- А вы - ученый, да? - поинтересовалась она. - И наверное, работаете в каком-нибудь закрытом научно-исследовательском институте... Физик, да?

- Да, я уже много лет правая рука Нильса Бора, - придав лицу серьезное выражение, сказал Кирилл. - Мы с ним открыли основной закон термоядерной реакции.

- А кто такой Нильс Бор? - невинно взглянула на него Ева.

- Гм, великий ученый, - ответил Кирилл, сообразив, что его юмор вдребезги разбился о ее детскую невозмутимость.

- Рядом со мной загорали на пляже две молодые женщины и говорили о вас... - рассказала Ева. - Одна очень интересовалась вами. Пухленькая блондинка с крошечным носиком-пуговкой, она на него все время листочки приклеивает, чтобы не обгорел. Я поняла, что вы ей нравитесь...

Это была новость! Кирилл не был знаком ни с одной женщиной в Коктебеле, кроме Виктории Снеговой, и то через Николая Балясного. Но портрет, нарисованный Евой, не подходил к Снеговой, хотя она тоже была блондинка, но на нос ничего не приклеивала и он у нее не был похож на пуговку. Нормальный нос, который восторженный Николай называл греческим.

- Я даже знаю, что вы связаны с космосом, - продолжала она.

- В ближайшее время я собираюсь прошвырнуться на Луну, а потом - на Марс... - улыбнулся он.

- С покойным Нильсом Бором? - невинно поинтересовалась она.

- Разве он умер? - сделал он удивленные глаза. - Это случилось, очевидно, пока я в Байконуре занимался на тренажере... Понимаете, психологическая совместимость... Нас закрывают в изолированной от всего мира барокамере, и мы так живем по нескольку... гм, лет.

- Судя по всему, вы последний раз лет двадцать провели... в камере? - Ева без улыбки смотрела на него. - В одиночке, да?

- Неужели я похож на преступника-рецидивиста? - рассмеялся Кирилл.

- Не знаю, на кого вы похожи, а вот сочинять небылицы умеете, - сказала она и, прикрыв рот рукой, зевнула. - Вы, правая рука великого Бора, посидите под звездным небом, поразмышляйте о космосе, о своем полете на Марс, а я, земной человек, пойду спать...

Она неожиданно быстро поднялась с лежака, сверху вниз посмотрела ему в глаза и, чуть улыбнувшись, прибавила:

- А кто вы такой, мне совсем не интересно.

И, легко переставляя свои высокие ноги, пошла к набережной. Не двигаясь с места, он смотрел ей вслед. Сейчас она поднимется по каменным ступенькам на набережную и исчезнет в густой тени от дома Волошина. Может быть, навсегда.

- Ева! - окликнул он.

Высокая фигура замедлила шаги, остановилась на предпоследней ступеньке.

- Ева, дайте, пожалуйста, ваш телефон? - запоздало спохватился он, вскочив с лежака.

- Зачем? - насмешливо произнесла она. - И потом, к телефону всегда подходит мой дар-рагой папа.

- Мы с ним найдем общий язык... - пробормотал он.

- Вряд ли, - рассмеялась девушка. - Еще никто из моих знакомых не нашел с ним общего языка...

- Я завтра уезжаю в Ленинград, - печально сказал Кирилл.

- До свидания! - Ева поднялась на набережную и помахала рукой.

- Ева, где вы живете? - крикнул он, как будто это могло что-то изменить.

- В Ленинграде... - насмешливо прозвучал ее глуховатый грудной голос.

Он слышал, как наверху прошелестели ее быстрые шаги. Какое-то время он пристально смотрел на то место, где она только что стояла на каменных ступеньках, затем бросился вслед за ней. Когда он выскочил на набережную, там уже никого не было. Из кустов прямо ему под ноги выкатилось что-то округлое, колючее. Это был еж. Он невозмутимо обогнул ноги Кирилла и, постукивая коготками о камень, озабоченно потрусил к морю. Странный какой-то еж. Еж-мореплаватель.

