Сочинять же он начал гораздо раньше – с 10 лет, а в Дворянском полку вместе с Д. Минаевым выпускает рукописный журнал. Дебют в печати состоялся в 1850 г.
Поворотным пунктом в карьере писателя стала первая публикация его переводов Беранже. Большой известностью пользовались перевод стихотворения «Старый капрал» (1855) и вольный перевод «Господина Искариотова» (1861), по мастерству превосходящий подлинник. В нем дан собирательный образ фискала, тайного агента. Язвительная ирония, скрытая в описании этого «добродушнейшего чудака» и «поборника просвещенья», проступает в рефрене – словах, которые все шепчут при его появлении:
Поэт стал приобретать известность, его переводы и оригинальные стихи издавались в журналах. Уже в раннем творчестве проявились и затем окрепли демократические симпатии, антикрепостнический и антимонархистский пафос Курочкина («Рассказ няни», «Ни в мать, ни в отца», «Общий знакомый» и др.). Поэт покушается даже на государственный герб (стихотворение долго распространялось в списках):
С конца 1850-х годов жизнь и поэзия Курочкина неразрывно связаны с «Искрой», журнал был его любимым детищем, в нем он печатает почти все свои произведения. Современники отмечали благородство и щедрость писателя, который материально поддерживал собратьев по перу.
В 1860-е годы поэт участвует в революционном движении, посещает Лондон ради встречи с Герценом и Огаревым, становится членом тайного общества «Земля и воля», после каракозовского выстрела и до самой смерти находится под полицейским наблюдением. В 1873 г. «Искра» была закрыта правительством. В последние годы Курочкин пишет ряд остросатирических кукольных пьес «на манер простонародных», из которых до нас дошла лишь одна – «Принц Лутоня». Скончался поэт от слишком большой дозы морфия, впрыснутой ему доктором по ошибке. До последнего дня жизни он строил планы, собираясь создавать новый сатирический журнал.
Много лет рука об руку с В. Курочкиным в «Искре» трудится одарённый и остроумнейший поэт Дмитрий Дмитриевич Минаев (1835–1889). «Минаева знала вся читающая публика, – вспоминал современник. – Его пародии, экспромты, эпиграммы облетели всю Россию и повторялись, переходя из уст в уста». О нем писали в приветствии-монорифме:
Минаев – сын небогатого симбирского дворянина, подполковника, литератора-любителя, автора переложения «Слова о полку Игореве». В 1847 г. семья переезжает в Петербург, Дмитрий учится в Дворянском полку, где и начинает писать стихи. Молодой человек служит в Симбирске, затем в Петербурге (в министерстве внутренних дел), но в 1857 г., как и В. Курочкин, уходит в отставку и посвящает себя литературе.
Минаев издает первую биографию своего кумира Белинского, пытаясь восстановить подлинный облик «неистового Виссариона». С начала 1860-х годов сотрудничает в журналах «Современник», «Русское слово», но наиболее активно – в «Искре» (вплоть до ее закрытия). Будучи очень плодовитым автором, он пишет сатирические стихи, пародии, эпиграммы, сказки, фельетоны, поэмы, комедии и др. В сказке «Кому на Руси жить плохо» (1871) используются некрасовские мотивы. Всем грехам матерью оказывается «глупость всемогущая» – доверчивость и темнота крестьян. В сатирических поэмах «Евгений Онегин нашего времени» (1872) и «Демон» (1874) автор «переносит» героев Пушкина и Лермонтова в свое время. Минаев – виртуозный версификатор: его каламбуры, игра стихотворными размерами, звучные и неожиданные рифмы повлияли на дальнейшее развитие русского стиха.
С 1865 г. Минаев «как крайний либерал и нигилист» находится под постоянным негласным надзором полиции. В конце 1870-х годов занимается главным образом газетной работой, ведя в разных изданиях фельетонные обозрения. В последние годы поэт переживает кризис, долго болеет, возвращается в Симбирск – «лечиться воздухом родины».
В поэзии искровцев можно наблюдать огромное разнообразие сатирических средств и приемов: это иронические заглавия и подзаголовки, ироническое использование цитат, иронический комментарий; насмешка под видом похвалы и, напротив, сочувственное отношение под видом осуждения и т. п.
Часто авторам «Искры» приходилось в условиях жёсткой цензуры прибегать к эзопову языку, «зашифровывать» свои взгляды и объекты нападок. В редакции был даже принят некий код для названий и фамилий: Санкт-Петербург – Тартараринск, Тверь – Глупое, Диагональ – западносибирский губернатор Дюгамель, Баклушин — херсонский губернатор Клушин и проч. Многое читатели должны были понять по намекам. Так, в финале юмористических куплетов Д. Минаева «Роковое число» слово «третий» выделено курсивом:
Это не что иное, как намек на III Отделение.
Особое место, по мысли исследователя И.Г. Ямпольского, отводилось приему «маски», «повествования от имени подставного лица, которое не только не тождественно с авторским, но служит основным объектом сатирического разоблачения». При этом «враждебный поэту образ мыслей доводится <…> до предельной уродливости и развенчивается как бы изнутри»:
Таковы маски благородного дворянина, мечтающего о возвращении крепостного строя («Мы – особь статья!» Богданова), провинциального помещика («Провинциальным Фамусовым» Минаева), либерала («Сон на Новый год» В. Курочкина), чиновника-взяточника («Негордый человек» Вейнберга), славянофила («Я трепетал…» Минаева), обывателя и мн. др. Устойчивой маской Д. Минаева стал отставной майор Михаил Бурбонов, тупой и грубый солдафон, от лица его вышла целая книга – «Здравия желаю! Стихотворения отставного майора Михаила Бурбонова» (1867).
Еще один яркий прием – на страницах стихотворений искровцев действуют известные литературные герои: Митрофан, Ноздрев, Чичиков, Хлестаков, Молчапин, Скалозуб, Базаров и др. Типические явления прошлого, оказывается, ещё живут, приспосабливаясь к новой действительности. Так, персонажи «Горя от ума», дожившие до 1860-х годов, действуют в сценке Минаева «Москвичи на лекции по философии». Оба названных приема нередко сочетаются. В одном из лучших своих стихотворений В. Курочкин рассуждает о романе Чернышевского «Что делать?» от имени «проницательного читателя» – не выражая прямо своего сочувствия идеям романа: