Они оба не знали, что делать с этим смущением, поселившимся в их доме после ухода женщины. Питер и отец оказались не готовы к таким переменам, и ничего с этим нельзя было поделать.

«Лексус» скользил по улицам Кенигсберга, уходя от центра города. Питер помнил, что было написано в том объявлении. Профессор Варшавского университета, известный в Европе психиатр приглашает для консультаций в отель «Анна». Где находится этот отель, Питер, конечно, не знал. Он плохо знал город. Сначала он был окружен заботой матери, теперь – отца. И неизвестно еще, чья опека строже. Конечно, они ходили на футбол, ездили за город, и к Питеру в гости приходили друзья. Но друзья никогда не имели возможности принять Питера у себя. Потому что он никогда не выходил из дома без отца.

– Мистер Чески ждет нас в гостинице «Анна», Пи-тер. Это в четырех километрах от нашего дома, рядом с питьевыми озерами.

Питер почувствовал приход неприятного ощущения. Так случалось всякий раз, когда приближалось Это.

– Папа, мы не должны туда ехать.

Отец ничего не ответил. Казалось, на сегодня он исчерпал все темы разговоров, и было бы с его стороны расточительством выслушивать еще и чужие замечания.

– Ты слышишь меня, папа?

– Питер, я знаю, что ты не любишь удаляться от дома. Но мы должны встретиться с мистером Чески, понимаешь?

Отец не отступит. Все-таки ему видней, подумал мальчик и обмяк на сиденье, устраиваясь поудобнее. Но уже через пять или семь минут «Лексус» замедлил ход, и отец стал выворачивать руль, въезжая на парковку перед невысоким зданием. Архитектор постарался, чтобы здание походило на старинное. Невыразительный, но готически подчеркнутый вход, белые стены, строгие окна.

– Нам лучше вернуться домой, папа, – робко сказал Питер.

Не отвечая, отец захлопнул дверь и положил руку ему на плечо.

– Мы поговорим и сразу вернемся. Хочешь, вечером сходим в кино?

Хоть куда. Только не в гостиницу «Анна».

ГЛАВА V

Лайнер гражданского флота Ее Величества «Кассандра», зафрахтованный американской туристической компанией «Реалити», вышел из Гаваны и взял курс к Бермудским островам через острова Багамские 23 августа. Ночь 24-го и два последующих дня пассажиры провели в Нассау, а утром 26 августа «Кассандра» легла на галс по направлению к Бермудским островам. Организацией этого маршрута два года назад занялись менеджеры «Реалити», и сейчас это был самый рентабельный тур в Карибском бассейне. Быть может, потому, что это был первый рейс «Кассандры». Как бы то ни было, среди кают первого и второго классов не было ни одной свободной. Более того, на берегу осталось много желающих оказаться на борту, но не сумевших достать билет. Сказочная, горящая огнями Гавана, город, в котором живут самые нищие, самые свободные и оттого, наверное, и самые счастливые люди на планете, Багамы – с горячим ветерком и склонившимися к воде пальмами, и, наконец, главная загадка планеты – Бермуды, – многое обещало незабываемое путешествие. Кроме того, компания «Реалити» умела смотреть вперед. Все пассажиры «Кассандры» получали возможность вернуться из Гамильтона самолетом, цена билета входила в стоимость тура.

И теперь судно, небольшое, кстати, по размерам, но мощное, спущенное со стапелей голландской судостроительной компании «Антерлей», шло уверенным курсом к Бермудским островам.

Вечером 26 августа капитан Эндрю Джексон, которого не знал в лицо ни один из пассажиров, был вынужден отдать приказ лечь в дрейф. Говорят, у капитана Джексона было плохое самочувствие и он не испытывал желания выйти и познакомиться с пассажирами.

Пассажирам было велено не беспокоиться, а просто спуститься в каюты, потому что какое удовольствие торчать на палубе, по которой стелется сырость, а вокруг не видно ни зги? – а команде занять свои места. Убедившись, что стрелки приборов показывают странные величины, компас шалит, а радиостанция работает с помехами и в эфир рабочей частоты гражданского флота вмешиваются то аргентинское танго, то новости из Венесуэлы, Джексон отдал команду включить сигнальные огни и лечь в дрейф.

