– В Америке такого свинства ни за что бы не случилось! – вырвалось у Дженни, имевшей в виду, разумеется, не самоуправство ветра.

– Ну, еще бы… – усмехнулся Макаров. – У вас ветры дуют всегда в парус… Но шалашик все-таки нужно было устанавливать вдоль береговой линии, как я говорил, а не поперек. Ночью вы почувствуете разницу.

Весь вечер Левша чувствовал себя мальчиком на побегушках. Очень скоро он стал примечать, что все, что касалось дела – обустройство временного лагеря, туалетов и распределения ролей, – то есть вся жизнь оставшихся без присмотра двух десятков людей, зависело от решений Макарова. Это наблюдение неприятно усугублялось еще и тем, что Левша видел – Макарова все слушаются. И даже быковато настроенный против отЦа Питера малый с косым шрамом делает все вопреки своим желаниям, по-макаровски.

– Почему ты решил, что все должны спать в этом шалаше?

Поднявшись с песка, он вытянул из груды напол-Ненных водой бутылок самую маленькую и закинул сУ^ку за спину.

– Я намерен поискать более удобное жилище. Кто со мной?

– Я бы не рекомендовал идти в лес без оружия, – заметил Макаров. – Его у нас нет, если не считать пистолета Франческо, но вряд ли он составит вам компанию.

– Почему ты решил, что у меня нет оружия? – удивился Левша. – Если славный доктор одолжит мне свою трость, я буду непобедим.

Макаров вопросительно посмотрел на Донована. Тот снял очки. Протер и снова надел их. Потом поднял трость и двинул на ней какой-то рычажок. Из той части, что касалась земли, выскочил клинок длиной в двадцать сантиметров.

– Купил в Гаване за пятьдесят долларов… Совсем забыл. – Донован посмотрел на разглядывающих его молчащих людей и с тревогой в голосе воскликнул: – Ведь вы верите, что я забыл, не так ли?!

– Так вы одолжите мне свою палку, чтобы я мог поискать более удобное место для сна, мистер Донован?

Момент для вопроса был подобран как нельзя кстати. Отказ Донована выглядел бы еще более подозрительным.

– Конечно!

И трость, взлетевшая в воздух, была подхвачена Левшой.

– Так идет ли кто-то со мной?

– Я иду!

Макаров посмотрел на Дженни, которая, подхватив из груды сваленных в одну кучу сумок свою, порхнула в сторону Левши.

– Я присмотрю за Бертой, – сообщил Питер.

Дженни рассмеялась и пристально посмотрела на Макарова. Не обнаружив на его лице никакой реакции, огорченно вздохнула и направилась вслед за спутником, чье лицо, напротив, излучало глубокое удовлетворение.

Через несколько минут они входили в джунгли.

«Может, у кого-то еще есть с собой что-то, чем мы могли бы защититься, случись беда?» – этот вопрос Макарова было последнее, что слышал Левша на пляже. Немного взволнованный желанием этой сумасбродной женщины составить ему компанию, он шагнул в лес.

Это зрелище Дженни решила унести с собой в будущее. Ничего подобного ранее она не видела. Она смотрела по сторонам, осторожно ступала босыми ногами по влажной траве и вслушивалась в звуки джунглей.

Теперь было понятно, почему этот крохотный островок, затерянный в Бермудском треугольнике, опаляемый со всех сторон солнцем, хранит в себе жизнь и сочится влагой. Кроны исполинских деревьев и пальмы – совсем другие, непохожие на те, что росли на берегу, спутались вершинами в прочный свод и пропускали лишь столько тепла и света, сколько необходимо было для поддержания жизни внизу.

Лес рос ярусами. Внизу расстилался кустарник, местами колючий, как терновник, чуть выше над ним парили огромные, как пропеллеры «В-52», листья пальм, а чад ними, вырисовывая правильный, как на эскизе да Винчи, многогранник, покачивались ветви исполинских, неизвестных Дженни деревьев.

Оказавшись в лесу, она тотчас перестала чувствовать мучительную жажду. Влага впитывалась в ее тело через поры, она ощущала ее ногами, комок в горле рассосался, и она даже прокашлялась.

– Это временно, – заверил ее Левша, неожиданно проявивший способности телепата. – Через час вы начнете страдать и рвать растения, пытаясь обнаружить в них воду.

