Собака убралась и неподалеку от овина завыла. В сыром воздухе собачий вой звучал глухо. Девушка уснула, но спала неспокойно, металась, и это доказывало, что она действительно спит. Мужчина встал еще раз, до предела прикрутил фитиль. Когда керосину всего полбидона, с ним надо обходиться бережно. Пузатое стекло фонаря раскалилось. Он положил руки на проволочное ограждение фонаря. Загляделся на огонек. Огонек был зубчатый, желто-красный. Словно первый гребешок у молодого петушка. Если бы девушка сейчас проснулась, она сразу бы подумала, что я высиживаю петушка, как наседка. А я ничего не высиживаю, я просто грею свои растрескавшиеся лапы. Мария не подпускала меня к себе, если у меня были холодные руки. Холодными руками даже тесто не замесишь, а уж ко мне в постель с такими руками — и думать не моги. Боженька, дорогой, дохни своим холодным дыханием на мои руки, не вводи меня в искушение, дорогой боженька.

Человек торопливо повесил фонарь на крюк, чтобы свет падал сверху. Он лег, стараясь лежать строго на спине, потому что эта поза расслабляет и позволяет забыть о многом. Он лежал и неотступно думал: когда-нибудь станет светло, и внушал себе, что с каждой минутой он становится все тяжелее. Но вместо того чувствовал, как с каждой минутой становится все легче, вообще теряет вес. В чем дело, почему одна рука холодная, другая — горячая? У него начинался самый настоящий озноб. Все силы он употребил на то, чтобы не разбудить спящую девушку, чтобы незаметно для нее справиться с этой напастью. Для него болезнь означает отправку в лагерь. Бабам из деревни это будет только на руку. Когда станет светло, я поднимусь и разожгу огонь.

Но раннее утро, равно как и позднее, Рёдер метался в жару. Его стоны и бред заставили девушку вскочить. Перво-наперво она побежала к колодцу. Для начала хорошо попробовать холодные примочки. На лоб — компрессы, вокруг икр — обмотки. Ольга в этом больше разбирается. Она уже вылечила не одного барашка.

Жар проложил свежие борозды в прошлое. Рёдер снова увидел себя в блиндаже, на склоне Мамаева кургана. Снова пережил прямое попадание. Бревна тройного настила разлетелись как перышки. Открылся красивый вид на Волгу. По воде заплясали фонтанчики. Весь склон усыпан красными ромашками. Луна-парк да и только. После всех чудес начинается атака. Парочки, парочки. Заткни свое поганое хайло, господин лейтенант. Все в укрытие. Воронка опрокидывается на нас. Как же нам выйти? Балка придавила ногу. Приходится пожертвовать сапогом. Эка важность! Мюллер и вовсе пожертвовал целой ногой. Фонарь погас. Взрывная волна все перевернула. Дверь блиндажа, господин лейтенант, дверь блиндажа открыта. Рёдер, сейчас к нам придут гости. Накрой стол для кофе. Слышишь, они поют. Я не могу вытащить ногу из этого дерьма. Терпение, мой друг. Спасение близко. Сейчас вниз по склону покатятся гранаты. Хорошо, ты привезла бинты, Тамара. Ты просто ангел. Ой, суп убежал! Все намокло. Господи, это ж надо! Граната закатилась вам под живот. Да оторвите же, наконец, задницу от земли. Не уходи, Тамара, я рано или поздно выберусь из этой давильни. Вот и лейтенант выбрался. И дым поредеет. Будет контратака, и нас отобьют. А сапог — тю-тю. Хорошо хоть, что у тебя есть бинты. В брюхе бурлит и клокочет. Потом остынет, ничего, потом остынет. Не делай, пожалуйста, такие испуганные глаза. Сорняк, он живучий…

Тамара, где ты, Тамара? Неужто она убежала за врачом? Идет весна, пора снимать кассу. Опять до этого дошло. Я уже лежал в больнице как раз об эту пору. В терапевтическом отделении, в пятой палате. Мария тоже, помнится, устроила панику из-за ерундовой температуры. Придется вам недельки три полежать, господин Рёдер. Мое почтение, господин доктор, но только здесь меня и десять лошадей не удержат. Здесь пахнет мочой и покойниками. Пропишите мне лучше свежий воздух, господин доктор, свежий воздух, движение, разминку. Вот и Лазарь, помнится, тоже в два счета размялся. Взвалил постель себе на плечи и давай бог ноги. Тогда считайте, господин Рёдер, что вас вывели на свежий воздух. Только не забудьте по пути домой заглянуть в похоронное бюро заказать себе гроб. Эк разважничался. А Рёдер за разговором накинул куртку и через три дня снова чувствовал себя, как рыба в воде.

Он снял со лба компресс, он размотал обмотки с ног. Льняное полотенце, две половинки льняной дамской сорочки. Вот сумасшедшая баба; сама ведь признается, как соблазнительна для нее мысль избавиться от меня не мытьем, так катаньем. И тут же разрывает пополам свою последнюю рубашку — на компрессы для немца. Ох, если проведает добрая тетечка! Тамара приготовит завтрак. О, девушка, ты еще удивишься, бедный Лазарь натянул сапоги и встал, словно могучий дуб.

