немного. Два три чиновника, высокий

старик в широчайшем чесучевом пиджаке до

колен, два польских офицера в изящных ма-

леньких картузиках с малиновым околышем,

две уже немолодых расфуфыренных дамы.

Чиновники ведут неспешный разговор про

спекуляцию. Старик шумно прихлебывает

с блюдечка чай.

Дмитрий сходит в третий класс.

И тут про спекуляцию!

— Нет, ты мне, брат, спекуляцию-то свою

не разводи, ты мне прямо говори, — вор или

не вор спекулянт?

Низенький коренастый мужик с расстег-

нутым воротом, без опояски и босой, энер-

гично наседает на городского человека в хо-

рошем черном френче.

— Почему же вор? Это ты, друг, от боль-

шого ума загнул. А можешь ты мне доказать

законом или священным писанием, что спеку-

ляция вредное существо для цивилизации

народа и российского прогресса?

Босой мужик опешил. Ему не по силам

доказать своему супротивнику, что спекуля-

ция есть существо вреднее для цивилизации

народа и российского прогресса.

— Нет, ты мне этого про спекуляцию

не говори. Она, брат, спекуляция-то, не нами

выдумана, ее ученые выдумали!

Городской человек торжествующе огля-

дывает слушателей. Те поражены.

— Ври больше, скажет тоже, —ученые вы-

думали!

— А очень просто. Выдумали и книжку

о том написали. Слыхал, книжка есть такая,

по-ли-ти-ческая эко-но-ми-я. Вот в этой са-

мой книжке спекуляция и выдумана.

Пораженные слушатели молчат. Уж если

спекуляцию выдумали ученые, так тут раз-

говор короток, с учеными спорить не бу-

дешь. Ишь, ты, политическая экономия!

Босоногий не сдается.

— А сам-то ты, видать, не больно из

ученых?

Френч самодовольно улыбается.

— Знам кое-што и мы.

Огромный черный мужик вытянул расто-

пыренную руку, — пальцы, как зубья желез-

ные.

— Никак нельзя стало жить народу.

Мужик сжал пальцы в кулак, опять раз-

жал, потом медленно, как бы не зная, что

делать с рукой, опустил ее.

Дмитрий с скучающим равнодушным

лицом подошел ближе.

— Что так?

— Утесненье опять пошло. Податя плати,

за землю плати. А уж мы ли за нее не пла-

тили!

В кучке сочувственные лица, сочувствен-

ные голоса. Говорят о таком близком, род-

ном. Сдвигаются тесней возле большого чер-

ного мужика. У человека во френче насто-

роженное лицо.

— Чего там, сто разов заплатили!

Вот теперь я из города, в управу зе-

мельную ездил. Сизовсний я. Помещик у

нас под боком, Кардин по фамилии. Тыща

десятин у него. Нам без его земли зарез,

свой-то участок у нас безводный. У Кар-

дина снимали. Останную сам засевал. Потом,

как пришла революция, мы Кардина того

по шапке, землю себе взяли. Теперь появи-

лась другая власть, Кардин опять появился,

землю у нас отбирает.

— Отбирает?

— Форменно. Мы туда, суда, ничего не

поделаешь.

Дмитрий переспрашивает:

— Ничего?

— Ничего. Вот из земельной управы те-

перь. Как, говорю, без земли, вить безвод-

ный наш-то. Нельзя, говорят, Кардина именье

культурное.

— Культурное?

— Какое культурное, когда мы же ему

и пашем его часть. Всю работу как ему, так

и себе. На наших лошадях, нашими орудьями.

Как себе, так и ему. А чтобы там по-уче-

ному какие работы, — ничего этого нет.

— Нет?

— Нет. Бывают урожаи и лучше, бывают

и хуже, это по земле глядя, какая земля.

Дмитрий берет мужика за больное

место.

— Значит, опять помещики?

— Выходит так.

Человек во френче придвигается ближе,

прислушивается.

