Долго смотрел Эрдэнэ, не отрывая глаз от Голубой скалы. Она двигалась ему навстречу, — оказывается, она совсем недалеко. Поедет ли Гомбо?

...В полдень его табун лошадей и стадо коров Гомбо сблизились. У тощей речки с мутно-желтоватой водой скот скопился в беспорядке; напоить его было трудно. Возились немало. Усталые, сели у речки на плоский камень. Эрдэнэ приметил, что мешок с едой тощий. Время ли упрекать Гомбо? Торопливо поели. Сговорились, пока скот в жару будет отдыхать, они побывают у Голубой скалы.

Подтянули седла, поехали. Миновали два холма, объехали каменную россыпь, поднялись на горку и приостановили лошадей. Голубую скалу, которую видели они так близко, сейчас будто кто-то отодвинул. Проехали еще два холма и Красное озеро, Голубая скала еще дальше отодвинулась. Остановились, жмурясь от солнца, жадно смотрели. Степь — море без берегов, куда ни глянешь — все степь... Гомбо глаза расширил, спросил у Эрдэнэ:

— А у степи есть конец?

— Дедушка рассказывал, как один монгол искал конец степи...

— Нашел?

— Поехал мальчишкой, таким, как мы, по дороге сменил тысячу лошадей, состарился, поседел, встретил, такого же белого старика: «Далеко ли до конца степи?»

Тот рассмеялся:

— Сам ищу. У всех спрашивал. Судьба меня столкнула со стариком, ему более ста лет, показал на луну: «Далеко она?» — «Далеко»,— ответил я. «Конец степи еще дальше!»

Гомбо недовольно хлопнул по сапогу плеткой.

— Не вернуться ли нам обратно?

— Нет. Мы ехали худым путем. Надо прямо, мимо вон той желтой полосы.

Повернули лошадей, отъехали немного, путь перебежало стадо диких коз, шарахнулись они в сторону, потом бросились в открытую степь. Красиво бежали. Эрдэнэ радовался.

— Поедем за ними, бегут они к Голубой скале.

Гомбо придержал лошадь.

— Высоко уже стоит солнце, вернемся...

Оба посмотрели в сторону скалы, заулыбались: пододвинулась она так близко — протяни руку, упрешься в голубой камень. Погнали лошадей. Ехали, торопились, а у подножья скалы слезли с лошадей, когда солнце склонилось к западной стороне степи. Эрдэнэ прыгал с уступа на уступ, кричал, сложив ладони рупором:

— Эге-гей! Это мы — Гомбо и Эрдэнэ! Степь, ты видишь нас?..

Братья слушали, как катилось эхо, как долго оно не умирало. Бегали, резвились. Вдруг притихли: над головой с шумом взметнулась птица, ее огромные крылья проплыли тенью по земле. Увидели невиданное: черный орел нес в когтях добычу — зайца. В расщелине высокого уступа — орлиное гнездо, слышался клекот, видно, орлята жадно рвали добычу, а зайца принесла им орлица.

Эрдэнэ сбросил халат.

— Мы добудем орленка! Пусть живет у нас в юрте. — Он начал карабкаться по скале.

Гомбо подпрыгивал, подбадривая брата:

— Давай, давай!

Эрдэнэ с трудом одолел несколько уступов, до гнезда было еще высоко. Передохнул, полез выше. У самого гнезда едва не сорвался; ударила его крыльями орлица. Не отступил, подтянулся к самому гнезду. Какое большое!.. У орлят длинные голые шеи, раскрытые клювы, круглые желтые глаза. Орлица сорвалась, сделала круг, ударила грудью в спину Эрдэнэ, сделала второй круг, налетела, стараясь ударить его клювом в затылок. Удар сильный, Эрдэнэ повис на руках, болтая ногами, ища опоры. Орлица свирепела, начала рвать когтями рубаху на спине Эрдэнэ. От боли он сжимался, пытался увертываться от ударов. Перепуганный Гомбо кричал снизу:

— Береги голову! Клюнет, клюнет!..

Эрдэнэ ничего не слышал. Опираясь коленями в камни, засунул голову в расщелину. Птица озлилась больше, бесстрашно нападала. На помощь брату полез Гомбо. Карабкался неловко, руки и ноги у него дрожали, на глазах слезы. Орлица оставила Эрдэнэ, сделала круг над Гомбо. Перепугала его, руки ослабли, скатился он вниз, раскровенив локти. Орлица вновь набросилась на Эрдэнэ. Раздирала рубаху, когтями, как железными крючьями, царапала спину, руки, плечи, и когда своим острым клювом ударила его в шею, он от боли так громко закричал, что внизу услышал Гомбо, закрыв лицо ладонями, упал на камни. Эрдэнэ ослабел, стал медленно сползать с уступа. Беда надвигалась черной тучей. Видно, устала и птица, сидела на острой кромке камня с широко раскрытым клювом и раскаленными глазами. Эрдэнэ едва расслышал слова Гомбо. Тот кричал:

— Ставь ногу правее, там каменный выступ!

