Рука доктора Вейнрота с треском хлопнула по столу. «Клянусь громом, этот человек имеет мужество!»

Доктор Рорк посмотрел на него с ледяным упреком. «Я буду весьма обязан, — сухо сказал он, — если впредь не будет никаких эмоциональных всплесков».

Лицо доктора Вейнрота обмякло. «Прошу прощения у Комитета, господин президент», — сказал он.

Доктор Рорк любезно кивнул, показав жестом, что доктор Фаддерман может продолжать говорить. Старик достал письмо из кармана и положил его на стол.

«Это пришло ко мне, как гром среди ясного неба. Оно датировано 8 ноября прошлого года. Пропуская формальное приветствие, оно гласит: «Наконец — то я молча стою на пике Дариена» — литературная отсылка, джентльмены, к предполагаемому открытию Кортесом Тихого океана; на самом деле это был Бальбоа — моя великая мечта вот — вот осуществится. Вскоре я вернусь, чтобы рассказать вам об этом, но, прямо сейчас, я не могу сказать. Творится история! Да здравствует Наука! Искренне ваш, Моррис Голдпеппер, доктор стоматологии»

Он передал письмо по кругу.

Доктор Смит спросил: «Что вы сделали, получив это сообщение, доктор?»

Доктор Фаддерман сразу же взял такси до Уэст-Энд-авеню. Портье в отеле вежливо сообщил ему, что человек, которого он искал, уехал в отпуск на короткий, но неизвестный точно срок. Никаких дополнительных сведений не было. Первой мыслью доктора Фаддермана было, что его юный друг получил какую — то должность в правительственном проекте, который он не мог обсуждать, и его собственный патриотизм и чувство долга, естественно, не позволили ему предпринять расследование.

«Но я впервые начал, — сказал Старейшина американской Стоматологии, — читать о космических путешествиях. Я удивлялся, как мужчина 46 лет может надеяться быть выбранным среди молодых людей».

Доктор Данбург впервые заговорил. «Размер», сказал он. «Каждая унция будет учитываться в космическом корабле, а Моррис был славным маленьким парнем».

«Но с сердцем льва», тихо сказал доктор Вейнрот. «Мили, мили и мили сердца».

Другие мужчины кивнули, отдавая ему должное.

Но время шло, год приближался к концу, он не получал ни слова от своего друга, и доктор Фаддерман начал беспокоиться. Наконец, получив письмо от Фингерхатов, в котором говорилось, что им тоже ничего неизвестно, он начал действовать.

Он понял, что навряд ли правительство планировало включить дантиста в этот предполагаемый проект без связи с А.А.Д., и он поинтересовался у нынешнего президента доктора Рорка, знает ли он о таком проекте или о местонахождении пропавшего без вести. Ответ на оба вопроса был нет. Но, узнав о причинах беспокойства доктора Фаддермана, он связался с полковником Лемнелом Коггинсом, главой Стоматологического корпуса ВВС США.

Полковник Коггинс сообщил ему, что ни имени, ни описания доктора Голдпеппера не было связано с каким-либо подобным проектом, и что на самом деле любой подобный проект все еще, как он выразился, «все еще находится на чертежной доске».

Доктора Рорк и Фаддерман, несмотря на все свои опасения, не решались сообщить об исчезновении доктора Голдпеппера. В конце концов, он заранее заплатил за квартиру, офис и лабораторию. Он был зрелым человеком с весьма развитым интеллектом и, вероятно, понимал, что делает.

«Именно в этом пункте, — сказал доктор Данбург, — я появляюсь в картине. 11 января мне позвонил доктор Милтон Уилсон, у которого есть офис на 19‑й Восточной улице, рядом с небольшой лабораторией, в которой он занимается протезированием. Он сказал мне, с большой долей сомнения, что произошло нечто чрезвычайно странное, и спросил меня, не знаю ли я, где находится доктор Моррис Голдпеппер…

Утром 11 января в кабинет доктора Уилсона вошел пожилой мужчина с любопытным иностранным акцентом, назвался Смитом и пожаловался на верхнюю пластину. Он чувствует себя некомфортно, сказал мистер Смит, и это раздражает небо его рта. С некоторой неохотой он позволил доктору Уилсону осмотреть его рот. Это стало понятным, потому что внутренняя часть его рта была синей. Десны были полностью беззубыми, очень твердыми, почти ороговевшими. Сама пластина —

«Вот этот протез», — сказал доктор Данбург, положив ее на стол. «Доктор Уилсон снабдил его другим. Вы видите отверстия на верхней или небной поверхности. Они были покрыты тонким слоем гуммиарабика, который вскоре, разумеется, почти полностью стерся, в результате чего раздражалось небо рта. Это было настолько необычно, что доктор Уилсон — как только его пациент, так называемый мистер Смит, ушел — разломал странно сделанный протез, чтобы выяснить, почему были сделаны отверстия. В качестве главы Юридического департамента Ассоциации, — заявил доктор Данбург, — я сталкивался с некоторыми необычными случаями, но не с таким».

Это был маленький кусочек белого гибкого вещества, покрытого крошечными черными линиями. Данбург поднял большое увеличительное стекло.

«Вы можете осмотреть эти объекты, доктора, — сказал он, — но, если я прочитаю вам увеличенную фотокопию о последнем из упомянутых, это сохранит ваше зрение». Природа материала, способ написания или уменьшение написанного до таких размеров, нам неизвестны. Это может быть нечто вроде микрофильма. Но это неважно. Важно содержание написанного — написанного предостережения.

«Ни разу с тех пор, как доктор Мортон, молодой бостонский дантист, осуществил использование серного эфира в качестве анестезирующего средства, ни один представитель нашей благородной профессии не открывал ничего, даже отдаленно схожего по важности; а, пожалуй, и прежде тоже.

Он вытащил очки из футляра и начал читать вслух.