Но никакой Тамары нет, и вообще поблизости ни души. Лежит в сыром тумане заброшенная стройплощадка фольварка. Не зажжен огонь, не стоит на огне вода для чая, не оставлено никакой записки. Могучий дуб рухнул на скамейку возле очага. Видно, девушка очень торопилась. Побежала со всей скоростью, на какую только способны ее стройные ноги в толстых чулках. Прямиком побежала в деревню. Ура, тетечка! Немец горит в жару, немца надо в лазарет. Ведь вот как можно обмануться в человеке! Ну, давай возвращайся с дорогой тетечкой и с колымагой для доходяг. А я раскрою свой учебник. Существительные. Прилагательные. Немецкий пленный. Русская девушка. Разорванная девичья сорочка, не забудьте прихватить кочергу. Чтоб подцепить улики.

Жар заглушает голод. Но не жажду. Человек пошел к колодцу и выпил полный котелок ледяной воды. Большими глотками. Какая благодать, какая благодать. Все вы, немцы, свиньи. Ты права, девушка. Трижды проклятая война. Она пробуждает в человеке скотские мысли. Человек вернулся к очагу. Нащепал лучины. Смел золу. Лучина тлела, но вспыхивать отказывалась. У сырого дерева нынче гадкое настроение. Оттепель воздействует на психику.

Итак, начнем! Крепко в землю врыт… Как там дальше? Пусть со лба течет твой горячий пот. Блаженство тому, кто живет в дому. Каменные дома — они самые прочные. А доски пусть идут в деревню. Пусть себе. Я ж не жадина какой, я ж не вырываю у людей кусок изо рта. Я и сам себе пособить сумею. Шесть метров на три. И ни на пядь меньше. Камня здесь хватит. Глина недурно заменяет цемент. На холме почва сырая. Значит, глина есть. А может, и мел где-нибудь сыщется.

С помощью трехметровых досок человек выложил по прямой очертания своей хижины. По углам он прорыл в земле дыры. На толщину ладони почва уже оттаяла. Лишь забив в землю четыре пограничных столба, человек успокоился. Нет занятия прекраснее, чем прикидывать размеры своего будущего дома. Нет вида прекраснее, чем вид готового собственного дома. Мужчина забрался на полурухнувшую печь посередине огороженного участка, чтобы сверху полюбоваться на свое царство. Один из печных углов был в целости и сохранности. Покуда Рёдер стоял на лежанке и видел мысленным взором стол и скамью, кровать, и полку, и даже гвоздь на стене, чтоб вешать скамеечку для снимания сапог, у него вдруг потемнело в глазах, он хотел было вытянуть вперед руки, как вытягивают слепцы, но не смог вытащить их из карманов шинели. Несмотря на теплую погоду, он все еще ходил в тяжелой шинели. Когда у человека небольшая простуда, достаточно не снимать куртку во время работы, и через три дня все пройдет. Словно скованный по рукам и ногам, он рухнул вниз с самой высокой башни своего царства. Камни засыпали участок.

Лишь час спустя явились люди, которые искали его и нашли. Девушка — Тамара, женщина — Ольга Петровна и ребенок, мальчик с винтовкой. Мужчина являл собой достойную жалости картину. Отчасти естественную, отчасти же престранную. Уже после падения, пытаясь как-то облегчить свою участь, он залез на одну из столь высоко им ценимых трехметровых досок, но чтобы уберечься от холода, уложил доску на два подвернувшихся ему кирпича. Теперь сам он лежал примерно на пядь приподнятый над землей, один кирпич лежал ближе к концу доски, под головой, другой — посредине, там, куда пришлись подколенные ямки лежащего. А все же вместе взятое — мужчина на доске и доска на низких каменных козлах — возвышалось подобно катафалку перед полуразвалившейся печкой посреди обмеренного домашнего гнезда. Словом, как уже говорилось, это была картина, достойная жалости, отчасти естественная, отчасти престранная. Смотря на чей взгляд.

Старый Давид Бромбергер, к примеру, доведись ему увидеть эту картину, возможно, сказал бы: Мартин, Мартин, что ты валяешься дурак-дураком перед печкой, будто подгорелый пряник на противне. Мария, та бы, к примеру, бранилась: Господи, тебя ни на минутку нельзя оставить одного. Тамара бранилась еще сердитее: Это что за фокусы! Взгромоздился на стол, как покойник, да еще важничает, как духовная особа, да еще пыхтит, как лошадь. А мальчик, ребенок с винтовкой, тоже ругался: Немец только притворяется. Ольга Петровна некоторое время молча стояла в нескольких шагах от него. Потом она подошла вплотную и сделала нечто неожиданное: она осторожно наступила ногой на свободный конец полупокойницкого катафалка (свободный — если не принимать во внимание лежащие тут же ноги противовеса). Пока один конец доски с мужчиной медленно поднимался кверху, а другой, со стоящей на нем женщиной, медленно опускался, независимо от того, с какой целью был затеян этот опыт, стало ясно, насколько истощен лежащий мужчина. Ведь женщина, со своей стороны, тоже возложила на весы лишь скудные военные килограммы. А мужчина, который оказался легче, ко всему еще был в тяжелой шинели. Достигнув вершины своего чудесного вознесения, немец на мгновение открыл голубые глаза. И снова на тысячную долю секунды встретились взгляды мужчины и женщины под знаком Весов, в созвездии благосклонности.