— С разрешения судьи, сэр,— обратился к Хоумену Мейсон,—я хотел бы задать вам еще несколько вопросов.

Хоумен повернулся к адвокату с видом, явно говорившим: «Ну что тебе еще от меня нужно?!»

— Мог ли мистер Грили взять машину без вашего разрешения?

— Нет. Я абсолютно уверен, что мистер Грили не брал мою машину.

— Скажите, мистер Хоумен,— продолжал Мейсон, не спуская глаз со стоявшего перед ним свидетеля,— какие отношения были между вами и неким Л. Г. Спиннеем из Сан-Франциско?

Хоумен молчал.

— Вы отказываетесь отвечать на этот вопрос?

— Я просто его не понимаю,- Я не знаю никакого мистера Спиннея. Теперь припоминаю, что вы уже спрашивали меня об этом.

— И вы не звонили в Сан-Франциско?

— Нет.

— И он не звонил вам?

—Да вы с ума сошли! Разумеется нет.

— Тогда как вы объясните, что в вашей книжке телефонных счетов, которую мы получили на телефонной городской станции, отмечено несколько междугородних переговоров с Сан-Франциско, относящихся к интересующему нас времени.

На лице Хоумена отразилась явная растерянность.

— Я предпочел бы ответить на этот вопрос позже, мистер Мейсон,— несколько неуверенно произнес он.— Уверяю вас, это не имеет никакого отношения к делу, которым мы сейчас занимаемся.

— Возможно, но я все же предпочел бы, чтобы вы ответили на мой вопрос сейчас.

— Ну что же,— Хоумен упрямо сжал губы,— я давно уже подозревал, что шофер пользуется моим телефоном для своих личных переговоров. Теперь я сам просмотрю счета и приму соответствующие меры.

— Как зовут вашего шофера?

— Таннер. Эрнст Таннер.

— Он находится здесь?

В публике возникло легкое волнение. Молодой широкоплечий человек, настроенный, по-видимому' весьма агрессивно, поднялся со скамьи.

— Да, я нахожусь здесь и...— Несомненно, он хотел сказать еще многое, но строгий окрик судьи заставил его снова опуститься на место. Судья Картрайт взглянул на часы.

 — Судебное разбирательство будет продолжено завтра,— безапелляционно заявил он.— Заинтересованным лицам надлежит явиться в суд к десяти часам.

 После того как он удалился во внутренние кабинеты суда, публика начала не спеша расходиться. Хоумен тоже было направился к выходу, когда около него внезапно вырос Таннер. Взглянув на него, Хоумен отшатнулся. Шофер был, по-видимому, взбешен.

 — Ты, жирная свинья,— прорычал он,— думаешь, если ты важная птица, а я простой парень, то сможешь отыграться на мне?! Знаю, что ты меня теперь выгонишь,— да мне плевать! Ты меня еще попомнить! До сих пор я молчал, но уж теперь...

 Не договорив, Таннер повернулся и исчез за дверями суда, прежде чем Хоумен успел открыть рот. Зрители, с нетерпением ожидавшие исхода внезапного скандала, тоже разошлись. Никто не обратил внимания на то, что вслед за шофером, стараясь не терять его из виду, проскользнула молодая женщина с весьма аппетитной фигурой. Излишне говорить, что эта была Орти, которую весьма заинтересовали слова, сказанные в запальчивости мистером Эрнстом Таннером, шофером (теперь уже бывшим) известного продюсера Жюля Хоумена.

 О да! Гортензня Зитовская, верная подруга Стефании Клэр, была мастером своего дела. Языки мужчин сами собой развязывались в ее присутствии. Таннер не стал исключением. Познакомиться, завязать разговор, подружиться — все это заняло не более часа. Через полтора часа после выхода из зала суда Таннер и Орти были уже друзьями. Они сидели в кафе, и Таннер изливал своей новой приятельнице душу. Он был уже порядком навеселе.

 — Понимаешь, сестренка, этот Хоумен — тонкая штучка! Ну а Эрнсту Таннеру тоже палец в рот не клади! Пусть попридержит язык, когда говорит о Таннере.

 — Ах брось, Эрнст! Ну что ты можешь сделать? — коварно вставила Орти.

 — Что я могу сделать? Да все, что захочу. Могу, например, доказать, что Хоумен нагло лжет насчет этой машины...

 — Ну! — подбодрила его Орти.

