Ну как тут не позлословить в адрес незадачливых методистов, декларирующих приверженность «научному методу», и тут же опровергающих научность на каждом шагу методических действий.

Например, любое обращение к психологии личности так или иначе высвечивает фундаментальное значение мотивационной основы деятельности. Нет внутреннего мотива — внутренней движущей силы, и всякое дело обречено на провал. Тут и психология, и здравый смысл едины. Методика же иностранного глубокомысленно уповает на «деятельностный подход», и тут же опирается на аксиому о «беспредметности урока иностранного языка». Вот первое и главное расхождение научной методики и науки о человеческой душе. Итог — засилье в школе беспредметных, неинтересных занятий, не опредмеченных своим внутренним содержанием, калечащих поколение за поколением наших детей. Калечащих не только в духовном и интеллектуальном смысле, но и физически. Как? Беспредметные «методические приседания» — упражнения вызывают утомление и хроническое состояние апатии по отношению к конкретному делу. Отсюда вытекают условно-рефлекторная утомляемость и психосоматические заболевания с неизбежными органическими сдвигами в последствии.

«Что такое «неинтересно»?» — задается вопросом доктор медицины В.Ф. Базарный, специально исследовавший проблему школьного нездоровья, — «это когда чувство выведено из-под интеллекта... Еще Павлов показал, что когда информация подается вне интереса, в коре головного мозга формируется центр ее активного отторжения. Так школа готовит тупых и забывчивых детей... Работать вне интереса — значит вне чувства, воли, вне смыслов. Это грубейший слом кода работы коры головного мозга, алгоритм формирования рабства в духе» (Народное образование. — № 9. — 1997. — С. 9). Сегодня с этими выводами не согласятся лишь безнадежно вчерашние, передержанные в рассоле марксистской схоластики «ученые», а вместе с ними и явные неучи.

Факт массовой утраты здоровья нашими школьниками для всех давно очевиден. Но как решают эту проблему «методисты», очутившись в административных креслах, но от этого, увы, не обретя системного мышления? Даешь снижение учебной нагрузки! Долой математику и отечественную историю! И полный молчок (за редкими исключениями) на тему о том, что причины перегрузок не в насыщенности программ, а в способах предъявления информации, в способах организации обучения, в ориентирах воспитания, в научных интерпретациях, наконец. Вместо поиска и реализации педагогических средств снижения психоэмоциональных нагрузок (в силу своей научной импотенции в данной области) они подменяют научное решение проблемы административно-организационными мероприятиями: урезают содержание образования или чередуют шестидневку с пятидневкой, трехлетнее начальное обучение с четырехлетним, сорокапятиминутный урок с сорокаминутным. А от теоретического бреда, с помощью которого все это обосновывается, просто оторопь берет.

В.Ф. Базарный об этом сказал буквально следующее: «Если вопрос стоит так: работать по старой методике обучения, где главные приоритеты — сумма знаний, образовательный стандарт, то уменьшение количества часов и учебной нагрузки проблему здоровья школьников не решит. Если же сменить научную платформу в подходах к образованию и работать в режиме психомоторного раскрепощения и сенсорной свободы школьников, пользуясь здравоохраняющими технологиями и механизмами, то тогда детям нужно будет даже наращивать содержательные нагрузки в рамках традиционных школьных предметов. Если ребенку интересно, то он уже в три года задает до 400 вопросов в день!».

Чего стоит, например, пресловутая «смена видов деятельности», когда у ученика заведомо, всей мощью учительского авторитета и изощренным ежедневным тренингом, формируется поверхностное отношение к делу, скачкообразная манера вести дело и неспособность включиться в него. В психологии состояние вработанности связывают иногда с послепроизвольным вниманием, которое, конечно же, не исчерпывает собой всего многообразия процессов, образующих такой режим работы. Эти ученые, что, сроду не видели увлеченного, погрузившегося в то или иное занятие ребенка, способного часами с энтузиазмом, неутомимо гонять компьютерную стрелялку, или в один присест пересмотреть несколько фильмов на видеокассетах? Это потому, скажут они, что ребенок делает все это с увлечением, с внутренним интересом. Правильно! А учебный процесс, что, по определению не может быть интересным, увлекательным, строиться на внутреннем мотиве? Подлинный научный подход в ключевой — мотивационной — проблеме образования заменен «сменой видов деятельности». А раз учение в понимании этих знатоков заведомо процесс неинтересный, то из этого следует, что ИХ педагогика (методика, технология) — это педагогика насилия. Именно насилие над собой ребенок способен выдержать в течение пяти-семи минут, именно «смена видов насилия» — метод ИХ педагогики.

