Никогда - ни раньше, ни позже - он не ощущал такой полноты жизни, какую испытывал в ту пору. Все тогда было в охотку - и радость, и горе, и страх, и надежды. И эту женщину отдал легко, разве что тайно немного взгрустнул. Вскоре груда дел совсем заслонили образ этой Малинче, как её называли местные. Ох, грехи мои тяжкие, уж сколько лет прошло, а он до сих так и не научился выговаривать эти странные ацтекские имена!.. Крестили её Мариной. В дальнейшем им доводилось встречаться только во время переговоров, когда он пользовался её услугами в качестве переводчицы… До того самого дня, когда, индейская женщина, ловко обманув часовых, пробралась в его шатер и призналась, что хранит великую тайну, но откроет её только наедине и ночью. И чтобы Алонсо ни о чем не знал.

Кто бы мог предположить, что её тайна оказалась ответом на все те тайны, что обступали его, дона Эрнандо, в чужом краю!..

Кто смеет утверждать, что у прославившихся - исторических! - людей не может быть друзей, что они всегда готовы пожертвовать любовью, дружбой, любой другой человеческой привязанностью ради достижения великой цели. Как утверждает мой духовник и летописец Гомара, это им даже ставится в заслугу, однако никто не желает понять, что такое, если и случается, то никак не по вине знаменитого человека. Исключительно в силу обстоятельств, когда приходится жертвовать не только друзьями, но собственной жизнью или - что ещё страшнее - душевным спокойствием. А то и спасением души!.. Слава Богу, я не могу упрекнуть себя в подобной измене, и даже если мне приходилось поступать вопреки велениям сердца, то в подобных случаях я всегда соизмерял средство и цель. Более того испрашивал разрешения у Господа… Только когда в душе рождалась совершенная уверенность, что сумею исхлопотать у небесной силы отпущение грехов, я решался преступить человеческие законы.

От любви тоже не отрекаюсь… Но у нас с Мариной был скорее союз, чем бурная, неутолимая страсть. Мог ли я в ту пору позволить себе что-либо другое? Эта женщина обустроила мой быт, слуги у неё ходили по струнке, но если признаться честно, я до сих пор вспоминаю нашу связь с каким-то послеощущением ужаса, тайного, неизъяснимого. Нет, она была верна мне, я был её единственной защитой в том бурном водовороте, который так стремительно закружил нас, но всякий раз, выслушивая в постели новости из её уст, я тщательно взвешивал каждое слово, процеживал его через долгие размышления, прикидывал, что же именно хотела сказать эта женщина, на что намекала. Это было утомительное занятие, но иначе поступить я просто не мог. Если откровенно, тогда слушайте - конечно, Гомаре я об этом и не заикнусь! - в области политической игры Диего Веласкес в сравнении со мной был не более, чем котенок. Вот примерно в такой же пропорции по части махинаций и интриг соотносились я и Малинче. Здесь в Испании об этом мало кому известно - разве что ветеранам, да все они сидят по своим имениям в колониях, как, например, Берналь Диас. Возможно, Монтехо догадывался об этом. Этот так называемый покоритель Юкатана оказался не так прост, как я полагал, и сумел выторговать у короля патент на завоевание этих паршивых джунглей. Просто из-под носа эти земли увел!

О чем это я? Ах да, о Марине! О красавице с глазами лани, храбростью и жестокостью ягуара и умом древнегреческого мудреца. Ее сердце буквально извергало коварство. Долго я не мог понять, почему туземцы обращались ко мне исключительно Малинцин. Оказывается, это переводится, как “господин или хозяин Малинче”. Ничего с ними нельзя было поделать! Мое родовое имя для них ничего не значило! Вот “владелец рабыни Малинче” - это другое дело. Говорят, у французов есть поговорка - ищите женщину. Это несерьезно по-моему, по большей части женщины управляют миром! Ну, хватит об этом!.. Я её надежно пристроил, она получила патент на дворянское звание, сын наш в чести, он - commendator ордена Святого Иакова (сноска: В то время в Испании существовало четыре военно-религиозных ордена: Калатравы, Святого Иакова (Сантяго), Алькантары и Монтеса.) и в настоящее время является губернатором города Веракрус. Дочери от других туземных жен тоже хорошо пристроены, все вышли замуж за приличных людей…

