Мнение самих тюрков. А что же говорят исследователи из тюркских народов? Подтверждают они факт переселения какой-то части собственного населения в Ютландию, а затем и по соседним европейским местностям? Разумеется, да!

Так, Мурад Аджи пишет: «Самые далекие от Алтая земли при Аттиле называли “альман” – по-тюркски “дальний”. Отсюда топоним Альмания – ныне Германия. Многие германские племена были синеглазыми, скуластыми, с явной кипчакской внешностью и говорили они по-тюркски, что доказывает их руническая письменность, древние обычаи и народная память. Они – выходцы с далекого Алтая!» [3, с. 41]. Действительно, франки, то есть те же германцы, называли Германию Алеманией. Кроме того, среди жителей Германии, особенно в глубинке и на селе, мы действительно находим хотя и голубоглазых, но скуластых, не очень высоких, с характерным тюркским сложением людей. Что касается письменности, то она будет предметом нашего особого рассмотрения. А вот народные обычаи и народная память тюркских народов говорит о том, что германцы – это одни из тюркских народов.

Промежуточный итог. Теперь можно подвести небольшой итог рассмотрению различных сочинений как древних, так и современных авторов. Непрерывное уточнение этнического происхождения германских племен, прибывших в Ютландию, привело к совершенно однозначному выводу: это – азиаты; это – народы, близкие к скифам; наконец, это – тюрки, степняки, скотоводы и потому варвары; но это – типичные южане, попавшие на далекий для них север. Поэтому понятие «северные языки» для их диалектов в их ушах звучало как шутка. Германцы – вынужденные северяне, продвинувшиеся на далекий запад Евразии. Но были и другие тюрки – якуты, которые также продвинулись на север, только на Дальнем Востоке той же Евразии.

Так что север – это новый для них ареал обитания, заставивший во многом изменить не только некоторые привычки, но даже культуру и язык, более того – менталитет своего этноса. Впрочем, об этом речь впереди.

В данном разделе мы не настаиваем на том, что древние германцы – тюрки. Мы только выделили именно это, одно из наиболее вероятных предположений, выдвинутых в исторической литературе. Для того чтобы его подтвердить или опровергнуть, предстоит рассмотреть ряд других аспектов, начиная от менталитета данного народа и кончая наличием в его языке и культуре характерных тюркских черт.

Это предположение звучит не только неожиданно, но и в определенном смысле уничижительно. В самом деле: германцы, по меньшей мере, в период XIX–XX вв. считались основным европейским народом, чуть ли не костяком Европы, и ее наиболее древними жителями. Напротив, тюрки всегда считались примером наиболее отсталых азиатских народов, как бы этническим антонимом германцам. Если в последнее время Германия, Франция, Англия, Скандинавские страны показывают пример экономического процветания, умелого решения ряда социальных проблем (существует даже термин «шведский социализм»), это страны индустриальные, но с сильно развитым сельским хозяйством, где тон задает земледелие, то тюркские народы как в рамках бывшего СССР, так и ныне в виде ряда самостоятельных государств отличаются огромной бедностью населения, практически отсутствием промышленности, слабым сельским хозяйством. В недалеком прошлом тюрки были скотоводами, кочевниками, «Великой степью», которая славилась своими разбойными нападениями, нашествиями огромных тюркских орд, жестокостью и порабощением завоеванного населения. Вряд ли благополучные ныне германцы в качестве европейцев хотели бы видеть своими предками дикие орды, которых римляне называли «варварами».

Однако предков не выбирают. В результате нашего исследования мы должны либо опровергнуть экзотическую версию древних историков о тюркском прошлом древних германцев, либо ее подтвердить. И как ученые мы не должны обращать внимание на то, нравится нам родство одних народов с другими или нет. Наука должна стремиться выявить истину.

Этническая психология, или этнопсихология, описывает психический склад нации. Поэтому для того, чтобы определить, какие психические черты присущи германцам, а какие – тюркам, рассмотрим те из них, которые вытекают из особенностей местности, где проживает данный народ.

