Нидо всегда был человеком набожным и поступков, свойственных людям любопытным, не совершал. Окажись он сейчас в родном Кэсоне, пригороде Манилы, он очень бы удивился своему подобному поступку. Но здесь, когда странностями было окутано каждое событие, он словно натянул на себя невидимый защитный костюм, спасающий от неприятностей. Прижавшись к стене затылком, словно это помогало спрятаться всему ему, он навострил слух.

– Вы не поставили меня в известность о ваших планах, – услышал Нидо голос, который впоследствии уже никогда и нигде не слышал. – Кажется, еще в Гаване я говорил о том, что отказываюсь этим заниматься.

– Пирс, – ответил кто-то голосом, который Нидо будет слышать весь последующий день, – вам нужно Расслабиться. Подумайте о будущем, напейтесь, в конце концов. Но завтра вы…

– Я отказываюсь.

– Вы отказываетесь от пятидесяти тысяч долларов только из-за того, что вам предлагают путешествие в рай? – удивился знакомый Нидо голос.

– Вероятно, представления о рае и аде у нас разные, – ответил кто-то, – то есть я хотел сказать, что для вас рай то, что ад для меня.

– Вы осложняете ситуацию, Пирс.

– Плевать мне на вас, ублюдки!… Плевать!…

Его крик вдруг прервался, хотя Нидо предполагал, что этот человек сказал далеко не все. В такие минуты люди говорят больше, забывая о том, где находятся.

Крик оборвался неожиданно. Глухой удар, от которого Нидо снова вздрогнул, звук, похожий на тот, как если бы, не нажимая кнопок, выпустили воздух из аккордеона, и – неразборчивый грохот шагов по палубе.

– Помоги мне! – послышалось наверху, и Нидо услышал топот еще одной пары ног.

Невнятный шум и – плеск за бортом. Так падает в воду что-то тяжелое.

– Спустись вниз и выясни, нет ли на палубе пассажиров. Черт бы побрал их бессонницу…

Похолодев от страха, Нидо переступил вдоль стены и бросился бежать по палубе под капитанской рубкой. Он бежал и благодарил себя за лень, из-за которой не переобулся из мягких тапочек в повседневные сандалии.

Он скрылся за поворотом, когда на палубу кто-то спустился. Нидо видел, как луч фонаря ударил вдоль палубы, едва он успел убрать свой зад за угол.

– Пресвятая Богородица… – прошептал он. – Что здесь происходит?…

У него тряслись руки, когда он входил в свою каюту.

– Нельзя выходить до утра. Нельзя ни с кем говорить. Нужно спать. Много, крепко спать в кровати, – проговорив все это, он решил выпить, намешав в выпивку трав для сна.

Но вспомнил, что у него нет алкоголя, который сыграл бы роль катализатора.

«Завтра я напьюсь, вернусь в каюту и буду спать», – подумал он.

Решив пересчитать наличные, он вынул бумажник, и первой в его руке оказалась купюра в десять долларов. Он уже собрался было сунуть ее в карман – у Нидо был бумажник, набитый кредитками и деньгами, но не было привычки носить его с собой, – как вдруг что-то привлекло его внимание.

– Гамильтон, – прошептал он. – Город, дорога в который растворилась в океане…

Он с трудом дождался утра. Выйдя на палубу, он машинально посмотрел за борт. И ничуть бы не удивился, если бы увидел стайку акул, следующих за «Кассандрой». Рыбы быстро привыкают к тому, что их кормят у конкретного места.

¦

Все путешественники, среди которых были Дженни, Левша и Питер, вернулись через полчаса. Филиппинец к тому времени уже успокоился, и одежда его высохла. Он сидел, поджав ноги и уставившись бессмысленным взглядом в океан. Много кто в это утро смотрел в оке-ан-… Успокоился и Макаров, притих и итальянец.

– Что это значит?

Доктор Донован поднял на Левшу тяжелый взгляд.

– Обычно на этот вопрос отвечаю я, – сказал он. – Но мне лень объяснять очевидное.

– Разве вы не видите, что он мертв? – спросил Левшу Макаров.

– Где… корабль? – раздалось из толпы, сгрудившейся вокруг тела.

– На этот вопрос обычно отвечает мистер Макаров, – сообщил доктор.

