглядевший особенно эффектно.

Крановщик завопил:

— Ты что, изверг, делаешь?

— Не стой на пути прогресса, — уверенно произнес Никита. — И не ссы.

Испуганное лицо Вадика показалось на горизонте, и Никита помахал ему рукой в знак приветствия.