Могущество Российское будет прирастать ныне Школою!..

М. Ломоносов и др.

Педагогика иностранного языка

Алексей Михайлович Кушнир

Россия 1997

School Technologies № 6

Эта работа продолжает «Азбуку чтения» и «Педагогику грамотности». В названии «Педагогика иностранного языка» (как и в предыдущих) есть некая претензия, которая высказана, но не реализована в должной мере. Я это понимаю, и оставляю вопрос открытым: поработаем над ним вместе.

Задача, решаемая здесь, предельно проста — продолжить разговор. В этом разговоре сообща и допишем нашу педагогику. Иностранный язык —лишь повод, лишь учебная ситуация — своего рода «case study», только предмет этой учебы не иностранный язык, а природосообразная педагогика. Это приглашение поразмышлять о судьбах нашей школы, рассматривая ее через частно-методическую призму. В дальнейшем мы продолжим разговор о природосообразности применительно к математике, к музыке, к другим предметам.

Оказывается, множество учебных дисциплин можно охватить одним взглядом, если не пытаться быть и математиком, и лингвистом, и слесарем одновременно. Для этого достаточно поставить «в фокус» ребенка и его глазами, с позиции его «сущностных сил» примерить к себе (к нему) и физику, и лирику, и технологию выпиливания лобзиком. Этот разговор об иностранном языке в школе — попытка спроектировать технологию обучения, исходя из человеческой природы, это попытка быть человековедом, антропологом, а не методистом.

Профессиональные исследователи вопроса «о преподавании иностранного языка» в своих рассуждениях опираются преимущественно на формально-лингвистическую парадигму. Они образуют «научное» крыло методического истеблишмента. Большинство же учителей-практиков принимают эти рассуждения на веру и пытаются применить их в повседневной работе, по ходу дела занимаясь «обобщением опыта». Есть еще и весьма узкий круг знатоков, ориентирующихся на психологию речи и психолингвистику. Но он в самом деле — узок, и «страшно далек от народа».

Мне сложно определить собственный подход к проектированию систем обучения, связанных с преподаванием языка. Во всяком случае, он коренным образом отличается от вышеназванных. Наиболее адекватный термин — «психологическая инженерия», практически не известный у нас, но не писать же целую главу, которая раскрывала бы это понятие. Если сказать вкратце, то это попытка решить образовательно-инструментальную задачу с позиции природосообразности, когда исходной точкой проектирования учебной среды или учебных средств является психологическая природа ученика, а конечный продукт — технология обучения — обеспечивает кратчайший путь ученика к достижению цели.

Процесс проектирования технологий обучения выглядит в этом случае как функционально-стоимостный анализ, но исполненный не в отношении технической или производственно-экономической проблемы, а применительно к практике преподавания. Универсальное же наименование процесса и продукта — педагогика здравого смысла, уходящая своими корнями в природосообразную народную педагогику, выкристаллизовавшуюся из седых тысячелетий историогенеза. Вооружаясь здравым смыслом, я, конечно, даю повод для критики со стороны радетелей педагогики «научной» или «развивающей». Но знаете, такой подход настолько упрощает достижение практического результата, что при всем желании соответствовать высокой педагогической моде, не могу отказать себе в удовольствии делать дело, полезность которого не требует доказательств. Ну что тут поделаешь, — каждый может, что может.

Дать учителю технологический алгоритм, который будет надежно работать в его руках — такова практическая цель этой работы. Предлагаемый способ достаточно прост, во всяком случае, значительно проще всех существующих методик. Чтобы им овладеть, надо всего лишь избавиться от привычных взглядов на предмет, задачи и средства обучения. Но это — мировоззрение, как раз то, что человек соглашается менять в последнюю очередь. Поэтому нам предстоит длинный разговор, хотя для изложения собственно методики работы достаточно трех-пяти страниц.

Предстоящий диалог с читателем длится для меня уже два десятилетия и стартовал на третьем курсе факультета иностранных языков Благовещенского госпединститута, материализовавшись курсовой работой по методике. Не могу сказать, что был понят двадцать лет назад, не могу сказать, что сумел найти понимание теперь. Просто делаю свое дело, не оборачиваясь на издержки и переживаю этот дичайший парадокс: есть схема обучения, которая даже на умозрительном уровне выглядит убедительной, ясно, что урок иностранного можно сделать в десять(!) раз эффективнее, но она никому не нужна. Удручает то, что на ее пути непреодолимой преградой легли не научные аргументы, а останки «научной» методики в виде предрассудков, живущих в умах десятков тысяч учителей и методистов.

Уже более десяти лет эта концепция обучения обсуждается с учителями иностранных языков на лекциях и внедренческих семинарах. Учителя иностранного — это особый народ. Вначале специфика контингента определяется тем, что на факультет идут люди особенного склада, а затем свою незримую, но точную работу совершает учебный процесс, коренным образом не похожий на учебу по другим специальностям. В итоге учитель иностранного весьма склонен к новациям в области математики, истории, биологии, что проявляется всякий раз, когда он становится завучем или директором, но крайне консервативен, когда речь идет о преобразовании методики в его области. Это наблюдение позволяет мне мириться с тем, что внедренческий процесс идет столь медленно. Трудности восприятия и понимания предлагаемой модели обучения связаны и с тем, что учитель в массе имеет слабую психологическую подготовку. Это и понятно. Существующие курсы психологии в педвузах никак не увязаны в систему с предметными методиками: психология сама по себе, методика тоже. Учитель, возможно, слышал о психологии, но не принимает ее всерьез как инструмент повседневной работы, видя в ней, скорее экзотику.

В контексте данной работы я понимаю психологию как науку о природе человеческой души и не пытаюсь провести строгие границы между психикой, умом, интеллектом и другими понятиями, описывающими это сложное явление человеческой натуры. Здесь рассматривается целостный человек, а не его составные части, например, речь, память, внимание или психика, ум, интеллект, которые без своего обладателя просто теряют смысл. Пока никому не удалось поиметь дело с «просто психикой». Когда же дело доходит до рассмотрения отдельной психической функции или той или иной операции, точкой зрения выступает этот самый целостный человек. Он может иметь свои взгляды, жизненную позицию, хотеть или не хотеть делать что-либо. Под таким углом зрения большая часть методического арсенала нашей школы выглядит сомнительной. Эти сомнения не следует принимать за страсть к критиканству, это страсть к тому, чтобы всякий подобный вопрос решать научными средствами и методами. У меня свои аргументы, у кого-то свои. Я приглашаю своих собеседников вынуть из долгих ящиков аргументы на всеобщее обозрение. В основе аргумента должно что-то быть кроме общеупотребимого: «я считаю» и «мне кажется».

Итак, психология — это наука о природе человеческой души.

В таком понимании психологические знания конкретизируют принцип природосообразности, являющийся краеугольным камнем науки о воспитании и обучении для всех здравомыслящих теоретиков и практиков педагогики. В качестве аргумента в пользу их здравомыслия хочу воспользоваться статьей выдающегося деятеля научной педагогики Фридриха Адольфа Вильгельма Дистервега (1790—1866), написанной в 1830 году, и отсылаю к ней всех неприятелей природосообразной педагогики, бесславное племя которых ведет свой счет с Трофима Лысенко. Поспорьте с Дистервегом!