— Такие дрянные ткани, — говорила она, рассматривая груду подарков на кофейном столике. — Я сказала продавцу: «Это лучшее, что у вас есть? По таким сумасшедшим ценам?» Люди пытаются выкачать из вас деньги любым способом… Какое милое колечко, миссис… Мендоса? Можно спросить — это настоящий изумруд?

— Да, — ответила Элисон и подумала, что безо всякой причины говорит извиняющимся тоном.

— И ваши серьги и браслет. Как мило. Боюсь, я ужасно старомодна, но мне всегда кажется, что не стоит носить кольца вместе с цветным лаком. Разумеется, я не часто его использую. Он очень быстро отлетает, не так ли? Вы давно знаете Анджелу, миссис Мендоса?

— Несколько лет, — ровным тоном ответила Элисон.

В словах Маргарет ясно слышалось: я слишком хорошо воспитана, чтобы демонстрировать такую вульгарность — драгоценные камни вместе с цветным маникюром; в них также чувствовалось неизменное предубеждение против мексиканцев и им подобных.

— Мой муж — лейтенант Мендоса — и муж Анджелы вместе работают.

— Какая необычная работа — полицейский офицер.

Зазвонил телефон, Анджела вышла в прихожую, затем вернулась и сказала, что кто-то просит мисс Чедвик. Маргарет Чедвик вышла и вскоре, улыбаясь, вернулась. Элисон за это время нашла свободное место рядом с Робертой Сильверман.

После половины одиннадцатого гости начали расходиться.

Маргарет Чедвик ушла одной из первых. Остальные потянулись за ней, говоря на прощание все полагающиеся слова. Элисон шепнула Анджеле:

— Помочь с тарелками?

— Нет, не беспокойся. Я их соберу, а утром Арт мне поможет… Спасибо Элисон.

Луису привета не передает, подумала Элисон с легким сожалением. Луис и Анджела недолюбливали друг друга. Странно это, ведь мне Арт нравится, подумалось ей.

Было десять минут двенадцатого, когда она ушла. Она тщательно закрыла обе дверцы машины, поехала вниз по Пасадена-Фриуэй до Голден-Стэйт, здесь повернула направо. Мало кто ездит в это время. Свернула на Флетчер-Драйв, доехала до Ровены и по ней в самый конец Сент-Джон-Плэйс. Элисон завела «фасель-вегу» в гараж. Соседнее место пустовало, хотя было без десяти двенадцать. Она ждала Мендосу домой раньше.

Три кошки живописной группой спали на кушетке.

Сеньор сидел перед открытым ящиком с пластинками и рассматривал фотографию Гарри Белафонте на альбоме, сброшенном на пол.

— Сеньор, — укоризненно сказала Элисон, положила альбом на место, закрыла ящик, прошла в спальню и стала раздеваться. В голову лезли тревожные мысли. Они пошли кого-то арестовывать, а тот был вооружен, и теперь Луис в морге, а Арт в Центральной больнице. Он столкнулся с пьяным водителем, когда ехал домой…

Когда он вошел, она сидела на кровати в окружении кошек и курила.

— Ты в морге, я уже купила черное платье.

— Que atrocidad, mi corazon[5]! Просто много бумажной работы в отделе. Новая ночнушка? Очень мило. Ну как тебе вечеринка, понравилась?

— Нет. Мы с Анджелой согласились, что женщины en masse[6] могут быть ужасно скучными… Смотри не сядь на Шебу.

Мендоса рассмеялся.

— А зачем en masse? С одной гораздо лучше.

— Полагаю, — сказала Элисон, — еще и потому, что у нее рыжие волосы.

— Потому что — что?

— Ну, это ведь здорово, что половина детей будут рыжими, верно? Было бы очень забавно — рыжие Мендосы?

— Ты опять за свое? Frene — ay de hijos todos[7]! Пусти меня, я разденусь. Я с шести часов работал над этим чертовым делом Бенсона, и когда я наконец-то пришел домой, ты ко мне придираешься…

— Да, дорогой. И ты уже не так молод. Я знаю — тебе надо спать. Хочешь горячего молока? — заботливо спросила Элисон.

— Impudente[8]! — ответил Мендоса.

