— Хм. А как вы поняли, что это — именно аплинфоль? Вы его когда-нибудь раньше видели?
— Отличный вопрос! Вот представьте, что вы попросили на день рождения у родителей калориметр.
— Как?
— Не важно. Вы слышали от знакомых мальчишек, что есть такой. Утром вы просыпаетесь и видите незнакомый предмет у себя под кроватью. Скажите, какова вероятность того, что предмет окажется именно калориметром?
— Допустим.
Когда я дошёл в своем повествовании до инцидента с ревнивым мужем, майор тут же спросил:
— В больницу ходили?
— Зачем? — опешил я.
— Зафиксировать побои.
— Ну, знаете, я такими делами не занимаюсь.
— Ясно, — рубанул майор и встал со своего места, подав мне руку для пожатия. — Мы свяжемся с вами, как только нам станет что-либо известно по вашему вопросу.
— А прибор?
— У нас всё по-честному. Вам вернут его на проходной.
— Я имел в виду…
Впрочем, к чему метать бисер…
Выйдя на улицу, я подставил лицо мелкому дождику, который организовался за время моего отсутствия на свежем воздухе. Приятная прохлада привела мой мозг в рабочее состояние. И вот что он сгенерировал. Мы не будем вставать на скользкий путь предателей Родины и на поклон к ЦРУ не пойдем. А нужно нам, Федя, самим продвигать наше открытие и внедрять его в массы.
Лучше не сформулируешь.
Как вы уже, наверное, догадались, недостатком идей я никогда не страдал. Поэтому схема дальнейших действий родилась у меня мгновенно. Я сниму помещение и сделаю из него павильон. Выставку. Назову его… ну, допустим, «Салон путешествий в пространстве и времени». Развешаю по стенам наглядную агитацию, фотографии с тех мест, где сам успею побывать, напечатаю брошюры для раздачи и, конечно, сам аплинфоль поставлю посередине зала на мраморную тумбочку. И повалит ко мне народ. Не академики, нет. Простые граждане, с мозолями на руках, в кирзовых сапогах и портянках. Они скорее меня поймут и оценят.
На банковском счету у меня имелись некоторые сбережения — не лаптем щи хлебаем, но я прекрасно понимал, что при нынешних ценах на аренду и услуги их надолго не хватит. А входные билеты продавать я не собирался. Не цирк ведь. Поэтому у меня родилась комбинация по первоначальному накоплению капитала.
Помню, как в июле 1991-го я получил премию за публикацию книги — сорок тысяч рублей. Положил их на сберкнижку, планируя купить попозже «Жигули», и уехал отдохнуть на Байкал. На два месяца. Когда я вернулся, на эти деньги, которые с трудом удалось выцарапать из банка, я купил видеомагнитофон, хорошенько поторговавшись с продавцом. Абсолютно не нужную вещь, но ещё бы неделя, и моих денег на пиво с чипсами бы не хватило.
Да, чуть не забыл: курс доллара скакнул тогда с двадцати пяти до ста тридцати рублей. Вот на нём я и решил заработать.
У меня где-то завалялась старая сторублевая купюра с чёрным Лениным на обложке. Взял я её, родимую, отправился в июль 1991-го и купил четыре доллара. У криминального менялы одного. Тогда за эту деятельность ещё сроки давали. Переместился в сентябрь, продал их за пятьсот, не торгуясь. Чтобы побыстрее, значит. Вернулся в июль, купил двадцать долларов. Продал в сентябре за две тысячи. Ну, и мотался так, пока не собрал два чемодана «зеленых». Мог бы и больше, но менялы на меня как-то косо стали поглядывать. Примелькался, наверное.
Офис я снял в самом центре, нанял крутого дизайнера да парочку молдавских рабочих. Они-то и привели мой павильон к надлежащему виду. За неделю. Ни одного вопроса не задали. Им что путешествия во времени, что забор на даче чиновника — лишь бы платили.
И сторожа я сразу же приставил к делу. Не сутками же мне самому там торчать. Нашёл благообразного такого дедушку, Петра Ивановича. Объяснил ему задачу: сидеть на стульчике у входа и смотреть за порядком.
Потом напечатал в типографии листовки стотысячным тиражом и отнёс их в университет студентам. Чтобы у метро раздали.