Эрдэнэ еле нащупал выступ. Орлица остервенело сорвалась, и опять ее железные когти нависли над окровавленной спиной Эрдэнэ, но у него освободились руки, и он отбивался, пытаясь отогнать орлицу. Гомбо срезал длинную ветку серого запыленного куста, залез на выступ с другой стороны скалы, размахивал веткой и кричал, пугая птицу. Она оставила Эрдэнэ, села чуть повыше и, уставив свои огненные глаза, пыталась угадать, какая опасность ждет ее снизу. Пока орлица сидела озираясь, Гомбо набрал камней. Поднялся еще на два выступа выше. Эрдэнэ теперь его слышал. Гомбо показывал ему на левую сторону кручи, где зияла черная выбоина. Там мог он укрыться. Окрашивая камни кровью, собрав остатки сил, Эрдэнэ пополз по узкому карнизу скалы к выбоине. Орлица словно догадалась, куда пытается укрыться ее жертва, расправила крылья. Эрдэнэ залез в выбоину; орлица не могла его достать, но села рядом, как неотступный страж.

...День клонился к вечеру. Гомбо уже давно ускакал на лошади, чтобы на перепутье дорог остановить машину, просить помощи. Эрдэнэ стонал, теряя силы, истекая кровью. Где же брат? Не мог он его бросить...

Машин, пересекающих степь, много, но это тяжело груженные транспорты, им нельзя отклониться от своего пути. Гомбо удалось остановить «газик».

К подножью Голубой скалы «газик» подъехал, когда солнце уже прощальным светом озаряло степь и небо. Скала хорошо освещена закатом. Из машины вышли люди. Орлица не хотела сдаваться и, кто бы ни пытался залезть на скалу, бесстрашно кидалась, рассекая крыльями воздух.

Пожилой монгол в военной форме покачал головой:

— У нее гнездо... Хотя она и мать, но злая мать, придется застрелить...

Раздался выстрел. Орлица, распластав крылья, обрушилась вниз, оставляя на остриях камней черные перья. Эрдэнэ, бледного, окровавленного, едва живого, сняли со скалы, оказали помощь, отвезли в юрту Цого. Поздно вечером приехал и Гомбо.

Бабушка Дулма плакала. Люди, которые привезли Эрдэнэ, обещали завтра прислать фельдшера. Голубая скала принесла юрте Цого несчастье. Бабушка наполнила большую чашку молоком, вышла из юрты, повернулась лицом к востоку, быстро зашагала, поливая землю молоком. Она верила в старое: по этой молочной дорожке к Эрдэнэ вернется его здоровье.

На другой день приехал фельдшер. Промыл Эрдэнэ раны, покрыл мазью, перевязал, дал горькие порошки. Эрдэнэ лежал на животе, молчаливый, обиженный. Ждали дедушку. Он вернулся веселый. Удачное совещание. Дверцы юрты приоткрыл, ворвалась любимая его песенка:

Бабушка встретила его, пряча свои опухшие от слез глаза, не знала, как начать рассказывать о беде; Цого догадался, послышался его громкий смех:

— Знаю! На усадьбе все знают! Молодец, Эрдэнэ, на самую вершину залез... Боязливый не полезет! Где он?..

— Лежит больной, — робко ответила бабушка, ничего не понимая.

Дедушка опустился к постели Эрдэнэ:

— Здорово тебя наказала орлица... Гнездо — юрта матери, воров не пустит. Будешь осторожнее, не лезь в огонь, сгоришь!..

...У котла сидели не все, не было Доржа, лежал в сторонке Эрдэнэ. Поужинали. Дедушка опять пододвинулся к постели Эрдэнэ:

— Ты счастливый, орлицы злее волчиц, набрасываются и норовят выклевать глаза...

— Я голову спрятал в расщелину, — тихо ответил Эрдэнэ, — потом залез в черную выбоину...

— О, ты дважды счастливый, в таких расщелинах и выбоинах нередко гнездятся змеи.

Услышала бабушка, громко заплакала, подбежала к постели Эрдэнэ, обняла его. Дедушка отодвинул ее: