Тот, моргнув глазом, дал знак двум дюжим матросам. Те подступили к толстяку, взяли его за ручки и ножки, качнули, и он, с угасающим воем, плюхнулся в пучину. Берег был, впрочем, близко.

— Бросьте ему что-нибудь, — вздохнула Изабелла. — Пусть выплывет.

Дамы смотрели с ужасом.

— Что еще, Данже?

— Маркиз де Бурви, барон де Созе и шевалье де Кинью обращаются с той же просьбой.

— То есть?

— Ваше высочество, они также испрашивают аудиенцию.

Изабелла пригубила серебряный венецианский бокал с вином.

— Даму с верблюжьей болезнью и близко не подпускать, а господ рыцарей — что же, проси.

Матильда, Беренгария и де Комменж вежливо улыбнулись. Карлик плыл к берегу, цепляясь за доску.

Три славных рыцаря держали совет, сидя в харчевне «Белая куропатка». Вид у них был мрачный. Им не нравилось поручение госпитальера де Сантора.

Они давно задолжали ордену иоаннитов и увязали все глубже.

Теперь уже даже мечи их, латы и кольчуги принадлежали ордену святого Иоанна, да, что говорить, сама их честь стала собственностью ордена. Впрочем, к этому обстоятельству они привыкли, и не оно являлось причиною их пьянства. Они пили темное хиосское вино в ожидании Рено Шатильонского, доподлинно выяснив, что, отобедав во дворце, он обычно заходит в «Белую куропатку».

Хитрый монах с заячьей губой уверил рыцарственных должников ордена, что убивать Рено можно без всякой опаски, ибо король приговорил его к казни.

Отставив порожнюю чашу, де Созе взял с блюда большую устрицу и с шумом высосал се.

— Но вот что я должен заметить вам, господа, — сказал он, — насчет королевского приговора.

— Какой еще приговор? — икнул маркиз де Бурви.

— Которым вроде бы нашему клиенту назначена казнь.

Де Кинью разломил тушку розовой куропатки.

— Назначена, да.

— Но отчего его, так сказать, величество, не казнил этого Рено на эшафоте, не вздернул на веревке?

Де Бурви задумался, его кустистые брови мощно сошлись. Его осенило:

— Рено уехал! Поэтому.

— Я и не подумал об этом, — де Созе потянулся за следующей устрицей.

Де Кинью отложил разломанную куропатку и потянулся за следующей.

— Меня волнует другое — мы много пьем.

— Мы много едим, — вздохнув, возразил маркиз де Бурви.

— Ни то, ни другое, — покачал головой де Созе.

Он был старше спутников и угодил в долговую яму, когда напарники еще не растили бороды. Они полагали его в известной степени главным.

— Получается, нам поручили казнь. Мы — палачи?..

Де Кинью застыл с разинутым ртом. Де Бурви изумленно разлепил брови.

— Отвратительно! — сказал маркиз.

— Может быть — отказаться? — спросил предводитель.

— Но тогда… — сказал де Бурви… И не продолжил.

Де Созе нашел извиняющий довод:

— Но палач расправляется с беззащитным, а наш Рено… У него будет меч не хуже наших мечей. И длиннее!

— Разумеется! — вскричали де Бурви и де Кинью. — Получится поединок!

— Правильно! — восхитился барон де Созе и велел харчевнику принести еще кувшин хиосского.

Рено Шатильонский явился в «Белую куропатку» раньше, чем его ждали. Притом не в доспехах, что обнадежило рыцарей, ибо он оказался с виду могуч… Если б еще при нем не было меча!..

Шатильон спросил кувшин пальмового набатейского вина и велел зажарить полдюжины куропаток. Сел скромно в углу. Но публика, хозяин и слуги оказали ему внимания больше, чем рыцарям-палачам.

Сидя в углу, он стал центром харчевни. Очень скоро ему принесли заказанное, и хозяин прямо-таки плясал перед ним.

— Ну, это ладно, — сказал де Созе. — Нам велели его убить, но не портить ему аппетит. Пусть ужинает.

Три пары глаз наблюдали, как мощные челюсти Рено сокрушили первую куропатку.

— Вставайте, де Бурви, будем действовать, как договорились. И перестаньте икать.

Маркиз встал, вытер усы и, стараясь ступать потверже, двинулся в угол, гремя щегольскими шпорами.

Харчевня замерла, люди здесь были всякие и рыцарей навидались.

Маркиз остановился возле Рено, еще раз утер усы и объявил:

— На всем свете нет и не может быть дамы прекрасней, достославней и добродетельней, чем Эсмеральда из Тивериады.

— И что? — был ответный вопрос.

