Резко подскакиваю на кровати от собственного стона. Мне снился такой чудный сон, остатки которого остались белесыми разводами на белье. Красочно матерюсь, проклиная всех омег и их слабости, и плетусь в душ. Холодная вода обжигает разгоряченную кожу, заставляет тело дрожать от холода, а не от желания. Легкая передышка и все по новой. Заматываюсь в махровый халат, проклиная Алана и его чертов запах, который, кажется, преследует меня везде и повсюду и становится только сильнее. Постойте-ка…

      - Долбаный сукин сын, свали отсюда, ты же обещал, что тебя не будет! - кричу, глядя в зеленые глаза, полыхающие страстью, неприкрытым желанием и удивлением.

      Какого черта он приперся? Я же не смогу сдержаться, не смогу.

      Падаю на колени и закрываю лицо руками. Алан подлетает ко мне и, убрав мои руки от лица, по которому уже стекают первые слезы отчаяния и обреченности, начинает покрывать лицо поцелуями, шепча что-то бессвязное и неразборчивое. Он обнимает меня, сильно прижимая к своей груди, гладит меня по голове, придерживая за вздрагивающие плечи. «Не так, не так», - звучит в голове не переставая, и я произношу это вслух, не в силах больше держать в себе под напором буйства гормонов и опасной близости, нежности, заботы, от которой так хорошо, что становится плохо.

      Алан подхватывает меня на руки так легко, как будто я ничего не вешу, и несет в свою комнату, крепко прижимая к себе. Отталкиваюсь от него, брыкаюсь и пытаюсь убежать. Куда угодно, лишь бы не так, не хочу все разрушить, не хочу.

      Меня опускают на кровать и все также прижимают к себе.

      - Ну, что случилось? Поговори со мной, Лука, - почти умоляет он, укачивая меня как младенца в своих руках.

      А я не могу вымолвить ни слова, не потому, что мысли путаются и больно даже думать, не потому, что возбуждение такое сильное, что становится больно в паху, и я непроизвольно ерзаю, а потому, что если заговорю, то не сдержусь, не смогу больше держать в себе все то, что так сильно наболело в моей душе.

      - Ну же, малыш, неужели я настолько противен тебе? – спрашивает он, и в таком родном голосе я слышу отчаяние, нотки паники, которые с каждым словом все четче звучат в моих ушах.

      - Нет, - шепчу еле слышно. Голос дрожит и предательски дергается.

      Алан наливает мне воды из графина на тумбочке и, сев напротив меня, смотрит, как я жадно глотаю так необходимую мне жидкость.

      - Спасибо,- передаю ему стакан и отворачиваюсь не в силах видеть это лицо, полное желания, и понимать, что это всего лишь инстинкты.

      - Ты безумно вкусно пахнешь, - шепчет он еле слышно, придвигаясь ближе и собственнически сгребая меня в объятья.

      Я буквально чувствую, как смазка вытекает из меня, оставляя мокрое пятно на халате. Да что же это такое? Такого всплеска еще не было. Слишком сильно влечение, слишком явное желание, я не могу больше…

      - Я тебе совсем не нравлюсь? – спрашивает он, приподняв мое лицо и заглядывая в мои глаза.

      Ну что за дурачок, как такое вообще можно было подумать? Утыкаюсь ему в плечо не в силах сдерживаться. Видимо, чаша моего терпения переполнилась, и чувства хлынули через край, выплескиваясь тремя простыми словами:

      - Я люблю тебя, - шепчу беззвучно, молясь, чтобы он не услышал моих слов.

      Весь мир на миг остановился, все потеряло краски. Я в вакууме, слышу только стук своего сердца и тихое дыхание. Страх, мне страшно.

      - И давно? – спрашивает он, сильнее сжав меня в объятьях, будто я убегать собрался. Хотя так и есть, я хочу сбежать на край света и сгореть со стыда.

