— До свидания, милая леди, — попрощался галантно, выведя девушку к входной двери.

— А иди ты, — в тон ему ответила Мира, торопливо засовывая трофейный платок в сумку, и, не обращая внимания на круглые от изумления глаза старичка — охранника, в окошко высунувшегося почти по пояс и этот обмен репликами слышавшего, бодро зашагала в сторону дома, тщательно прикрывая чудовищных размеров мокрое пятно сумкой.

Проходя мимо городской башни с часами — было десять тридцать утра, поняла, что времени попасть домой, а потом в управление у нее не осталось. Получалось либо‑либо, потому как управление функционировало лишь до обеда, после там никого даже поисковым заклинанием сыскать невозможно было. Плюнув на подпорченный внешний вид, девушка развернулась на сто восемьдесят градусов и подалась к остановке общественного транспорта.

На проходной управления получила временный пропуск, справилась у вахтерши, на каком этаже искать сто четвертый кабинет и зашла в лифт, поднявший ее на нужный двадцатый этаж с головокружительной скоростью.

Постучавшись в дверь и не услышав ответа, Мира нажала на ручку и вошла. Крохотная комнатка производила гнетущее впечатление, мебели, кроме стола, из‑за которого торчала патлатая голова непонятного пола, не было вообще. Даже присесть некуда. И затхлый запах бумаг и пыли практически сшибал с ног. Прижимая сумку к животу и дыша через раз, девушка сказала:

— Добрый день, мне назначено.

— Имя? — резко оборвал ее скрипучий голос. Голова так и не поднялась, но было видно, что её обладатель или обладательница носит ужасные роговые очки с невероятными линзами — окулярами.

— Миранда Новикова.

— Аааа… прогульщица явилась. Времени сейчас сколько?

Мира выудила из сумки телефон — часов отродясь не носила.

— Одиннадцать.

— Вот — вот, а тебе во сколько было назначено?

Мира напрягла память, но хоть убей, точное время вспомнить не могла — в памяти осталось только то, что оно несуразное было.

— В одиннадцать двадцать? — предположила не слишком уверенно.

— Две! — взвизгнуло нечто непонятного пола за столом и так шваркнуло кулаком по дереву, что облако пыли взвилось в воздух, а бумажки подскочили на сантиметр. Мира и сама подпрыгнула от неожиданности.

— Что… две? — переспросила, не совсем понимая, о чем речь.

— Двадцать две минуты!!

— Двадцать две минуты, — повторила послушно. — А что двадцать две минуты?

— Да чтоб вас всех тролль сожрал, идиоты беспамятные! — заорало лохматое чудовище за столом, бешено вращая глазами, попутно вцепляясь тонкими ручонками себе в волосы и дергая с такой силой, что Мира удивилась, как это шевелюра с корнем не выдралась. — Идиоты, ну как с вами работать? Скажите на милость, как? Шляются тут все, кому не лень, приходят не вовремя, несут черт знает что! Бесит! Как меня это все бесит! Чтоб вас разорвало, уроды проклятущие! Чтоб вас маршруткой три раза переехало! Чтоб вами дракон подавился и обратно выплюнул! Да выйди отсюда, дура, и дверь с той стороны закрой! Бесишь ты меня! — и нечто сорвало с себя раритетные очки и швырнуло их в Миру. Промазало сослепу.

— А… — Мира от такого напора не растерялась, очки подняла и положила на стол. Ведьмы — они психованные иногда бывают, когда их до печенок достают. — А обратно‑то когда можно?

— В одиннадцать двадцать две, как и было озвучено ранее, тупая курица! Вон!

Ничуть не обескураженная произошедшим, ведьмочка тихонько вышла и дверь за собой закрыла. Еще двадцать минут потопталась в коридоре, изучая висящие на стенах агитационные плакаты, призывающие ведьм творить пакости и гадости, и будет им всем счастье, а в положенное время одернула платье, выдохнула и, когда часы начали отсчитывать последние секунды до наступления двадцать второй минуты двенадцатого, вновь постучалась.

— Войдите, — раздался мелодичный женский голосок.

