— Сколько нам осталось? — спросил Каз.

— До полнолуния, — ответила я. Голос дрогнул, подведя меня.

— Саша…

— …уже далеко вместе с Гвен, — сказала я.

— Только не с Гвен, — сказал Каз с сухим смешком. — Эта лошадь пойдет только со мной.

Мысль о том, как Саша пытается сбежать на непослушной лошади, показалась мне смешной.

— Ты прав. Она без тебя не уйдет.

— Хотел бы я успеть попрощаться, — тихо сказал Каз. — Думаю, всем нужны мгновения, которых не хватает. Мгновение, чтобы влюбиться. Мгновение, чтобы почувствовать себя живым. Я хотел бы то мгновение, когда освобожу Эллен, но и оно не произойдет.

В палатке воцарилась тишина. Каз опустил голову на деревянный выступ, возле которого и был привязан.

— Мгновения нужно создавать, — вдруг сказала я. — Мы не можем вечно ждать их.

Такое сказал бы мой отец, будь он здесь. Моим голосом это прозвучало странно. Я не помнила, чтобы он такое говорил, но все я это сказала.

Слова придали мне силу, которую, как я думала, я потеряла. Энергия наполнила мое тело теплом. Мне нужно было действовать, и я принялась тереть веревки о деревянное основание палатки, не обращая внимания на занозы и боль.

Каз наблюдал за мной.

— Веревки слишком толстые, — сказал он. — Я уже пытался.

— Не сдавайся, — я сверкнула взглядом, чувствуя, что взгляд вышел яростным. Я не могла упустить новую надежду. — Мы можем выбраться отсюда. Мы должны создать это мгновение.

Уголки рта Каза дернулись, а глаза ожили. Приглушенный свет свечи выцепил искры энергии в его взгляде. Он тоже начал двигаться.

Это оказалось сложно. Пот стекал с моего лба, а я не могла его вытереть. Палатка давила на меня, мне казалось, что я задыхаюсь.

Нам пришлось остановиться, когда несколько Ибенов вошли в палатку. Они хотели выказать уважение «спасительнице». Другие пришли нас проверить, убедиться, что мы еще не сбежали. Я заметила, что Финн с подозрением разглядывает мое потное лицо. Он видел, что мы что-то задумали, но каждый раз, когда он проверял, все веревки на нас были на местах. Каз был прав. Чтобы разорвать эти толстые веревки понадобятся часы, а то и дни, но даже так нас смогут в любой момент поймать. Моя решимость угасала с каждой секундой, но другого выхода я не видела.

— Они убьют и меня, — сказал Каз. — Им не нужен свидетель, — его кожа была почти белой. Синяки покрывали его ладони и запястья, следы усилий разорвать веревки.

— Ты не можешь так говорить. Мы еще можем сбежать.

Он тяжко вздохнул.

— Верно. А знаешь, почему?

Я покачала головой.

— Потому что ты снова пытаешься спасти мне жизнь. Ты спасла меня уже три раза, а теперь снова это делаешь. Я в тебя верю.

— Это на тебя так влияет это место, — ответила я. — Во мне нет ничего такого, во что можно было бы верить.

Он покачал головой.

— Это не так. Я не многому в этом мире верю. Я никогда не верю в то, чего не видел. Это раздражает родителей, особенно, отца. Будучи королевскими особами, мы якобы являемся даром богов, созданным по их подобию, чтобы вести людей. Наша кровь избрана ими. Но я в это никогда не верил, потому что не верил и в них. А вот тебя я видел, и я знаю, как ты изобретательна, как умеешь делать невозможное возможным. Ты вытащить нас отсюда. Я в это верю.

Пришла пора сказать ему. Я слишком долго скрывала эту тайну, это причинило столько боли. Тайна привела к смерти отца, она же держала Каза подальше от меня.

— Я-я рожденная с мастерством.

Каз повернулся ко мне, на миг его лицо замерло и побледнело. Я застыла, ожидая его реакции. Грудь вздымалась и опадала с каждым вдохом. Казалось, что время остановилось.

И тут он расхохотался.

— Неплохо, Мей. Мне нужно было взбодриться, — его тело дрожало от смеха. — Ты — рожденная с мастерством, ха! Смешно. Спасибо, что развеселила.