Левша, не привыкший подчиняться чужим приказам, поднялся на палубу сразу, как только с нее ушли в каюты другие. Войдя в бар с крышей, но без стен, он попросил порцию виски и бутылку пива. Заказ бармена не удивил. На борту было много чудаков. От них поступали и более странные просьбы. Например, две бутылки «Кристалл» стоимостью в пять тысяч долларов каждая попросил мексиканец с иконой на груди. Двое молодых русских мужчин десять минут назад потребовали бутылку русской водки и восемь бутылок пива, а двое итальяшек – коробку апельсинового сока на двоих. Последние, кстати, очень не понравились бармену. Вызывающе спокойные, они тем и были подозрительны. Отправляющиеся в увлекательное путешествие путники не предрасположены к излишней сосредоточенности. Эти же смотрели на всех такими взглядами, как если бы находились с миллионом наличных в нью-йоркском

Гарлеме. Кейс у них между тем был. С ним не расставался тот, что был ниже ростом и имел привычку руки держать на животе. Бармену казалось, что он держит руки так, чтобы бронированным кейсом защитить самое дорогое, что у него есть. Бронированный кейс – это придумка бармена. Он решил, что если кто-то и утром и вечером разгуливает по палубе первого класса с чемоданчиком, значит, в чемоданчике лежит нечто, что дорого стоит. Раз так, то и содержащее должно соответствовать содержимому.

– Сегодня бар пуст, – сказал Левша, опрокидывая виски и щурясь в туман. Он поставил стопку. Провел пальцем по стальной стойке, подпиравшей легкую крышу с тентом. Палец скользнул по ней, оставив влажный след. Все – палуба, окна и даже барная стойка – было покрыто росой. Туман был так густ, что грозил кораблю потопом.

– Капитан просил всех удалиться с палубы, – ответил ему бармен. – Впрочем, на некоторых такие просьбы не действуют.

Левша посмотрел на него и кивнул на бутылку. Вообще, он намеревался выпить ее в каюте и лечь. Но затянувшееся одиночество раздражало его все сильнее и сильнее. Чем дальше шел корабль, тем больше ему хотелось находиться среди людей. А в их отсутствие – хотя бы в обществе негра-бармена. Последний, щелкнув открывалкой, освободил «Хайнекен» от пробки и поставил рядом с бутылкой стакан.

– Интересная здесь публика, старик, не находишь?

Подняв брови и пожав плечами, похожий на Моргана Фримена бармен налил порцию виски.

– За счет заведения, – и закинул на плечо полотенце, которым протер стойку. Опершись на локти, он доверительно наклонился к Левше. – Очень странные люди на этом судне, приятель, – почти слово в слово повторил он сказанное. – Много русских. Эти идиоты пьют что попало, и им никогда не становится плохо. Пять минут назад на этом стуле сидел филиппинец. Заказал водки, нет, не порцию… стакан, в каком я подаю коктейли. Туда входит десять унций, представляешь, чувак? Я налил… И он выпил. Залпом.

– Может, человек решил разлить ее по стопкам уже в своей каюте?

– Быть может. Но мне-то показалось, что он ее как раз не очень любит. Потому что в стакан с водкой он засыпал какой-то травы, потом травы – из другого пакета, следом – какой-то толченой гадости. И выпил. Я намекнул этому идиоту в кедах и драных джинсах, что в моем заведении такие штучки не проходят и что если он намерен и в дальнейшем баловаться наркотиками, то – не здесь. И ты представляешь, что мне ответил этот сукин сын?

– Не представляю, – Левша выпил вторую стопку. Внутри разлилось благодатное тепло, Морган Фримен помолодел. Сейчас он выглядел не как в «Брюсе всемогущем», а как в «Шофере мисс Дейзи».

– Он сказал мне: «Нужно много спать. Запомни, чернокожий человек: нужно много спать. День спать нужно». Потом вынул мятую десятку и расплатился. Но вернулся и попросил еще водки. Я снова наполнил стакан. Он снова выпил. И вынул такую же мятую десятку.

Если бы он вернулся и заказал водки в третий раз, то расплачивался бы он со мной уже, наверное, тряпочкой. После второго стакана он подобрел, но взгляд-то не сменишь. Взгляд по-прежнему оставался безумным. Я не успел вовремя смахнуть десятку в кассу, так он давай в нее тыкать и приговаривать: «Кто не будет сегодня спать, тот никогда не увидит вот этого», – вырвал десять долларов у меня из рук и стал показывать мне. И глаза – красные, как у идиота… – Нервно поморгав, бармен пожаловался: – Моей маме сегодня восемьдесят, и лучше бы я имел хорошее настроение и пил джин с тоником, вместо того чтобы разговаривать с кретинами, сэр.