– Я думаю, что корабль ушел, – скрывая раздражение, сказал тот. – Кто-то хочет со мной поспорить?

– Господи! – капризно вскрикнула беременная девушка в желтом платьице, больше похожем на рубашку. – У меня есть телефон! – И она стала рыться в своей холщовой сумке.

– Вам повезло, – равнодушно сообщил Донован. – Я свой оставил в каюте. За ненадобностью. – Убедившись, что девушка не прекращает поиски, он махнул ей рукой: – Оставьте это! Здесь им можно только давить комаров.

– Что здесь происходит? – От группы отделился мужчина лет тридцати пяти, крепкий, загорелый. Через все его лицо пролегал чудовищный шрам. Шрам начинался в низу левой скулы и уходил вверх криво сросшейся раной,оканчиваясь уродливой,разлапистой вилкой под самым глазом.

– Я думаю, что свет на это может пролить человек, находящийся среди нас.

Услышав слова Макарова, итальянец встал с кейса и крепко взялся за его ручку.

– Мистер Макаров… – умоляюще проговорил Донован.

Но Макаров уже шел к итальянцу. Толпа невольно разошлась и сомкнулась большим полукольцом, выход из которого был один – в океан.

– Не делайте глупостей, русский… – отступая по кромке берега, Франческо то и дело бросал взгляд через плечо, удостоверяясь в том, что дорога вдоль прибоя свободна.

– На песке лежит отравленный гипнотическим препаратом приятель этого человека, – говорил Макаров, надвигаясь на итальянца. – А оставшийся в живых его соотечественник даже при таких обстоятельствах отказывается сообщать, что так упорно он прячет в своем чемодане. А между тем, чтобы снять с себя подозрение, ему достаточно всего лишь откинуть крышку… этого чертового кейса!… – Макаров выдавил последние слова, почувствовав прилив ярости. – Всего лишь откинуть крышку!

– Зачем ему откидывать крышку своего кейса, дружище? – догнал Макарова голос Левши. Во избежание кривотолков он говорил на английском. – У меня за спиной сумка. Почему я должен вытряхивать ее содержимое только потому, что кто-то заподозрил меня в Дурных намерениях?

– Мальчики, не нужно ссориться!

Донован посмотрел на девушку. С явными признаками беременности и очарования, она смотрелась на острове настолько же неестественно, насколько неестественным здесь смотрелся бы премьер-министр России. В коротеньком желтом платьице и шлепанцах на босу ногу, она была похожа на неожиданно для самого себя повзрослевшего ребенка.

Макаров приблизился к итальянцу настолько близко, что уже ни у кого не оставалось сомнений в том, что вскоре замки кейса издадут щелчки.

– Я предупреждаю вас в последний раз… – прошептал Франческо.

– Открой кейс, упрямец, – тихо приказал Макаров.

– Вы вынуждаете меня! – крикнул тот. – Клянусь Богом, я не хотел никому зла! Клянусь Богом, что я никому из вас не причиню его, если вы потеряете интерес ко мне!…

Сунув руку в карман пиджака, он выдернул ее, и Макаров увидел пистолет.

Девушка в шлепанцах взвизгнула, и сразу после ее крика Макаров услышал за спиной вскрик Питера:

– Папа!…

– Оставьте-меня-в-покое, – почти умоляюще проговорил итальянец. Лицо его покрылось красными пятнами. – Я не имею никакого отношения к случившемуся и нахожусь здесь в тех же обстоятельствах, что и вы… Вы можете верить мне, можете находить в появлении в моих руках оружия доказательство своих бредовых домыслов… но… клянусь Девой Марией – если вы попробуете прикоснуться к этому кейсу, я нажму на спуск не раздумывая…

– Мистер Макаров!

Голос Донована вернул моряка к действительности.

Не сводя с итальянца глаз, он отступил. Развернулся и подошел к оцепеневшей от неожиданных оборотов этого утра группе.

– Возможно, нам придется провести здесь какое-то время. – Сказав это, Макаров почувствовал, что умирает от жажды. – Нам нужна вода и тень. Было бы хорошо, если бы половина из нас направилась на поиски питьевой воды, а другая половина занялась постройкой навеса.

– Мы нашли водопад, папа, – сказал Питер. Поглядывая в сторону усевшегося в сотне метров от остальных итальянца, он схватил отца за рукав. – Но как донести сюда воду?