- Погуляем... по ночному Таллину? - неуверенно предложила Ева.

- Бабские фантазии! - презрительно фыркнул Борис, жуя потухшую сигарету.

- Я хочу танцевать! - капризно говорила Мария. - Пойдемте в другой ресторан, где есть музыка!

Том подозвал официанта. Тот подал уже готовый счет. Небрежно достав из кармана пиджака несколько десятирублевок, Том положил на край стола. Официант ловко препроводил деньги в объемистый кожаный бумажник и стал отсчитывать сдачу, но Том сказал:

- Бутылку шампанского с собой. Остальные - вам.

- И коньяку! - потребовал Борис.

Том бросил на него уничтожающий взгляд, но решил уж до конца быть на высоте: достал еще бумажку и протянул официанту.

- Да, еще граммов триста хороших конфет, - сказал он и взглянул на Еву. - Ты какие любишь?

- Я их терпеть не могу, - заявила Ева.

- А я люблю, - вмешалась Мария, - Томик, возьми "Каракум". Или грильяж. Молодой человек, у вас есть грильяж? - обольстительно улыбнулась она официанту.

Когда на свой этаж поднимались по лестнице, застланной красной ковровой дорожкой, Том осторожно взял Еву за руку и негромко сказал:

- Ты этот долг за сигареты выбрось из головы. Ничего ты мне не должна.

- Заманчиво, - усмехнулась Ева, поднимаясь по ступенькам впереди него.

Он жадно смотрел на ее длинные стройные ноги, тонкий изгиб высокой талии. Сердце возбужденно стучало, он готов был сейчас купить ей весь мир. Ему ничего не было жалко. Обычно такие мысли редко посещали его. Теперь он был уверен, что она наконец-то в его руках, и вместе с тем его что-то тревожило. Ее недоступность все больше распаляла его. Он с нетерпением, до дрожи в коленях, ждал того момента, когда они останутся в номере вдвоем. У Бориса и Марии все просто и ясно. Вон как он повис на толстушке, с громким смехом тащившей его чуть ли не на себе в номер. Дежурная на этаже неодобрительно посмотрела на них, однако ничего не сказала.

Опередив девушку, Том подошел к высокой двери и, нагнувшись, будто собирался заглянуть в замочную скважину, стал поспешно тыкать ключом в замок. Он видел, что руки его предательски дрожат, и повернулся к девушке спиной. Ева, покусывая полные губы, стояла позади, и в ее карих глазах - смертная тоска. Из-за дверей напротив глухо доносились мягкие переборы гитары и густой приятный голос. Голос пел: "Клен ты мой опавший, клен обледенелый, что стоишь нагнувшись под метелью белой..." И Еву вдруг неудержимо потянуло туда, где гитара и этот грустный зовущий голос. Она сделала несколько шагов по длинному узкому коридору, слабо освещенному матовыми шарами на потолке. Том, что-то бормоча, все еще возился с ключом. Кажется, голос доносился из номера 462. Стоя перед дверью, Ева не знала, что ей делать: поднять руку и постучать? Удобно ли ночью стучать в чужой номер? Но там не спят, там поют под гитару, значит, ничего страшного не произойдет, если она войдет... Ева оглянулась и встретилась взглядом с Томом. Он стоял у раскрытой двери и недоуменно смотрел на нее.

- Ева... - сдавленно начал он, но девушка отвернулась и постучала, сначала осторожно, потом все сильнее. Раздался басистый голос:

- Входите!

Держась за ручку двери, девушка обернулась.

- Том, ты прости меня, я сегодня ввела тебя в большие расходы, - произнесла она глуховатым и вместе с тем совсем детским голосом. Отворила дверь и вошла в чужой номер. Навстречу ей поднялся огромный бородатый мужчина с хмельными, мерцающими васильковым цветом глазами. Вокруг стола сидели еще три мужчины и некрасивая длинноволосая женщина. У одного из мужчин, плотного, широкоплечего, была в руках гитара.

- Подождите! - загремел огромный мужчина. - Я сейчас скажу, как вас зовут... Ева!

И она узнала его: это был режиссер телестудии Василий Иванов, с которым познакомил ее в ресторане "Волхов" Кирилл. Да и остальных она видела там же. Парня с гитарой зовут Валера, он тогда был пьян и все время говорил ей комплименты и даже собирался найти гитару и спеть для нее романс. Сейчас он, поглаживая короткие черные усики, смотрел на нее без всякого удивления и улыбался. Да и никто из них не удивился приходу Евы.

