Я начал кратко излагать статью Крупской.

– Ваше мнение интересно, – согласилась Лиза.

И забеспокоилась:

– Возьмите стул. Почему вы стоите?

Я принес стул, сел рядом и у нас началась ученая беседа.

Сотрудники посольства смотрели на меня, как на смельчака, вошедшего в клетку с тигром и рассевшегося с ним в обнимку.

– Давайте ограничим круг наших разногласий, – предложила Лиза. – Если я вас правильно поняла, вы считаете, что социальный заказ на образование важнее, чем внутренние интересы социальных групп.

Я попытался сообразить, что это такое, и начал импровизировать на заданную тему:

– Если обществу нужны математики, а внутри классовой группы хотят, чтобы их дети стали адвокатами, то заказ общества первостепенен.

Судя по реакции Лизы, я понял, что в ученую беседу вписался.

– Я вижу, вы находитесь в плену у Песталоцци, – иронически улыбнулась она. – Поздний Песталоцци действительно соглашался с тем, что именно горизонтальное мировоззрение, наиболее присущее элитам, является главным тормозом для выполнения социальных заказов общества.

Пока я был доволен собою. Оставалось только понять, о чем идет речь. И тут неожиданно Лиза пришла мне на помощь.

– Давайте четко определим понятия вертикального и горизонтального мировоззрения. Я бы определила вертикальное мировоззрение – как систему взглядов, где первостепенными считаются высшие интересы общества, государства и, если брать дальше, всего человечества. Горизонтальное мировоззрение – это система взглядов, где первостепенными считаются интересы рабочей группы, семейной ячейки, клана и, если брать выше, элиты.

В это время к нам подошел хмурый и лохматый субъект в очках, как я позже узнал, супруг ученой Лизы, и наш диспут закончился.

Котомцев, все время издали смотревший на нас, подбежал ко мне:

– О чем вы с ней так долго беседовали? Я был готов прийти на помощь, она же хамка.

– Мы беседовали о смешении понятий горизонтального и вертикального мировоззрения в поздних трудах Песталоцци, – спокойно ответил я.

Он снова посмотрел на меня преданно и с восхищением:

– Ничего себе!

Оргкомитет конгресса располагался в самом центре города в двухэтажном стеклянном павильоне. В таких обычно размещаются салоны автокомпаний. В центре зала стоял огромный «Хаммер», вокруг – бревна, так много бревен, что «Хаммер» казался океанским лайнером, вокруг которого толпятся баржи с лесом. Лес присутствовал везде: на стендах, на полках.

Котомцев был здесь не первый раз:

– Каковы инструкции, шеф?

– Познакомь меня с дежурным подготовительного комитета.

– Будет сделано.

Он уверенно повел меня в кабинет, где восседал тщедушный европеец.

– Эжени Лобòв, – представил он меня, – крупный специалист по обработке окуме, махагони и эбенового дерева.

Европеец посмотрел на меня мутным взглядом уставшего человека и начал нудно и быстро по-английски излагать цели конгресса. Несмотря на мой весьма посредственный английский, я понял, что язык Шекспира у него какой-то странный.

– Вы из Канады? – спросил я.

– Я из Канберры.

Он поднял голову, посмотрел на меня и, решив, что перед ним абсолютный дебил, пояснил:

– Это Австралия.

Он продолжал говорить и так часто употреблял слово «timber» (бревно), что меня так и подмывало спросить его, не добрался ли он из Австралии до Африки на Кон-Тики.

В кабинет входили какие-то люди, подсовывали ему какие-то бумаги. Он смотрел, что-то объяснял, подписывал. Наконец один принес бумагу, судя по всему, совершенно безобразную с его точки зрения. Негодованию уроженца страны кенгуру не было предела. Он вскочил и, не извинившись, исчез. Я счел за благо исчезнуть тоже.

– Куда теперь? – спросил я Котомцева.

– Подождите меня в зале. Я принесу буклет участника.

Он поднялся по лестнице на второй этаж, а я остановился около «Хаммера». И в этот момент я увидел выходящую из какого-то кабинета свою соседку по самолету. С ней шли четыре человека. Она что-то внушала им начальственным тоном. Увидев меня, она замерла на полуслове. Потом, простившись со своими спутниками, подошла ко мне:

– Вы были правы, сапфир у меня действительно кашмирский.