Мира послушно вошла и, оказавшись внутри, увидела уже совсем другую картину. Первое, что привлекло внимание — чистый, свежий воздух, будто рядом лес вырос. Второе — полный порядок в кабинете, ни пыли, ни грязи, ни завала бумаг на столе, перед которым появился удобный мягкий стул для посетителей. За столом обитала миленькая девушка, годами примерно Мире ровесница, приветливо улыбалась и поправляла те самые ужасные очки, подслеповато моргая огромными глазищами.

— Всего вам. Чем могу помочь?

Необычное для ведьмы начало, обычно они пошлют далеко, а потом разбираться начинают, что да как.

— Вы тут новенькая? — догадалась Мира.

— Не так чтобы… — вздохнула девушка. — Лет уж десять работаю. Просто в другом отделе сидела, да сейчас на прием перевели, а нагрузка с прошлой должности еще осталась, вот ничего не успеваю. Так что за хамство не обессудьте, мне тоже план по пакостям надо выполнять, а так сразу плюс пять баллов за каждого посетителя.

Мира понятливо кивнула и спросила:

— Мне здесь объяснения давать? Вам? Или к Главной отправите?

— Вы Миранда Новикова? — на всякий случай уточнила девушка. — Ясно. Я — Психея Доротеевна. Будем знакомы.

— Будем, — коротко ответила Мира, стараясь скрыть удивление от столь колоритного имени.

— Насчет вашего вопроса — объяснительную будете писать здесь, в моем присутствии. Далее она отправится на рассмотрение к Главной, затем в архив.

— Разрешите приступать?

— Разрешаю, вот ручка, вот бумага, пишите. Как закончите, в сто пятый кабинет пройдете, там штраф надо будет оплатить и все, вы свободны. Но учтите, как три штрафа за неявку наберете, мигом схлопочете сглаз от Старшей. Так что уж постарайтесь не попадаться, если что, или врите поубедительней.

— У вас, я смотрю, поменялись порядки? Раньше за одну неявку сглазом наказывали, или еще хуже гадость какую‑нибудь пить заставляли, а теперь такие поблажки. С чего это? — не удержалась Мира, беря ручку, бумагу и устраиваясь поудобнее, насколько это вообще возможно на стуле.

Психея Доротеевна почесала лоб, поправила очки и вздохнула:

— Ну как вам сказать… ведьмы сейчас пошли странные — вместо бескорыстных, от всей души пакостей норовят в коммерцию податься, никто на общественных началах работать уже не хочет, здоровый трудовой энтузиазм на нуле практически. Вот и отсюда народ пачками стал увольняться, мол, свободное предпринимательство открывает перед ними впечатляющие перспективы, а мы здесь штаны протираем. Но работать‑то все равно кто‑то должен! — воскликнула она с обидой, всплеснув руками. — Я, например, на две ставки пашу, света белого не вижу, не поверите, раскладушку купила и поставила в столовой, чтобы тут ночевать, потому как дел невпроворот. И никто спасибо не скажет! Все только прутся не вовремя с идиотскими вопросами и работать мешают! Как меня все это бесиит…

Уложенные волосы Психеи Доротеевны начали искрить и вставать дыбом, глаза налились краснотой, а рот искривился. Казалось, еще немного и она взорвется от праведного негодования.

— Уроды, одно слово — уроды, никто вас не любит и не понимает, как мне это знакомо! — поспешила влезть с утешениями Мира, так как второго пришествия бесполого чудовища ее нежная психика не пережила бы. — Не поверите, у меня такая же ситуация! Все вокруг ненавидят, так и норовят гадкое слово в лицо сказать, да обозвать неласково! А мне каково? Ну ведьма я, так что ж того? Вот как сглазю их всех…

— Сглажу… — задумчиво поправила ее пришедшая в себя Психея, расчесывая пальцами взлохмаченные волосы и поправляя очки.

— Сглаживают углы… — так же задумчиво ответила Мира. — Буду сглазить?

— Как‑то не по — русски… — впадая в еще более глубокую задумчивость, протянула Психея. — Наверное, правильно будет — наложу сглаз…

— Накладывают кашу или в штаны… — Мира окончательно впала в прострацию, отрешившись от окружающего мира и полностью посвятив себя поиску нужного слова.

— Тогда порчу наведу, простенько и со вкусом, вам не кажется?

— От это вы здорово придумали! Пусть так. Ладно, буду творить… сколько мне времени там положено?…