Падая, Каэтана пребольно стукнулась об пол, но уже не стала этому удивляться. Просто поднялась на ноги и сказала самое нелепое, что можно было придумать:

– Добрый вечер.

Человек за столом поднял на нее слезящиеся, налитые кровью глаза и... просветлел. Казтана прежде не видела никого, кто настолько радовался бы ее появлению. Главным чувством, отразившимся на лице человека в серебряных доспехах, было ни с чем не сравнимое облегчение. Так, вероятно, выглядят каторжники, с которых снимают дети и выводят из каменоломни, объявляя помилование. Он откинулся на высокую спинку стула, украшенную извивающимися не то змеями, не то драконами, и прошептал побелевшими сухими губами:

– Ты пришла, слава Древним!..

А манекен в человеческом облике даже не обратил на нее никакого внимания.

– Это ты звал меня? – спросила Каэтана, твердо решившая разобраться со своим взбесившимся подсознанием.

– Я! Я зову тебя уже несколько лет, из ночи в ночь. Я уже отчаялся, но нам надо торопиться, – слышишь, что происходит в замке? Он уже близко, а у меня нет сил удержать Его...

– И что теперь делать?

Каэтана не ожидала, что ее естественный и довольно невинный вопрос вызовет такое отчаяние у собеседника. Он схватился руками за голову, затряс ею, словно отгоняя наваждение, и прохрипел:

– Неужели ты ничего не помнишь?

– Нет, – безмятежно ответила она, но ощутила, как знакомый холодок пробежал по позвоночнику. Голова кружилась, и глубокая царапина, нанесенная тварью, все еще кровоточила и довольно сильно болела.

– О боги, боги! Неужели вы выиграли? Нет!!! – вдруг закричал маг. – Нет! Иди сюда, ну же! Быстрее!

Испуганная его воплем, Каэтана подчинилась безропотно. Она шагнула через меловую черту, подошла к столу и вложила свою руку в его, протянутую ладонью вверх. В этот момент манекен в соседнем кресле пошевелился и закрыл глаза. Маг притянул Каэтану к себе и заставил ее встать рядом с креслом манекена.

– Прости мою непочтительность, – прошептал он вдруг, – но если ты ничего не помнишь, то у нас еще меньше времени, чем я предполагал, да и шансы, говоря по правде, равны нулю. Но все же ты должна попытаться. Нельзя не жить и не умирать. Ты сама говорила это. Ты просила напомнить тебе, если забудешь, если мы встретимся вот так....

Его голос прервался, он еще крепче сжал ее руку.

– Теперь самое главное – воссоединение. Никаких расспросов. Надеюсь, они продержатся еще минут двадцать.

Он повернул Каэтану лицом к ее подобию и легонько толкнул вперед. Повинуясь безотчетному импульсу, Каэтана потянулась к сидящей за столом даме, и та, слепо вытянув перед собой руки, начала шарить ими в воздухе, словно разыскивая своего близнеца, умоляя его о единственном прикосновении. Миг, когда они встретились, Каэтана не запомнила. Она только успела ощутить, что проваливается в бездну, охнула и оцепенела. Видимо, сознание на несколько минут покинуло ее. А когда она очнулась, то сидела за столом, рядом с человеком в серебряных доспехах.

На ней было голубое платье, отороченное мехом; руки были украшены драгоценностями, которыми Каэтана успеха залюбоваться, несмотря на всю невероятность своего положения. Тело невыносимо ныло. Кроме нее и мага, в комнате никого не было. Он пристально вглядывался в ее глаза. Каэтана потрясла головой:

– Ну, что это значит?

Маг устало вытер лицо и слегка скривился:

– Скорее всего ничего. Просто я хотел попробовать.

Каэтана уже собралась задать несколько вопросов, но тут дверь выгнулась дугой, словно была сделана из куска бумаги или картона, и беззвучно разлетелась в пыль. В комнату тут же проник шум сражения, и Каэтане стало неуютно оттого, какие штучки вытворяет с ней ее подсознание.

Драка, видимо, шла уже на лестнице, и было ясно, что защитники замка будут до последнего человека сражаться за эту башню, эту комнату. Они умирали там, в нескольких шагах от нее, но она ничего не видела, кроме клочьев разноцветного дыма. Неожиданно шум смолк, дверной проем озарился призрачным голубоватым светом, дым рассеялся за несколько секунд. Затем комната ярко осветилась.