 — Видишь ли, детка, Хоумен позвал меня утром восемнадцатого и сказал, что у него важная работа и что я могу быть свободен. Ну, я вымыл машину и залил бензином бак. Сам не знаю почему, я взглянул на спидометр. Там было 13 426 миль. Ну, ладно. А когда машину доставили обратно, на спидометре было уже 14 158 миль. Понимаешь? Семьсот тридцать две мили за день с небольшим! Значит, хозяин лжет! Не могла машина пробежать столько за то время, о котором говорит Хоумен. Она была в пути дольше. Ведь я шофер, малютка, и знаю этот драндулет как свои пять пальцев. Меня не проведешь. А впрочем, черт с ним, с Хоуменом. Может, я тоже погорячился, но уж очень меня взорвало, когда он заговорил об этом проклятом телефоне.— Таннер, казалось, несколько протрезвел.— Давай уберемся отсюда и поедем куда-нибудь, крошка. Я тебе могу еще кое-что порассказать о моем бывшем хозяине, если тебе интересно, только не здесь.

 Орти колебалась: ей не хотелось заходить слишком далеко. Но потом вдруг в ее памяти всплыло бледное, расстроенное лицо Стефании. «Я должна ее выручить,— подумала она,— должна узнать все о Хоумене». И, послав Таннеру самую очаровательную улыбку, весело воскликнула:

 — Ну конечно! Давай удерем отсюда, дружище! 

 Трегг умел владеть собой, и обычно на лице его не отражались настроение и мысли. Однако, когда он к вечеру после суда сидел в конторе Мейсона, чувствовалось, что офицер полиции, обычно столь спокойный и хладнокровный, выбит из колеи.

 — Я запутался в этом деле, Мейсон,— честно признался он.— Многое меня смущает, особенно это убийство в отеле. Не могу отделаться от мысли, что ваша прелестная клиентка — не усмехайтесь, Перри,— имеет какое-то отношение к этому. Она, если не ошибаюсь, живет теперь в отеле «Адрирондакс», почти рядом с «Гейтвью»?

 — Вы не ошибаетесь,— спокойно заметил Мейсон.— Ее дядюшка взял девушку из клиники под залог и поселил в этом отеле. Что еще?

 — Многое. Например, ключи, которые оказались у мисс Клэр...

 — Да, ключи,— задумчиво протянул адвокат.— Вы правы, Трегг, эти ключи представляют большой интерес, особенно один из них.

 Трегг жадно уставился на Мейсона, но тот больше не сказал ни слова.

 — Что меня больше всего удивляет,— продолжал Трегг,— так это то, что вы на суде не спросили Хоумена о ключах.

 — А почему судья не спросил?

 — Это его дело... Но вы... Не пытайтесь уверить меня в том, что вы просто забыли это сделать. Я слишком хорошо знаю вас, Мейсон. У вас есть какой-то план, который вы скрываете от меня.

 — И что же? — холодно осведомился адвокат.— Почему бы мне не иметь собственных планов? Мы решаем одну проблему, но идем к этому разными путями, Трегг.

 Вы и вся ваша компания склонны поверить в виновность Стефании Клэр, потому что это упрощает дело. Вы готовы даже приписать ей убийство Грили, не так ли?

 Я же уверен, что девушка тут ни при чем, так же как и в том, что она вообще не имеет, в сущности, отношения ко всей истории, в которой, согласен с вами, много странного.

 Мне еще и самому многое неясно, хотя кое-какие мысли есть. Не хочу делиться ими с вами, Трегг, потому что я еще не пришел к определенным выводам. Могу сообщить только одно: вы будете первым, кому я расскажу все, когда мне удастся раскусить этот орешек. Не считайте меня чересчур самонадеянным, старина, но я уверен, что рано или поздно сумею его раскусить.

 Больше Треггу не удалось ничего вытянуть из Мейсона: когда было нужно, он становился непроницаемым, как тюремная стена.

 После ухода полицейского офицера адвокат несколько минут неподвижно сидел в кресле, сосредоточенно размышляя о чем-то. Из задумчивости его вывел телефонный звонок. Он рассеянно протянул руку и взял трубку.

 В трубке звучал женский голос, в котором чувствовалась растерянность и одновременно облегчение.

 — О, мистер Мейсон, как я рада, что застала вас! Это миссис Грили. Я должна как можно скорее увидеться с вами.