Киселева подождала, пока свалила толпа, сошла на берег и взяла последнего оставшегося у пристани извозчика. Извозчик, высокий, добродушный с виду мужик, весь заросший ржавым волосом, узнав, куда везти, довольно осклабился.

— Как раз мне это по пути, я в том краю живу.

— Далеко это?

Извозчик, укладывая багаж в ветхий поскрипывающий коробок, неопределенно мотнул головой.

— В том краю, далеко.

Проехали чуть не через весь город. Извозчик не спешил. Называл улицы, показывал чем-либо примечательные здания, рассказывал о последних городских новостях. Наконец остановился у маленького коричневого домика в три оконца.

— Ну, надо быть, здесь.

Наташа вылезла из коробка, с трудом рассмотрела на проржавевшей дощечке номер дома.

— Пойду, спрошу сначала.

Вошла во двор и через открытое крылечко в домик.

Низенькая, слегка курносая и густо конопатая женщина скоблила кухонный стол.

— Здравствуйте!

Женщина бросила скоблить стол, недружелюбно оглядела скромно, но опрятно одетую Наташу и нехотя ответила на приветствие.

— Здравствуйте. Вам кого?

— Федор Лузин здесь живет?

Женщина еще раз не без любопытства осмотрела Киселеву и уже значительно мягче сказала:

— Нет, его нет здесь.

— Как нет? Где же он?

— Его давно нет, вот уж месяца два как уехал.

Наташа растерянно глядела на женщину.

— Куда?

— А кто его знает — куда, — ответила женщина и, помолчав немного, добавила: — да вам на что его?

В кухонку вошел извозчик.

— Ну что, красавица, нашла?

— Найти-то нашла, — невесело ответила Наташа, — да нет человека, к которому я ехала.

— Смотри, грех какой, — участливо сказал извозчик. — Узлы-то сюда нести, или еще куда поедешь?

Женщина вдруг оживилась.

— Да ты что, милая, не здешняя, видать?

— Не здешняя. Мы только что с парохода. У меня и мальчик на улице сидит.

— Ты к Федору и ехала? — любопытно спросила женщина.

— Да.

— Ах ты, господи… Да ты входи, потом подумаем, как быть, вот муж с работы придет. Веди, ступай, мальчонку-то.

Наташа пошла за Мишей. Женщина вышла вместе с Киселевой. Помогла извозчику внести багаж. Провела гостей в маленькую чистенькую горенку.

— Ну вот, посидите пока здесь, а я пойду самовар разожгу.

— Вас как звать? — спросила Наташа.

— Ивановной.

— Вы бы не беспокоились, Ивановна, мы на пароходе пили чай.

— Ну вот, какое беспокойство. Все равно ставить, сейчас Семен придет.

Через некоторое время Ивановна выглянула из кухни и спросила:

— Ты что, не родственница Федору будешь?

— Нет, не родственница.

— Знакомая?

— Нет, и не знакомая, — после некоторого раздумья ответила Наташа. — Мне надо было поехать в этот город и знакомые Федора дали мне его адрес.

Ивановна многозначительно кивнула головой.

— Та-ак, понимаю. Ну, нету Федора, уехал, месяца два как уехал.

Увидала, что Киселева затужилась, подошла к ней ближе и ободряюще сказала:

— Ты, милая, не больно тужи, придет Семен с работы, придумает что-нибудь. Как мальчонку-то звать?

— Мишей.

— Скучно ему без дела сидеть. Вон, Миша, возьми на угольничке книжки, посмотри, там с картинками есть. Сейчас и самовар поспеет.

Когда сидели за чаем, во дворе хлопнула калитка.

— Вот и Семен пришел, — сказала Ивановна и пошла из-за стола.

В кухню, низко нагибаясь, вошел Семен. Он был весь какой-то нескладный. Высокий, худой, слегка сгорбленный. Узкое продолговатое лицо оканчивалось реденькой, в несколько волосков, бороденкой какого-то неопределенного грязноватого цвета. Как-то смешно болтались вдоль туловища длинные руки и никак не могли найти для себя подходящего места.

Семен снял старый замасленный пиджак, бережно повесил на стенку и стал мыться из жестяного облупленного умывальника.

— А нам бог гостей дал, — негромко сказала Ивановна.

— Ну! Каких гостей?

— Да я и сама не знаю. Какая-то с пароходом приехала к Федору.

— К Федору?

— Да. Записка у ней к нему. Узнала, что нет Федора, чуть не заплакала.