Доминирование в педагогике ИХ научной школы, обосновывающей беспредметность (безмотивность) учебной деятельности, насаждающей подготовительные (тренировочные), специфически учебные деятельности, исчерпывающе объясняет отсутствие исследований, направленных на поиск источников внутренней мотивации деятельности на додеятельностном этапе, на разрешение проблемы моделирования предметной и продуктивной деятельности в учебном процессе и проблемы не угробить мотив, интерес к делу в процессе формирования навыка. Решение всех этих проблем ОНИ подменили выдумкой о неустойчивости детского внимания и «сняли» ее «сменой видов методических приседаний».

Самые понятные результаты этой подмены, блестящие примеры такого — придурковатого — образа действия, это когда искренне любящий сказки и стихи дошкольник к третьему классу начинает тихо ненавидеть чтение, когда влюбленный в музыку ребенок начинает ненавидеть занятия музыкой, когда романтичный, мечтающий побывать в дальних странах ребенок, за два пустых года разочаровывается в уроках иностранного языка.

Надо четко обозначить критерии очеловеченной педагогики, уйти от дрессуры к технологиям «пробуждения души». Первый шаг любого обучения — это воспламенение внутреннего желания чему-то учиться. (А «дровишки» — врожденный ориентировочный рефлекс, очеловеченный жизнью среди людей и переросший в интерес и увлеченность). Второй шаг — создание условий для того, чтобы пламя внутреннего желания не угасло. И только тогда — третий шаг — знания, умения и навыки. Если этот третий шаг и в самом деле будет подготовлен, то он совершится сам по себе.

Получается, что этология располагает сегодня описаниями педагогики животных, которая тоньше и — не удивляйтесь — человечней наших школьных алгоритмов, в которых природная целостность человеческого восприятия, сознания, личности просто не принимается в расчет.

Что мы имеем сегодня на уроке иностранного языка? 90 процентов учебной практики — условно-речевые имитационные упражнения, лишенные нормальной мотивационной базы. «This is а table!» — бодро произносит учитель. Это стол! Это окно! Это тетрадь! Это доска! Это монитор... Что делает учитель? Он что, с дегенератами разговаривает? Что он может развивать, этот «условно-важный» треп, соответствующий умственному возрасту двухлетнего ребенка? Здесь думам просто нет места. Здесь чувствам просто нет места. И что в итоге? То, что только и может быть: в одно ухо влетает — из другого тут же вылетает. А иначе чем можно объяснить годы безрезультатных усилий?

Создатель этого методического абсурда был совершенно прав, полагая, что первые недели обучения иностранному языку должны сформировать простейшие фонетические и артикуляционные модели, фонетический образ иноязычной речи. Но в полном соответствии с вековой традицией нашей школы совершенно проигнорировал мотивационную составляющую деятельности — наличие или отсутствие внутреннего желания заниматься именно этим. Восполнить этот пробел учитель пытается с помощью рациональных пояснений, какое это важное упражнение, с помощью красочного сюжета урока, с помощью частой смены видов деятельности и прочих ухищрений. Все напрасно! Там, в тех условных — тренировочных, имитационных — действиях, нет пищи для ума, почвы для движений души. «Универсальный исправитель» всех дурных методик — учитель, принимающий на себя и первый, и главный, и последний удар, будь то жестокие ученики, плохие учебники или слабая материальная база, восполнить собой мотивационную ущербность условных деятельностей не в состоянии. Вот так позитивные ожидания от «учета психологических закономерностей» в отношении речевого генеза разбиваются о мотивационный остов человеческой личности.