Его слова пронзали меня, словно меч. Чувство отличалось от того, когда я увидела тца, тогда была пустота, что становилась все больше с каждой минутой. Сейчас в сердце вонзился кинжал. Он никогда меня не полюбит. Это было понятно. Одинокая слеза покатилась по моей щеке. Я подумала, что этот человек знал меня, знал мою сущность. Но теперь я видела, что он совсем меня не знал.

Я уснула с мыслью о том, что у меня есть только мастерство, но в остальном я настолько обычная, что никто даже не верит, что эта сила может у меня быть. Во сне меня преследовало лицо пророчицы. Она насмехалась надо мной, говоря уже на общем языке, заявляя, что я недостойна своих способностей. Это не должна быть я. Это должна быть Эллен. И Эллен совершила бы жертву, ее глаза наполнились бы слезами. Я видела, как она бьется в агонии, пока Финн резал ей запястья и шею. Кровь вытекала из нее. Она пыталась заговорить, но получалось лишь бульканье.

Когда я проснулась, рядом со мной сидел Финн. Я вспомнила, как во сне он орудовал окровавленным кинжалом, и забилась в веревках.

— Спокойно, Вальта. Я здесь не для того, чтобы навредить тебе, — сказал он. Когда он поднял руки, я не увидела в них ножа. — Вот, я принес еды, — он указал на деревянную миску, полную вязкой белой жижи.

Я ошеломленно разглядывала это.

— Это что?

— Сок дерева фалаг. Он вкусный, как там у вас говорят… сладкий?

Я кивнула.

— Что ж, попробуем эту фала еду.

— Фалаг, — исправил Финн. Он зачерпнул рукой немного белой жижи из миски.

— Ты хочешь, чтобы я ела с твоей руки? Что? У вас тут даже ложек нет?

— Что такое ложка? — Финн так растерялся, что я не смогла сдержать смех.

— Забудь, — я склонилась и осторожно попробовала, стараясь не касаться ртом его кожи. Есть с чьей-то руки было странно, словно я была собакой. Но он был прав, жижа была сладкой и удивительно вкусной. Мой желудок урчал, пока я ела, показывая, насколько я была голодна. Я и не заметила, что облизываю пальцы Финна, прося еще. Он даже не смутился. Может, Ибены так друг друга и кормили.

— Когда полнолуние? — спросила я, когда с едой было покончено.

— Через два солнечных цикла, — сказал он. Может, это мне хотелось так думать, но в его голосе слышалась грусть, когда он опустил взгляд на миску в руках. Может, Финн все же поможет мне сбежать.

— Сколько лет вашей пророчице? — спросила я.

— Столько же, сколько и ее предшественнице. Она — воплощение известной Профеты, что жила много лет назад.

— Она лишь маленькая девочка, — сказала я. — Она не понимает, что говорит. А вы хотите забрать жизнь человека, потому что так сказала девочка?

— Я принесу еды для твоего друга, — Финн поднялся на ноги и покинул палатку, не оглянувшись. Я продолжала пытаться порвать веревки, игнорируя боль. Они начали рваться, но это было так медленно, что у меня кожа растиралась быстрее. Я вздохнула и откинулась на шкуры. Должен быть путь проще.

Кормить Каза пришел не Финн, а мужчина постарше. Он встряхнул Каза, чтобы тот проснулся, и сунул ему в рот лопатку жижи. Каз едва успел понять, что происходит. Он выглядел таким испуганными, что я хотела смеяться, но вспомнила, как он надо мной смеялся ночью, и все желание тут же улетучилось.

Когда охотник ушел, мы продолжили рвать веревки. Я извивалась, пытаясь найти лучший путь. Еще одна частичка надежды потухла, когда я поняла, как мало успела. Я попыталась сжать руки в кулаки, чтобы разорвать веревки. Я пыталась расслабить тело и выскользнуть. Ничего не получалось. Узлы были слишком тугими. Каз попытался сломать деревянное основание палатки, но у него не хватило сил. Я попросила его остановиться, когда увидела, что он сжимает губы и кривится от боли при каждой попытке.

День прошел размыто. Женщины приходили в палатку, чтобы разрисовать мою кожу. Они намочили мои волосы и закололи деревянными гребнями с широкими зубьями. Позже пришел Финн. Сперва он опустился на колени и проверил веревки на моих плечах. Когда он увидел раны на моих запястьях, я услышала шипение.