В назначенный день открытия выставки мы с Маней нарядились во всё лучшее, что у нас было. Вместо обычного жёлтого такси я заказал лимузин. С шофёром и полным баром. Но у павильона не толпился народ, пресса тоже никак не обозначила своё присутствие, и только Пётр Иванович заботливо открыл перед нами дверь.
— Фёдор! — сказала жена, когда истекли академические пятнадцать минут. — Давай уедем куда-нибудь!
— Ну? И куда?
— Всё равно. Лишь бы подальше от этого позора. Туда, где солнце, море и чистый воздух.
Почувствовала моя благоверная, что муж нынче при деньгах. А может, и вправду? Плюнуть на всё и смотаться на Багамы? Ах, да! Бразилия же у нас по списку. Хорошо, пусть будет Бразилия.
Но в этот момент моей минутной слабости в помещение заглянули первые посетители.
Было их человек десять. От шестнадцати и младше. С шокирующими прическами. В странной одежде. Молодёжь всегда так наряжается, чтобы нас нервировать. Однако я к этому спокойно отношусь.
— Мы только посмотрим и уйдём, — сказал чернявый парнишка, по-видимому, штатный зачинщик всех их проказ.
— Зачем же торопиться? — ответил с ласковой улыбкой я. — Милости просим.
Молодёжь огляделась по сторонам, и Юрик (так звали чернявого) спросил:
— Где мы?
Упрашивать меня долго не пришлось. Я им в двух словах рассказал идею экспозиции, ни словом не касаясь своих проблем — не нужны они им. Старался говорить обыденно, словно речь шла о выставке бабочек.
— Ух, ты! — похвалил меня Юрик, но брызги сомнения все ещё плескались у него в глазах. — А мы что, можем прямо отсюда перенестись, куда захотим?
— Конечно.
— А на Ямайку?
— Куда угодно.
Он повернулся к своим, как бы спрашивая совета.
— Давай на Ямайку! — заорали они в один голос.
Я взялся за аплинфоль, а Маня умоляюще посмотрела на меня.
— Федя, можно я подышу свежим воздухом? Мне что-то дурно.
— Иди, милая, — согласился я.
Найдя на карте нужную точку, я обратился к подросткам:
— В какой город?
— А там что, разные города есть? — удивились они.
Эх, двоечники!
— Против Кингстона возражений нет?
— Нет!!!
Описывать то место, куда мы «перенеслись», я не буду. Во-первых, я не поэт, во-вторых, сами слетайте и посмотрите. Скажу только, что мои ребята сразу нашли там занятие по душе. Состыковавшись с группой чернокожих аборигенов, они принялись выяснять общих знакомых. Вот это мне определено нравится в современной молодежи — они уже сызмальства знают английский. Не то что мы — учили нас, учили…
Пока они развлекались, я искупался в море и тоже обзавёлся знакомствами. Она оказалась из Бугульдейки, и звали её Лена. Кругозор её был не настолько могуч, как те же бедра или грудь, но в целом она производила приятное впечатление. Мы побеседовали о трудностях иммигрантской жизни и выпили по два коктейля. Визитку с её телефоном я на всякий случай прихватил.
— Дед, ты — клёвый, — сказал мне вместо благодарности Юрик, когда мы вернулись обратно.
А назавтра он привёл на выставку другую компанию — человек тридцать. Помощник мой негаданный.
— Хотим на Ямайку! — бодро отрапортовал он.
— Дети! — сказал я. — Почему опять на Ямайку? Разве вы не хотите теперь прокатиться в Антарктиду? Мы могли бы там поиграть с пингвинами и посмотреть на голубых китов. А в Австралию? Кенгуру, утконос, поселения местных индейцев! Сидней, между прочим — один самых чистых и красивых городов мира. Да что я про Австралию! Мы можем перенестись в прошлое! Представьте только: пожать руку Людовику Четырнадцатому. Или кардиналу Ришелье. Поучаствовать в крестовых походах или строительстве пирамид…
— В следующий раз, — перебил меня Юрик. — А сейчас — давай на Ямайку!
— А в прошлое Ямайки не хотите? — ухватился я за интересную мысль.
— Да хоть в будущее, — согласились они.
Так продолжалось неделю. Каждый день Юрик приводил вдвое больше народу, и мы отправлялись в Кингстон. Лена встречала меня, как брата, и даже официанты узнавали и здоровались. Я хорошо загорел и вдоволь накупался. Маня смотрела на меня подозрительно, но ни о чём пока не спрашивала. Пусть. В ближайшее время посвящу её в наши дела.