Лунный свет мягко посеребрил все окрест. Блестели крыши домов, листья деревьев, тусклым серебром светилось чернильное море, а вершины близких гор излучали желтое сияние. И кругом ни души. Кирилл присел на влажный парапет, закурил. Ничего страшного, что он не знает ее телефона, он в университете ее разыщет... В этом году он снова будет принимать на филфаке вступительные экзамены у абитуриентов... Заведующий кафедрой профессор Федоров как-то пришел к нему на Литейный проспект и стал уговаривать перейти на работу в университет. От этого предложения Кирилл отказался, а вот насчет того, чтобы в неделю два раза читать студентам лекции, обещал подумать. И то, что Ева учится в университете, навело его на мысль, что, может, и стоит согласиться? Лекции он будет читать о том, что ему близко и дорого: о русской национальной культуре, о великом наследии предков, оставивших нам великолепные памятники старины. И архитектурные и литературные...

В кустах что-то зашуршало, задрожали нижние ветви - и на лунную дорожку выкатился второй еж. Уткнув длинный черный нос в землю, он, как и первый, обогнул ноги Кирилла и покатился в сторону пляжа. Наверное, тоже принимать морскую ванну.

Где-то далеко от берега тяжело всплеснуло, будто кит бултыхнулся в воду, и снова стало тихо. Большое серебристое облако боролось с луной: облако старалось упрятать ее в свое нутро, а луна всячески этому противилась, она выскальзывала из прорех, ныряла вверх-вниз. От этой пляски колышущееся море то оживало, светилось, меняя оттенки, то погружалось во мрак.

"Она не сказала "прощай", - размышлял Кирилл, - сказала "до свидания"... Интересно, какая она в Ленинграде?.. И почему так усиленно ее опекает Недреманное Око? Даже по телефону отвечает вместо нее?.. Ее "дар-рагой папочка"..."

У него еще неделя до конца отпуска. Может, остаться? А ребята пусть уезжают... Но, вспомнив про свои "раны", Кирилл сразу помрачнел: здесь ему с такими украшениями делать нечего. Завтра едет в Феодосию и берет билеты на первый же поезд. Ни Кирилл, ни его друзья на самолетах летать не любили.

В комнате гулял сквозняк, одно окно было распахнуто - и ветер вытащил наружу длинную штору. Слышно было, как она пощелкивала за окном. Вадим спал, уткнувшись лицом в подушку.

Укладываясь на свою жесткую койку, Кирилл вдруг представил себе встречу со своим главным шефом - директором института член-кором Великим Галахиным... У него, наверное, очки свалились бы с коса, если бы он увидел сейчас Кирилла... "Молодой человек-с, вы, я гляжу-с, не научный сотрудник, а бандит-с с большой дороги!.."

Кирилл не выдержал и громко хихикнул.

- Ева! Ева! - как сквозь вату услышала она глуховатый голос отца. - Пошли на почту, я заказал разговор с Ленинградом.

Она повернула к нему голову и, прищурившись от нестерпимого блеска солнца, равнодушно проговорила:

- Передай привет.

- Мама обидится, - настаивал отец.

Он уже оделся и стоял возле ее лежака, загораживая солнце.

- Отодвинься, пожалуйста, - попросила Ева и прижмурила глаза.

Отец ушел, скрипя галькой, а она подумала, что плохо он знает маму, если и вправду думает, что она обидится. Мать рада, что они уехали, и теперь отдыхает от них в свое полное удовольствие. Она еще очень хорошо выглядит в свои сорок пять лет. Пышноволосая полноватая блондинка, с печальными голубыми глазами. Мама педиатр - детский врач. Она никогда не ездит в отпуск вместе с отцом, считая, что за год они и так надоели друг другу. Весной мать ездила с туристской группой в Болгарию, и ей теперь частенько звонит какой-то мужчина, обычно когда отец на работе. Голос у него приятный, мужественный. Попав на Еву, он пророкотал в трубку своим мужественным голосом: "Ирэна! Это я. Ты сегодня вечером сможешь вырваться?"

Дело в том, что у Евы и матери голоса очень похожи. И многие их путают. Поэтому Ева, не вдаваясь в подробности, спокойно передала трубку матери, сказав: "Это тебя". То же самое делает и мать, когда в хорошем настроении.

Ирэна Леопольдовна веселая и жизнерадостная женщина. Ее красивое лицо омрачается, лишь когда она рассказывает знакомым о том, как в юности цыганка нагадала ей, что она умрет в сорок девять лет... Эту историю мать с удовольствием рассказывает всем, и по нескольку раз. Ева догадывается, что глупое пророчество цыганки очень на руку матери, мол, раз мне так мало отпущено судьбой лет, то уж я буду брать от жизни все...