Тишина водворилась опять, как только затих барабан. Жрецы еще стояли на месте. Чибирис и Чупуцли выступили вперед.

— Выходи к нам, сын бога, — крикнули они, — ибо час твой настал! Если не приблизишься сам, слуги господни возьмут тебя силой! Что сказано богом, должно совершиться!

— Пусть слышит народ, — громко ответил им Пьер, — ибо бог дал мне язык народа моего. Я добр, я благ и дам вам дары земные, но если жрецы не послушают меня, казню их огненной смертью!

И он вытянул вперед свою руку с блестевшим в ней револьвером. Гул прошел по толпе, а жрецы смутились, и страх отразился на их лицах. Но вот гремит труба главного жреца, и, снова лязгнув, блеснули ножи, и с диким воем двинулись жрецы, сомкнувшись в плотную кучу.

Загудела подземная музыка, загремел барабан. Медленно движутся жрецы, потрясая ножами, к статуе бога, где стоят Пьер и Бириас. Смертью веет от страшных рядов, и еще страшнее их томительный медленный шаг.

Пьер чувствовал, как холодная дрожь забегала по его телу, но напряг всю волю и, положив руку на колено каменного идола, прицелился в грудь Чибириса. Блеснул огонь, и жрец, взмахнув руками, упал. Тотчас блеснуло опять, и Чупуцли, схватясь за голову, распростерся рядом. Но остальные все еще шли вперед, как обезумевшее стадо, а позади них, подымаясь по лестницам, появлялись новые и новые ряды жрецов.

Но вот непрерывно замелькали огни из руки Пьера, и пули, врезаясь в гущу людей, били без промаха. Один за другим падали жрецы. Рев народа потряс воздух. Музыка оборвалась, и смолк барабан. Быстро меняя обоймы, Пьер слал пулю за пулей. В ужасе бросились жрецы назад, но столкнулись с шедшими сзади, а пули, пробивая несколько тел сразу, наложили перед ними груду трупов и раненых.

Пьер в пылу борьбы не заметил, как все кругом стихло, как будто весь народ окаменел на месте. Он видел лишь ненавистных жрецов и посылал им смерть, решив оставить всего две пули — себе и Бириас.

Вдруг среди гущи толкущихся в давке жрецов взлетел ураган песка и дыма, и куски человеческого тела полетели в воздух. Второй, третий вихрь огня и дыма. Бросая ножи и пики, уцелевшие помчались по ступеням холма в разные стороны.

Ошеломленный и удивленный, Пьер прекратил стрельбу. Он не мог ничего понять. Он видел, как обезумевший народ, выйдя из оцепенения, мгновенно рассеялся, с криками бежал и прятался в кустах и рощах. Видел, как жрецы в панике бежали с народом, а главный жрец с остальными скрылся в храме.

Вдруг он осмыслил знакомый, из иного мира ворвавшийся звук. Будто срываясь с небесного купола, он полз по горам, отдавался в стенах цирка и наполнял воздух мерным жужжанием. Пьер взглянул вверх. Распластав огромные крылья, низко над ним кружился «Титан».

Пьер стоял неподвижно, запрокинув голову кверху, и слезы одна за другой текли по его щекам.

— Это сон, это сон, — шептал он вздрагивающими губами.

— Пьер это вы? — раздался в рупор знакомый голос.

И весь вздрогнув, но все еще не выпуская из рук револьвера, Пьер закричал, как безумный:

— Корбо! Корбо! Корбо!..

Продолжая кричать и не замечая своего крика, он побежал туда, где плавно и послушно опускался «Титан».

Корбо выскочил из каюты и бросился ему навстречу, радостно восклицая:

— Пьер! Дорогой Пьер! Как я рад, как я счастлив.

Они обнялись, но вдруг Пьер вырвался из объятий и бросился назад к идолу Паруты.

— Бириас! — кричал он, — Бириас! Где ты, моя Бириас?

Корбо побледнел, подумав, что его друг лишился рассудка, но бросился за ним следом. Форестье, переезжая трупы жрецов, подвинул свой воздушный корабль ближе к каменному идолу, где Пьер что то жадно искал, выкрикивая странные непонятные слова.

— Что вы ищете, Пьер? — кричал Корбо, схватив за руки Пьера, — опомнитесь!

— Бириас… Мою Бириас… Она спасла меня… Ее похитили!.. Похитили… — с трудом произнес Пьер и зарыдал.

Его нервы не выдержали пережитых ужасов и потери Бириас.