На пороге стоял человек и насмешливо разглядывал Каэтану и мага. Как же он был хорош! Огромного роста, смуглый, с буйной фивой смоляных волос, разметавшихся по плечам, и бровями вразлет. Его лицо с тонкими неправильными чертами было невероятно красиво живой и яркой красотой. Он подошел поближе, и Каэтана охнула, не зная, чему больше удивляться – не то кошачьей грациозности и гибкости его движений, не то его глазам ярко‑желтого цвета с вертикальными зрачками.

Он улыбался полунасмешливо‑полуприветливо. Дружески кивнул застывшей изваянием Каэтане, как старой и уважаемой знакомой, и остановился перед магом.

– Ты так и не добился своего, – пророкотал он звучным и мощным голосом, существующим, наверное, чтобы объявлять о конце света. – Но высшая хвала тебе за то, как отчаянно ты пытался. Редко нынче встречаются такие преданные слуги, и мне, право, жаль, что ты не согласился принять наше предложение. Впрочем, именно этим и заслужил ты великую честь. Ты знаешь цену.

Маг устало закрыл глаза и произнес:

– А что будет с ней?

– Ничего. Рано или поздно рассыплется в прах, – даже интересно, сколько времени на это потребуется.

Он положил руку на плечо мага и сказал просто и спокойно:

– Пойдем.

Тот несколько раз дернулся в кресле и затих с широко раскрытыми глазами, уставившимися в какую‑то точку в пустоте. Он был несомненно мертв. А черноволосый со странной кривоватой усмешкой бросил последний взгляд на Каэтану, повернулся на каблуках и... растаял.

Прошло еще какое‑то время, прежде чем она поняла, что ничем существенно не отличается от столь потрясшего ее прежде подобия: весь разговор просидела немая, оцепеневшая, с вытаращенными глазами и полуоткрытым ртом.

Потом мелькнула мысль, что пора просыпаться и записать сон, пока она его помнит в деталях. Затем подумалось, что вот если бы снять такой фильм... Господи! А как хорош желтоглазый, – и ведь надо же вообразить себе человека с кошачьими зрачками.

События развивались с такой скоростью, что Каэтана за ними просто не поспевала. Возможно, теперь она предпочла бы привычный кошмар, к которому, как и ко всему на свете, наверное, можно было привыкнуть; на худой конец, есть же какие‑то таблетки. После подумалось, что удивительно: по‑прежнему ярко и четко видеть убранство комнаты, мертвого мага, безвольно обвисшего в кресле напротив, различать мельчайшие детали – вот, скажем, застывшую лужицу зеленоватого воска на столешнице или зазубрины на лезвии обоюдоострого длинного меча, лежавшего прямо перед ней, – и при этом! понимать, что спишь, рассуждать о каких‑то таблетках и осознавать себя собой, а не персонажем ночного видения. Интересно, тело болит по‑настоящему или это тоже плод воображения? И уже начала слегка беспокоиться, что никак не может полностью проснуться. И где‑то в самой глубине шевельнулось дикое подозрение – а что, если это давно уже никакой не сон? Но пока еще преобладала радость оттого, что все так занимательно и реально и совершенно непонятно, что будет дальше.

Посидев еще несколько минут рядом с умершим, Каэтана протянула руку, закрыла, ему глаза и, повинуясь безотчетному чувству, поцеловала в лоб. Этот рано постаревший мужчина умер за нее – это было понятно. Только горько на душе, что неизвестно почему он не достиг своей цели, а жаль. Она ощутила боль, как от гибели родного и близкого человека. Каэтана постояла около него, а затем осторожно взяла оказавшийся удивительно легким меч, вынула его из ножен и двинулась к выходу.

Лестница была завалена окровавленными трупами. Но многие, похоже, умерли вовсе не от тех царапин, которые были у них на теле. У всех воинов на лицах застыло выражение ужаса, смешанного с удивлением, и Каэтана ощутила уверенность, что мимо них прошел черноволосый гигант, умеющий убивать легким прикосновением. При выходе из башни стали встречаться следы настоящего сражения: люди – защитники и нападавшие – были изрублены в куски. Изредка попадались останки существ явно нечеловеческого происхождения, но рассмотреть их не пришлось: Каэтану вывернуло наизнанку, и она долго стояла, закрыв глаза и не в состоянии отдышаться. Затем, покачиваясь, опять двинулась вперед.