— И со всяким, кто возражает против этого мнения, я готов сразиться.

Де Сантор объяснил господам рыцарям, что Рено Шатильонский послан соблазнить прекрасную принцессу Изабеллу. Поэтому де Созе решил, что самый простой способ вызвать Рено на схватку — это восславить при нем другую даму. Только и всего.

Однако Рено, оторвавшись от куропатки, сказал, что ничего не имеет против этой Эсмеральды и охотно признает ее первенство во всех перечисленных смыслах.

Де Бурви растерялся и возвратился за стол не зная, что делать.

Де Созе нервно грыз кость.

— Я сказал, как задумано… — оправдывался де Бурви.

— А может быть, сказать ему, что он — негодяй? — предложил находчивый де Кинью.

— Нет, нет, нет, — в глазах де Созе мелькали огоньки, он придумал.

— Идите снова к нему, де Бурви.

Тот выронил изо рта кусок колбасы.

— Зачем?

— И скажите ему… повторите все то же, но присовокупите, что достоинства Эсмеральды затмевают достоинства принцессы Изабеллы.

Маркиз прокашлялся:

— Надоело мне болтать глупости. Может, как предлагает де Кинью, сразу навалиться?

Де Созе поморщился.

— Посмотрите, сколько народу! Это должна быть благородная ссора, судари мои, благородная. Поняли?

— Н-да, — вздохнул де Бурви.

— Идите, идите, он съел уже третью куропатку.

Почитатель Тивериадской Эсмеральды неохотно пересек харчевню и выложил пожирателю куропаток все, что велено. Но, поскольку борьбу с икотой он не довел до конца, его пышную речь завершила судорога. Он громко икнул.

Это развеселило Рено, и он спросил.

— Чьи же достоинства бледнеют при появлении донны Эсмеральды?

— Достоинства принцессы Изабеллы, — заявил красный, как рак, маркиз. — И тот, кто со мной не согласен, пусть обнажит свой меч и сразится со мной! — Он снова икнул.

Рено сочувственно вздохнул.

— Вам не везет, мой икающий друг. Ищите других противников. Я с вами согласен.

Де Бурви почувствовал себя оплеванным, но не мог сообразить, как это случилось.

— Не получится благородного поединка, — констатировал де Кинью.

Рено принялся за пятую куропатку и выпил чашу вина.

Де Созе вскочил, закусив губу, с грохотом поставил свою чашу на стол и бросился к Рено.

— Меня зовут барон де Созе, и я не позволю при мне оскорблять принцессу царствующего дома!

Откинувшись на стуле, Рено произнес:

— Тогда предъявите счет вашему товарищу, это он нелестно отозвался о принцессе Изабелле. Я всего лишь не спорил.

— Этого достаточно! Я требую удовлетворения.

Рено зевнул, отхлебнул вина.

— Могли бы сказать, что вам приспичило подраться, зачем устраивать балаган и трепать имена дам.

Де Созе резко обнажил меч и выкрикнул.

— Представьтесь, сударь!

— Да полно! А то вы не знали, к кому пристаете.

Рено встал и рубанул мечом последнюю куропатку, оставшуюся на столе. Ее половинки остались на столике, не шелохнувшись.

Посторонние бросились из харчевни. Хозяин закрылся в кладовке.

Рено применил древнеримскую тактику Горациев против Куриациев, скорее всего не подозревая, что вышеназванные когда-либо существовали. В одиночку он без доспехов вряд ли бы справился с тремя опытными фехтовальщиками. Указанная древнеримская тактика заключалась в том, чтобы, имея нескольких противников, драться с каждым один на один.

Пока де Кинью и де Бурви вставали, выволакивали из своих ножен мечи и, бешено сквернословя, путаясь в стульях и табуретках, спешили на помощь к своему предводителю, Рено успел разрубить правый наплечник де Созе и обездвижил руку барона.

Наемник иоаннитов упал на колено. Не давая его добить, в схватку ринулся переставший икать де Бурви. Рено уклонился от столкновения. По инерции рыцарь вломился на полном ходу в ветхую дверь кладовки и оказался в объятиях трактирщика. Пока он, взревывая от нетерпения и ярости, выкарабкивался (меч, ножны, шпоры — все это застревало), Рено бился с де Кинью, тесня его к лестнице, что вела на второй этаж. Де Кинью легко отступал, видя, что де Бурви уже выбирается из кладовой, а де Созе левой рукой тащит кинжал из ножен. Де Кинью аккуратно парировал удары Рено, не осознав, что за спиной — лестница. Еще шаг назад, еще. Он рухнул, гремя железом. Встать ему не пришлось. Рено раскроил его череп.