- Ева, а где твой Адам? - снова, как тот раз в "Волхове", повторил свою плоскую шутку Валера и тронул струны гитары.

- И Кирилл здесь? - весь засияв, спросил Василий.

- Можно я с вами останусь? - улыбаясь, сказала Ева.

- Валера! - приказал Василий. - Сбегай к... - и он назвал фамилию знаменитого киноартиста. - У него, кажется, есть в номере коньяк и шампанское.

- А если они-с почивают-с? - спросил Валера.

- Разбуди, - гремел Василий. - Скажи, к нам из рая спустилась на парашюте Ева...

- Ради Евы... так и быть, рискну.

Валера положил на кровать гитару и, широко улыбнувшись девушке, тряхнул смоляными кудрями и ушел.

- Я думал, ты здесь с Кириллом, - погасив улыбку, заметил Василий.

- Я убежала из дома, - сказала Ева, усаживаясь на смятое покрывало кровати рядом с некрасивой актрисой, которую звали Светлана. Ева ее хорошо знала по кинофильмам. Она замечательно исполняла характерные роли замотанных заботами, семьей и жизнью женщин. Кажется, она даже народная артистка республики.

В этой компании и непринужденной обстановке Ева почувствовала себя хорошо и легко. Без следа растворилось тяжелое настроение, охватившее ее в ресторане. Синеглазый гигант Василий, сочувственно поглядывая на нее, налил в стакан водки, пододвинул бутерброд. И она первый раз за сегодняшний вечер с удовольствием выпила, чем вызвала одобрительное восклицание Василия: "Молодчина! Не люблю, когда ломаются..."

Пришел Валера с бутылкой коньяка и... народным артистом Володей. Звезда экрана прямо с порога одарил Еву своей знаменитой обаятельной улыбкой.

- Гуляете, полуночники? - сказал он красивым баритоном, произнеся "полуношники". - А ведь рано утром съемки.

- Нам не привыкать, - отмахнулся Василий, еще больше оживившийся при виде бутылки с коньяком, которую Валера поставил в центре стола. - Володя, нам бог послал с неба Еву... Как она смотрится на роль той самой девушки с гвоздиками?

Ева встретилась глазами с народным артистом. Увидела сеточку морщин у висков, седую прядь в коротких волосах. Глаза у него цвета морской волны, немного усталые, но добрые и лучистые, как у Светланы. Неужели это талант так отражается в их глазах?

- Вы не хотели бы быть моей партнершей в этой сцене? - мягко спросил Володя.

- Я никогда не снималась в кино, - чувствуя, как розовеют щеки, ответила Ева.

- Теперь модно снимать людей с улицы, - заметила Светлана. - К примеру, Антониони или Феллини? В некоторых их картинах всего два-три профессионала - остальные толпа.

- Я бы не хотела быть... толпой, - улыбнулась Ева.

- Вы подумайте, - переглянувшись с Василием и одобрительно кивнув ему, проговорил Володя.

- Чего тут думать? - забасил Василий. - Завтра же зачислю в штат и будешь сниматься.

- А университет? - все еще не веря, что все это серьезно, спросила Ева.

- Ерунда, - отмахнулся Василий. - Директор картины даст телеграмму ректору, и тебя освободят от занятий на неделю-другую.

- Уж тогда лучше родителям, - сказала Ева.

- И родителям, и самому господу богу, чтобы он не волновался в своих райских кущах! - беспечно заявил Василий.

- Не забудьте, в таком случае, Василий Иванович, дать телеграмму и Адаму, - ввернул Валера. Адам положительно не давал ему покоя!

- Валера, исполни мою любимую, - прислонясь могучей спиной к стене, попросил Василий.

Артист взял с кровати гитару, задумчиво глядя на Еву, щипнул одну струну, другую и чуть хрипловатым, но сильным баритоном запел: "Жили двенадцать разбойников, жил атаман Кудеяр. Много разбойники пролили крови честных христиан..."

В первом часу ночи раздался осторожный звонок в дверь, так звонят в неурочный час незнакомые люди. Будь это подвыпившие приятели, они бы трезвонили не переставая, а этот звонок был коротким, робким. Кирилл подождал, сидя за письменным столом, но звонок больше не повторился. Однако осталось ощущение, что на лестничной площадке ждут. Отодвинув старой скрипучее кресло обитое кожей, Кирилл встал и пошел открывать.