      - С первого взгляда, - хмыкаю невесело, приподнимая голову, слишком много я уже сказал, чтобы прятаться. - Вот только ты меня тогда еще не замечал.

      Получается обиженно и по-детски грустно. Чистые неприкрытые эмоции, которые можно читать как открытую книгу, если захотеть, конечно.

      - Прости, я был дураком, - шепчет он в мои губы, не отпуская зрительного контакта, и накрывает их своими нежно, почти невинно, касаясь едва уловимо, и тут же отстраняется, не прекращая смотреть в мои расширенные от удивления глаза.

      От легкого поцелуя пробивает в пот и скручиваются пальцы на ногах в легкой судороге. Мне стыдно.

      Пытаюсь отвернуться, но он снова ловит мое лицо и заглядывает в глаза. Я вижу, как напряжены его мышцы под тонким свитером, вижу, как капелька пота стекает по виску, он на пределе, он сдерживается из последних сил, и я ему благодарен за это.

      - Чего ты боишься, малыш? Скажи мне, - почти стонет он мне в губы.

      - Это животный инстинкт, это не чувства, я так не хочу, - с трудом подбираю слова, потому что мозг окончательно поплыл, а крыша помахала мне ручкой, но клятвенно обещала, что мы скоро встретимся.

      - Это не так, - рычит он и убирает руки, сжимая мои бедра.

      Непроизвольно подаюсь к нему, прижимаясь к его груди. Он тяжело дышит, едва втягивая воздух, и трется об мою шею носом, посылая по телу разряды тока, подкидывающие и так вздрагивающие плечи вверх.

      - Котенок, если ты не хочешь, я уйду, только решай сейчас, пока я могу остановиться. Я на пределе и не знаю, сколько еще смогу сдерживаться. Хочу тебя безумно, - рычит он, иногда задевая ухо губами, и все также сжимает бедра, оставляя на нежной коже яркие пятна не сдержанной грубости.

      - Мне уйти? – спрашивает он, отстранившись, и я сам не понимаю, как это произошло, но я отрицательно качаю головой и, после его протяжного рыка, оказываюсь лежащим на кровати под тяжелым телом, а мои губы он уже терзает поцелуем, иногда срываясь и покусывая их, и тут же зализывая следы, как бы извиняясь.

      Все, что могу - это дышать и подаваться навстречу обжигающим объятьям, отвечая на поцелуй и сжимая ослабевшие руки на его плечах.

      Несмотря на то, что руки у него две, мне кажется, что их тысячи, они повсюду. Каждое касание жжет сильнее огня, разливаясь расплавленным металлом по венам и скапливаясь в паху, принося уже ощутимую боль. Алан, откинув полы халата, исследует бедра, то поглаживая их, то сжимая с силой, а я выгибаюсь, пока умелые ласки возносят меня на вершину блаженства. Слишком горячо. Он откидывает халат в сторону и оглядывает меня, нависая надо мной. Становится стыдно, я полностью открыт перед ним. Он, рыкнув и улыбнувшись чему-то своему, с новой силой впивается в мои губы и, отстранившись, спускается вниз дорожкой из поцелуев: шея, ключицы, горошинки сосков, которые бесстыже искусаны и исцелованы. Ничто не забыто, каждый миллиметр тела горит от ласк, подаренных губами или руками. Не могу сдержать стон и сам подаюсь бедрами вперед, желая получить разрядку как можно скорее. Со всей силы, что осталась, сжимаю его плечи, когда пульсирующий член окутывает что-то горячее и влажное. Вскрикиваю и перевожу взгляд на Алана. Он как загипнотизированный смотрит в мои глаза, втягивая и посасывая мою плоть. И смотрит он так жадно, так собственнически и развратно, что мне становится жарко и холодно одновременно. Нет сил смотреть на это, откидываюсь на кровать и, дернувшись несколько раз в его руках, с криком кончаю, ощущая, как из меня выходят чистые эмоции, вместе со спермой.