Прошло немало времени, прежде чем Корбо и Форе-стье успокоили Пьера. Он страшно ослаб, и выпив коньяку, быстро заснул на полуслове, рассказывая о Бириас. Фо-рестье и Корбо перенесли его в каюту «Титана», и, выйдя опять, с любопытством стали осматривать таинственную страну. Косые лучи уходящего солнца огненными потоками лились между горных вершин и хребтов, освещая храм и окрестности, а кругом царила беззвучная тишина.

Слышны были только крики многочисленных петухов и кудахтанье кур. Все было мирно и тихо, и Форестье и Кор-бо казалось, что они во французской деревне. Только трупы жрецов и кровь напоминали о недавней трагедии.

Корбо осматривал в зрительную трубу гигантские стены цирка и надолго остановился на крутом склоне, где Пьер думал совершить свой подъем при побеге. Он заметил гребень, преградивший террасу на горе Лунного духа.

— Гастон, — воскликнул он, — я узнал, где Пьер спустился в страну Паруты. Помнишь этот гребень?

Он передал трубку Форестье.

— Этот самый, — согласился тот.

Им теперь все стало понятно. В горном дуаре они не застали уже хартумцев. Узнав от галласов о стране Паруты и о белых духах, арабы в ужасе поспешили домой, не сомневаясь, что Пьер и его спутники погибли. Но галласы сначала ничего не отвечали на вопросы Корбо и лишь после угроз передали рассказ хартумцев и дали описание горы Лунного духа.

«Титан» помчался туда, и обогнув гору, увидел палатку Пьера у самого гребня. Тщетно Корбо кричал в рупор, вызывая Пьера, — из палатки никто не выходил. Не имея возможности спуститься на узкую террасу, Форестье дал мысль опустить канат и ударить по палатке. В это время они услышали отдаленный гул барабана и отголоски рева толпы, и пока они маневрировали в воздухе, стараясь зацепить канатом палатку, — неистовые звуки, то смолкая, то вновь усиливаясь, доносились откуда то из-за горы.

Но вот толстый конец каната ударил сбоку палатку и, сорвав ее с места, отбросил в сторону. Под ней никого не было. Корбо увидел в зрительную трубу только ружье Пьера и ящики с патронами и провиантом.

— Он ушел в горы! — крикнул Корбо, — обогнем, Гастон, эту вершину.

Быстро поднялся «Титан», огибая белоснежный конус горы Лунного духа. Гул барабана чуть слышно доносился к ним снизу, и вдруг из-за горы, глубоко под ними, вынырнул правильный круг вулканического цирка, блестя своим озером и утопая в зелени. Изумленные неожиданностью, они несколько раз обогнули Паруту, опускаясь все ниже и ниже.

Ясней обозначались на дне цирка рощи и нивы; вот можно различить храм и плоский холм, окруженный народом, и жрецов с оружием в руках, движущихся к статуе, где стоят два человека. Дьявольский барабан сотрясал воздух, и слышался дикий вой. В руке мужчины блеснул огонек, и вот он вспыхивает непрерывно, а в сгрудившейся куче вооруженных людей падают убитые.

— Это Пьер! — радостно крикнул Корбо, и Форестье ловким маневром скользнул над наступающими жрецами и, одну за другой, сбросил три бомбы.

И вот теперь гордый «Титан» стоит среди трупов, будто среди вымершей страны.

— Что это за Бириас? — спросил Форестье.

— Это, верно, та женщина, — ответил Корбо, — которая стояла рядом с Пьером. Будем ждать, когда он расскажет нам все.

— Но где же хартумцы, — размышлял Форестье вслух, — нам в дуаре сказали, что он взял двоих.

— Я полагаю, — заметил Корбо, — что они убиты в этой схватке. Во всяком случае, мы прибыли вовремя. По всей вероятности, сегодня утром Пьер каким-то чудом сумел спуститься сюда, но не сразу попал им в лапы. Вероятно, туземцы, боясь неведомых пришельцев, не трогали их и только потом, окружив на этом холме, начали нападенье.

Форестье взял в руки пояс с патронами, снятый с Пьера и, осмотрев его, сказал:

— Он успел выпустить сто пятьдесят пуль.

— Но вот, как оказалась около него женщина, — продолжал Корбо, — и как она могла спасти его? Мне кажется, что в словах Пьера наполовину бред, вызванный нервным потрясением. Бириас? Это имя звучит красиво, — добавил Корбо, — интересно, на каком языке говорят эти люди?