Семен только хмыкнул. Ивановна понизила голос до шепота.

— Я думаю, уж не из партейных ли. Да к чему она с мальчонкой.

Семен причесал жиденькие бесцветные волосы перед висевшим на стене осколком зеркала, напустил на себя важности, — ну-ка, мол, посмотрим, что за народ, нас тоже на кривой не объедешь, ежели что, — и вошел в горенку. Молча поздоровался за руку с Наташей и Мишей и сел за стол. Ивановна, вошедшая вслед за мужем, сейчас же налила ему чаю.

— Откуда вы? — спросил Семен, не глядя на Наташу.

Киселева сказала.

— Та-ак.

Семен налил себе на блюдечко чаю, откусил большими желтыми зубами малюсенький кусочек сахару, поднес блюдечко ко рту, подул и медленно стал тянуть, изредка взглядывая то на Киселеву, то на Мишу. Выпив все блюдце, Семен побарабанил пальцами по столу и вдруг в упор остановился на Наташе маленькими светло-голубыми глазками.

— Так вы к Федору?

— Да, к Федору.

Киселева спокойно смотрела в глаза Семену. Семен в легком смущении отвернулся.

— Нету Федора, уехал.

Неловко закрутил свою нехитрую бороденку, сторонкой, незаметно посматривая на нежданную гостью. Вот оказия! И зачем ей понадобился Федор? И Наташа, и Миша Семену решительно понравились. Он протянул руку, потрепал Мишу по щеке и, мельком взглянув на Киселеву, равнодушно спросил:

— Вы что же, по делу к Федору?

— Нет, без дела. Мы, было, приехали сюда жить.

— Жи-ить. Что же вам не показалось на старом месте?

Наташа ответила не сразу. По осторожности, с какой Семен вел разговор, она чувствовала, что он должен быть своим человеком. Но все ж таки, кто его знает. Вдруг окажется человеком совершенно чуждым или даже враждебно настроенным.

— Я Федора не знаю совсем, меня направили к нему его товарищи.

— А-а, — протянул Семен, — товарищи.

— Да, Василий-кузнец, — сказала Наташа и, в свою очередь, взглянула пытливо на Семена.

Семен чуть было не выронил блюдечко из рук. Смущенно поставил его на стол, опять протянул руку к Мише, привлек мальчика к себе.

— Ну, Мишук, хочешь еще чаю?

— Нет, не хочу, я напился.

— Та-ак, значит, Василий-кузнец.

Семену было неловко. И чего только он голову людям морочит? Ведь сразу видать, что свои. Расспросить бы скорей про Василия, — где он, что там с ним.

Наташа спрятала от Семена радостную улыбку. Ну, ясно же, ясно, свой человек Семен, только характер выдерживает. Чудак!

— Может быть, и не Василий, а кто другой, я ведь Василия никогда не видала. Ехали мы сюда с Мишей, на пароходе нам встретился человек, который и дал адрес Федора.

Семен опять насторожился. Ах, мать честная, снова дело запутывается!

— А какой этот человек из себя? — равнодушно спросил Семен.

— Такой высокий, здоровый мужчина с большой черной бородой.

Семен, качая головой, подумал:

«Нет, не Василий. Тот небольшой, сероглазый».

— Кланяйтесь, говорит, Федору от Василия-кузнеца. А себя назвал Петрухиным. Расскажите, говорит, Федору все про себя.

Киселева задумалась. По ее миловидному лицу поползла тенью грусть. Семен все поглядывал на Киселеву и вдруг с теплой ноткой в голосе сказал:

— А вы возьмите да расскажите.

— Кому? — взглянула на него Наташа.

— А вот нам, — ободряюще улыбнулся Семен.

Наташа кивнула головой и просто сказала:

— Да, я расскажу.

И стала рассказывать. Семен, облокотившись на стол, молча слушал, время от времени сдвигая тонкие белесые брови. Его рука все чаще и чаще тянулась к Мише, лаская мальчика по пушистой белокурой головенке. Пригорюнившаяся Ивановна раза два взволнованно высморкалась и утерла глаза концом фартука.

С улицы в маленькое оконце заглянули сумерки. Устало и тонко попискивал самовар, в кухонке неуверенно и робко чирикнул сверчок и тотчас же сконфуженно замолчал. Киселева кончила рассказывать, повернула голову к окну и застыла в глубокой задумчивости. Где-то теперь Димитрий, что-то с ним? Придется ли когда увидеться? Как прожить одной с мальчиком на руках в такое тяжелое время?..