– Я хотела бы получить от вас заверение, что здесь нет диких зверей, – сказала она, снова почувствовав знакомый комок в горле. Он вернулся гораздо раньше, чем через час. – Под дикими зверями я имею в виду львов, тигров, кабанов, словом, всех, кому решительно наплевать на трость доктора Донована.

– Мне кто-то говорил по дороге от водопада к пляжу, что имеет университетское образование?

– Совершенно верно, русский мистер. Я ученый человек.

– Ну-у… – засомневался Левша. – Слово «ученый» часто подразумевает лишь то, что человека чему-то учили. У меня на родине диплом ученого стоит от пятисот долларов до десяти тысяч. Все зависит от университета, который вы хотите закончить… Вот вы спрашиваете, есть ли тут дикие звери. Но для того чтобы найти ответ на этот вопрос, достаточно просто шевельнуть мозгами. Остров необитаем. Он мал. Если сюда когда-то и был заброшен волею судьбы какой-нибудь тигр или лев… честно говоря, я не понимаю, как это могло произойти… то они уже давно пережрали бы тут всю живность и сдохли с голода. Или, наоборот, размножились до такого количества, что первое, что мы увидели бы на берегу, это пара тысяч львов, нетерпеливо ожидающих, пока мы ступим на песок.

– Это ваша русская логика меня раздражает, – призналась Дженни. – Хотя она и убедительна… Но змеи-то тут должны же быть?

Он промолчал: за змеями могли последовать ядовитые жабы, потом осы – мало ли на что способна фантазия этой черноволосой красавицы. Приглашая кого-нибудь с собой на прогулку, Левша рассчитывал на то, что согласится именно она. Не мог тот поцелуй в воде остаться последним, что ему было обещано. Ее болтливость его не раздражала, наоборот, за ней он видел желание сблизиться.

Однако насчет змей… Теперь, ставя ногу, он сам внимательно осматривал место, куда он ее ставит. В березовой роще средней полосы России и то можно схлопотать энцефалитного клеща на шею, чего уж говорить об островных джунглях, которые человека, верно, видят впервые.

– Хищников здесь нет и быть не должно, – успокаивал себя Левша. – Это вздор. Они все должны были передохнуть…

Дженни шла чуть позади, гладя взглядом статную фигуру русского. Чуть меньше мощи, чем у Макарова, но больше, кажется, гордости…

– Дженни, – сказал он вдруг, – расскажите о себе. Кто вы, откуда?

Она боялась этого вопроса.

Кто она и откуда?… Она опустилась на землю, сама не желая того.

– Дженни?…

Полустанок 1980 год…

В полусотне ярдов от забытого действительностью полустанка с выгоревшей дотла вывеской, на окруженной чертополохом крошечной лужайке, крошечной, как окружающий ее мир, играла с куклой девочка лет девяти. Мимо нее, почти рядом, равнодушные к детской забаве и уныло вытягивающиеся от понимания собственной бесполезности, сами себя несли в никуда бесконечно ржавые рельсы. И были столь они стары, что, кажется, прерви кто-то эту дряхлую бесконечность, изыми из нее короткий миг, дабы призывать округу к обеду или пожару, выдавить он смог бы только безликий, лишенный эха звук. Девочка сидела на черной шпале, занимаясь важным делом. Она брала куклу, клала ее слева от себя. Потом поднимала, отряхивала ей платьице, выговаривая за неряшливость, и после незамысловатых манипуляций, обозначавших эпизод жизни еще более неразумного, чем она сама, существа, укладывала куклу справа от черной, словно вырубленной из плиты антрацита, шпалы. Позже все повторялось. Маленькие пальчики с въевшейся под ногти грязью Перебирали тряпичную игрушку, а подол розового платьица, испачканный землей, колыхался в такт движениям девочки. Головки чертополоха как бессменные часовые наблюдали за этим без протеста и свойственного всему колючему снобизма. Были они, если говорить откровенно, свидетелями и более бестолковых ситуаций.

Детская игра в окружении шипов – событие, исключающее даже самую призрачную связь между прошлым и будущим. Есть только настоящее: игра в розовом платьице в окружении чертополоха на пустыре около забытого полустанка, под небом, обещающим дождь.