– И не просто кашмирский. У него редкий для кашмирских сапфиров цвет: васильково-голубой. И это цвет ваших глаз.

– Вы мне говорите приятные слова, немецкий ювелир.

– Вы умеете выбирать камни, мадам. У вас прекрасный вкус. И этот топаз…

На ней было светло-зеленое платье и на руке перстень с огромным топазом.

– У него такой же цвет, как у ваших волос. Топаз – это камень надежд на случайную встречу. Моряки брали топаз в плавание, считалось, что он выведет их из тумана.

– Нет, вы определенно намерены меня соблазнить. Осторожно. Я уже в таком возрасте, когда легко поддаются соблазнам.

– Камни красноречивы. Помните Сафо: «Верьте перстню, которой на женщине, но не ее словам, женщина может лгать, а камни нет».

– Верю. И Сафо, и вам. Только мы с вами находимся не на выставке камней, а в оргкомитете конгресса по ценным породам дерева. – Она показала на толстое бревно: – Как называется эта порода дерева?

– Не знаю, – честно признался я. – Я не специалист по ценным породам дерева.

– А кто вы?

Я протянул свою визитную карточку. Она прочла вслух:

– «Eugeny Lonov. Ministère des Affaires étrangères de l'URSS. Conseiller».

(Евгений Лонов. Министерство иностранных дел. СССР. Советник).

Она понимающе покачала головой:

– Ну, конечно. Мы с вами коллеги.

Ее визитная карточка оказалась почти копией моей, только копией французской: «Madame Alice Chabaud. Ministère des Affaires étrangères. France. Expert économique».

(Мадам Алис Шабо. Министерство иностранных дел. Франция. Эксперт по экономике).

Теперь и я понял, кто она. Скорее всего, действительно моя коллега.

– Вам больше подошло бы имя Алис Мервей, Alice au pays des merveilles (Алиса в стране чудес), потому что рядом с вами я чувствую себя в мире чудес.

– Вам нравятся чудеса?

– Если они связаны с женщинами.

– И каких женщин вы предпочитаете: скучающих искательниц приключений или глупеньких простушек?

– Мальчишкой предпочитал глупеньких простушек. Потом, особенно когда женился, понял, что лучше иметь дело со скучающими искательницами приключений. После развода предпочитаю красивых и умных.

– Вы не боитесь умных женщин?

– Нет. Вольтер говорил, что мудрость женщины проявляется в умении вовремя сделать глупость.

– Вы меня убедили. И я сделаю глупость. У меня есть знакомые в оргкомитете, я попрошу их, чтобы на конгрессе нас разместили в соседних номерах. Все-таки мы коллеги.

– И обязательно попросите, чтобы из моей ванной комнаты была дверь в вашу.

– И что вы намерены делать в моей ванной комнате? Поверьте, это вопрос не из праздного любопытства.

– Я уверен, у вас есть голубой пеньюар. А к голубому пеньюару подходит кольцо с бирюзой. А бирюза – это камень, который любит воду, его не надо снимать в душе. Я вижу вас в душе с бирюзовым камнем.

– Вас интересуют прежде всего мои украшения?

– Я еще ни разу не видел человека, полностью не снявшего с себя одежду в душе, мадам. Впрочем, бирюзовое колье можно оставить. Я еще не был в эльзасском ресторане. Может быть, случится чудо, и вы…

– Не торопитесь, господин советник. Подождите конгресса. И определитесь: ресторан или ванная.

Влетел какой-то субъект в яркой рубашке:

– Мадам Шабо! Мадам Шабо!

Она попрощалась кивком головы и отошла. В ту же минуту рядом со мной оказался Котомцев:

– Она эксперт по ценным породам?

– Я думаю, она такой же эксперт по ценным породам, как мы с тобой.

– А я думал, что красивых шпионок в жизни не бывает.

– Такое случается. Только для тебя она старовата.

– А вы знаете, мне как раз нравятся женщины старше меня. А вам какие нравятся? Молодые или старше?