— Завтра все-таки воскресенье. Неужели тебе надо  мчаться на работу из-за этого Бенсона, что бы там ни было. Я хочу, чтобы ты посмотрел те участки, и мы бы наконец выбрали…

— Потом будет архитектор, большие затраты, новая мебель. Это, правда, займет тебя и на время отвлечет от мыслей о воображаемом потомстве… Ладно, ладно. Завтра ты возьмешь меня смотреть участки. — Мендоса переложил кошек с кровати на ближайший стул и потянулся, чтобы выключить свет.

На следующее утро он не поехал смотреть участки. Потому что в шесть утра служащий компании «Саузерн Пасифик» по пути на работу заметил нечто, лежавшее рядом с высоким забором, который отделял Северный Бродвей от главного товарного двора компании, и остановился, чтобы получше разглядеть. После чего вызвал полицию. Место было рядом с полицейским управлением, и оттуда сразу же пришли несколько человек.

У забора лежала женщина. С момента смерти прошло уже какое-то время. Она была задушена. Для полиции не составило труда установить ее личность: ее сумочка лежала рядом. Из бумажника исчезли деньги, если они там были, все остальное, видимо, было на месте. Визитная карточка и водительское удостоверение говорили, что их обладательница — мисс Маргарет Чедвик, проживающая в доме 6704 по Франклин-авеню, Голливуд.

Мендоса задумчиво рассматривал множество предметов на своем столе. Для многих содержание женских сумочек служит излюбленным поводом для шуток. Для полицейского, расследующего убийство, вещи покойного — источник дополнительной информации.

Изящная черная сумочка из лакированной кожи с одной стороны была сильно поцарапана. В остальном она выглядела совершенно новой, на подкладке не было следов пудры. Золотая пудреница, чистая пуховка, два тюбика помады — «Коралловая пастель» и «Розовая пастель». Использованный носовой платок с вышитой в углу буквой «М», еще один — свежий. Коричневый женский бумажник из страусовой кожи. В нем, кроме девяноста семи центов в карманчике для мелочи, были визитная карточка, недавно продленное водительское удостоверение, моментальная фотография моложавого мужчины, читательский билет и членский билет женского клуба Западного Голливуда на этот год. Карточки социального страхования не было. После бумажника шла чековая книжка с именем хозяйки, оттиснутым на кожаном переплете. В ней семь чистых бланков, на каждом из которых также отпечатано имя. Маленькая записная книжка красной кожи. Автоматический каран-дащ, серебряный с черным — известная марка. Чернильная авторучка. Маленький блокнот. Три ключа в кожаном футляре. В шелковом чехле — очки с широкими линзами типа арлекин в голубой оправе; чехол голубой с белой вышивкой. Простенький карманный калькулятор для проверки счетов. Маникюрные ножницы и пилка для ногтей в зеленом кожаном футляре. Предмет, похожий на мелок, который, судя по этикетке, останавливает стрелки на чулках. Во внутреннем кармане сумочки свернутая долларовая банкнота. Маленькая золотая коробочка, усыпанная голубыми камнями, с тремя таблетками аспирина. Длинный плоский блестящий золотой портсигар, вмещающий целую пачку сигарет. В нем четыре сигареты «Мальборо». Золотая зажигалка. Нераспечатанная пачка «Мальборо».

— Ver у сгеег, — сказал Мендоса, — смотрящий убеждается. Однако она была осторожна и осмотрительна. Очень не по-женски, не так ли?

— Что? — Хэкет оторвался от расстеленной перед ним карты.

— Здесь все, что могло ей понадобиться. Кое-что — только в какой-нибудь непредвиденной ситуации. Второй носовой платок, вторая помада. Собирается всего лишь на вечеринку и берет записную книжку. Все ключи — не от машины. Думаю, два из них от дома, один — от сейфа. Значит, ключи от машины она носила отдельно. Очень предусмотрительно. Маленький калькулятор — проверять продавцов? Маникюрный набор, если сломается ноготь. Эта штука, которая останавливает стрелки на чулках. Доллар лежит отдельно, на случай, если потеряется бумажник. Аспирин, если заболит голова. Если кончатся сигареты в портсигаре — есть новая пачка. Зажигалка, — Мендоса щелкнул ею, — работает, да еще и спички на всякий случай. Ручка, карандаш и блокнот, если потребуется написать кому-нибудь записку. Чековая книжка, если надо будет выписать чек. В удостоверении сказано, что ей не нужны очки для управления машиной, эти, скорее всего, для чтения. А она везет их с собой на вечеринку.