Вот каверза судьбы - брак моей старшей законной дочери с доном Альво Пересом Осорио, сыном маркиза д’Асторга так и не состоялся, хотя я давал в приданное сто тысяч дукатов и множество других драгоценностей. Мне отказали! Обидно!.. Постыдно!.. Королевский двор - это сборище пауков, мерзких интриганов… Эрнандо, не выражайся красиво, постарайся заснуть. Пусть мне приснится океан, пологий берег, поросший мангром, холмистая равнина, устремляющаяся на запад. Паруса кораблей с огромными крестами… Наконец, тот день, когда мы впервые увидали снеговую вершину Орисабы, открывшуюся нам с утра. Это было замечательное зрелище! Пуэртокаррера, купающийся в страсти, пропел тогда старинную рыцарскую балладу о подвигах Роланда. Там были строки - “Вот она, богатая страна…” Помнится, я ответил в том смысле, что если Всевышний наделит нас счастьем, которым одарил Роланда, то с вашей - обратился я к Алонсо - и других рыцарей помощью не миновать нам словить птицу-удачу. Я объяснил Алонсо, что все наше предприятие держится на случае, поэтому мы обязаны быть предусмотрительны во всем. Чтобы стать непревзойденными умельцами в ремесле авантюреро, надо всегда оказываться прозорливее соперника. Знать его досконально… Как раз этого мне тогда не хватало.

В ту пору я даже предположить не мог, какая чудовищная сила вот уже два столетия копилась на этих берегах. В чьи руки она попала… Судя по жесточайшему упорству, какое проявили в устье Табаско местные вожди, впереди нас могли ожидали куда более серьезные испытания. Меня не обманули их уклончивые ссылки на неведомых “соседей”, которые осыпали их градом насмешек. Скорее всего угрозы тоже были… Что же это за “сосед”, который заставил их вывести в поле все, что у них было под рукой, биться не на жизнь, а на смерть? Почему такой страх перед горсткой неведомых пришельцев, всего-навсего попросивших разрешения наполнить бочки питьевой водой? Встреча Грихальвы, дары, поднесенные ему, доказывали, что это были мирные, готовые торговать индейцы. Откуда же тогда такая ярость, которую они выказали при появлении наших кораблей?

В ясный день мы брели вслепую. Вершина Орисабы, гигантским шлемом возвышавшаяся над неровной стеной гор, неотрывно напоминала, что ждет нас на западе. Все, что я мог - это подыскать подходящую бухту, в которой можно будет надежно схоронить корабли и в случае удачи в первых сражениях попытаться заложить надежный форпост. Опираясь на него, мы смогли бы начать постепенное продвижение вглубь этой необъятной земли, так мало похожей на те Индии, о которых мечтал Кристобаль Колон.

Этот план был всем хорош, кроме одного незначительного обстоятельства - он был невыполним. Стоило мне хотя бы на короткое время выпустить инициативу из рук, Диего Веласкес тут же сместил бы меня. У него были длинные руки, в моем войске находилось немало его тайных сторонников. Кроме того, ничто так не способствует разложению солдат, как вынужденное бездействие и отсутствие реальной добычи, которую можно было бы пощупать руками. Кто бы мог подумать, что черноволосая красивая женщина, переводившая вместе с Агиляром речи, которыми мы обменялись с местными касиками, - знает ответы на большинство из этих вопросов. Она так и заявила в ту ночь, когда проскользнула ко мне в палатку. Пуэртокаррера в те дни в составе экспедиции Альварадо был послан на поиски съестного. Прими меня к себе, сказала она, и я научу тебя, как победить Мотекухсому. Ни больше, ни меньше!.. В ту пору, в середине лета я находился в безвыходном положении как говорится, на краю гибели, поэтому даже не улыбнулся, не выказал неудовольствия подобной неучтивостью, только спросил - соображает ли она, что говорит? Она промолчала. Она ждала ответа. Что-то смутное, непрошеное бродило у меня в голове в тот момент - как она за такой короткий срок сумела научиться объясняться на кастильском? Смел(, если отважилась явиться ко мне в ночное время… Часовые вполне могли пристрелить её. Кстати, их следует обязательно наказать за халатность!.. Вот какие мысли в первые минуты встречи донимали меня. И ещё - я уже тогда страстно возжелал её. Как раз с этим желанием мне было справиться довольно легко, ибо в ту пору я наложил на себя трудный подвиг умеренности. Потом прикинул - она рискует жизнью, это придает её словам правдивость. Я не стал касаться вопроса, как поступит с ней Алонсо, когда узнает о таком вызывающем визите. Я даже не упомянул о том, что в этом случае я потеряю друга и приобрету могущественного врага, ведь синьор Пуэртокаррера, этот восторженный, взрослеющий на глазах, чернявый до неприличия юнец являлся племянником графа Медельина, весьма влиятельного при испанском дворе. В его владениях мой отец Мартин де Кортес Монрой имел поместье. Я словом не обмолвился о назревающем среди моих людей бунте, удайся который, и её жертва сразу оказалась бы напрасной, потому что среди окружавших меня господ офицеров я не видел никого, кто был способен заменить меня на посту капитан-генерала. Разве что Монтехо… Опять этот Монтехо!