Ментальность, обусловленная средой. Идея, что каждый этнос обладает своим национальным характером и что этот характер в определенной степени зависит от окружающего его ландшафта, не нова. В XVIII в. ее развивал Шарль Монтескье в рамках сформулированного им направления географического детерминизма. В XIX в. многие историки выводили особенности древнегреческого языка и культуры из особенностей побережья Эллады и ее климата. В XX в. наш соотечественник этнограф Лев Николаевич Гумилев выдвинул идею, что в определение этноса обязательно должен входить не только биологический, но и геологический компонент (биогеоценоз), и что перемещение любого народа в другую природную зону разрушает его, делает другим. Так что я в этом смысле не претендую на какую-то существенную новизну, а лишь уточняю ряд позиций. Но вместе с тем моя задача несколько иная: рассмотреть, какие качества требуются для проживания в той или иной природной среде.

Понятие адаптации. Адаптация, или приспособление к окружающей среде, – один из мощнейших рычагов выживания всех живых существ. Неприспособленный вид вымирает. Скажем, когда наступает зима, у всех наземных четвероногих умеренных и высоких широт бурно разрастается подшерсток, а у зайца еще и меняется цвет шкурки: из рыжевато-бурой она становится белой или слегка сероватой. Так он меньше заметен на снегу. А у тигра шкура полосатая, поэтому он не так бросается в глаза в саванне. Ведь в саванне совсем другие условия, чем в зимнем лесу или на песчаном берегу.

Можно привести и другой пример: для защиты от перегрева кожа роговеет, тело постепенно покрывается ороговевшими чешуйками, как панцирь. Напротив, при защите от переохлаждения появляется шерсть и подшерсток, а от сильного переохлаждения – перья. Так, у птиц мы наблюдаем скромные перья вдоль тела, очень большие перья на крыльях (подвижные крылья охлаждаются сильнее других частей тела; кроме того, служат опорой во время полета, то есть испытывают большие нагрузки) и, наоборот, ороговевшие чешуйки на ногах, поскольку птица может сесть на раскаленный на солнце песок или участок скалы.

Но если есть мощные механизмы адаптации у животных, то почему они должны отсутствовать у людей? Они, разумеется, существуют, и мы их прекрасно знаем: так, чем южнее, тем жарче солнце и тем смуглее кожа и темнее волосы. Можно назвать массу других приспособлений, о которых я не хотел бы упоминать по одной причине: нас будет интересовать не внешний вид людей или иных живых существ, а их поведение.

Открытая местность как начало отсчета. Как ни странно, но наиболее простая природная зона – это открытое со всех сторон пространство, где негде спрятаться. Для того чтобы выжить самому да еще господствовать над другими, необходимы две вещи: добраться до других и подчинить их себе. Каждая из задач решается тем или иным видом живых существ по-своему: для выполнения первой задачи травоядным достаточно просто переместиться, чтобы получить свежую траву или побеги деревьев, тогда как хищнику нужно догнать травоядную особь. Для решения второй задачи нужно быть сильным, то есть массивным. Но чем выше масса, тем ниже скорость. Хищник, который представляет собой, прежде всего, комок мышц при относительно небольшом желудке и кишечнике (пища у него легко усваивается), тем не менее не может иметь размер быка или слона – тогда он не догонит добычу, будет слишком тяжелым. А вот бык или слон не очень рискует даже при медленном перемещении – его не так-то просто свалить. Но у травоядных для переваривания растительной пищи разрастается кишечник, а для промежуточного хранения не вполне пережеванной пищи увеличивается зоб. Травоядное ест менее калорийную пищу, процесс пищеварения у него (как бы добывание средств к существованию) выходит на первое место, затмевая все остальные функции. Иными словами, оно озабочено в первую очередь тем, где бы достать пищу. Это, так сказать, физиология.