— Вот учредительного собрания дожде-

тесь, опять ваша земля будет.

— Будет уж, дождались. Сколько жданья

было. Все сулили, вот сегодня, вот завтра.

Сулили, сулили, а теперь опять поме-

щики...

Мягкая теплая ночь. Яркие крупные звез-

ды. Красиво поблескивают огни парохода,

отражаясь в реке. Горят редкие костры по

берегам. И тьма вокруг них еще гуще, еще

плотней.

Дмитрий поднялся в свою каюту. Де-

ревянной решоткой закрыл окно

С нижней палубы доносятся голоса му-

жиков.

— Вот про землю опять, — выкупи. Мы

ее своим горбом выкупили, сто раз выку-

пили. Нет, не в ту дудку дудят, под эту

дудку не запляшем...

Высокий старик в чесучевом пиджаке са-

дится рядом.

— Далеко изволите ехать?

— В верховья.

— По делу, или так, интересуетесь?

— По делу. Командировка у меня.

— Дозвольте полюбопытствовать, по ка-

кому делу?

— Земец я, от земства еду. Лесные за-

готовки у нас.

— Так. Хорошее дело.

Поляки-офицеры в сопровождении двух

солдат проверяют документы. Долго рассма-

тривают документ Дмитрия.

Старик кивает на поляков.

— Что, хозяева наши?

— Хозяева.

— И кто только теперь нам не хозяин?

Чехи, поляки, Колчак, Анненков, Красиль-

ников.

Дмитрий улыбается.

— Зачем так много! Один хозяин —Кол-

чак.

Старик машет рукой.

— Где там! В том-то и дело, что не один.

Много их. Кто палку в руки взял, тот и

капрал. Беда! Ну, да и дождутся, сами на

себя беду накликают.

— Что?

— Да вот, хошь поляков этих самых

взять. Всю Обь ограбили. Караванами гонют

баржи в Николаевск. И скот там у них, и

птица, и одежда, и всякое добро мужицкое,

всего через край. Все по усмирениям ездят,

вишь, бунтуются кое-где мужики, волостные

земства не хотят, Советы давай. Я и мужи-

ков не хвалю, подождали б малость, не время

еще, ну, да и так тоже нельзя, прямо с кор-

нем деревни вырывают. Весь народ в тайгу

пошел. Пойдет теперь кутерьма надолго.

Большевики опять пс явились.

— Появились?

— Да они тут и не пропадали. В горах

жили, которые по заимкам хоронились.

Под крутым обрывистым берегом, у са-

мой воды жалобно кричит ягненок. К ногам

ягненка подкатываются волны, сверху засы-

пает землей.

Барыня нервничает.

— Ах, боже мой, капитан, где капитан?

Надо просить капитана спустить лодку, по-

гибает ягненочек! Надо спасти его. Бедный

ягненок! Капитан, капитан!

Толпится на палубе народ. Смотрят, жа-

леют.

— Вот она, Россия-то матушка. Снизу

волны хлещут, сверху землей засыпает. Кто

спасет ее?

Рядом с Дмитрием пожилой казак. На

лице глубокое раздумье, в голосе печаль.

Смотрит на берег, вздыхает. Ягненок мечется.

Снизу вода, перед ним крутой обрывистый

берег. Деваться некуда.

Барыня тоскует.

— Капитан, капитан, остановить пароход

надо, засыплет ягненочка!

Официант первого класса Максим заме-

тил, что перед окнами рубки несколько раз

останавливался человек во френче и упорно

всматривался в высокого бритого пассажира

из каюты номер пятый. Раза два человек во

френче прошелся по коридору первого класса.

Лицо френча Максиму не понравилось.

— Что ему надо?

У маленького столика возле своей ка-

юты Максим приготовлял посуду. С па-

лубы входил офицер поляк. Сзади догонял

френч.

— Господин поручик!

Офицер остановился.

— Что вам?

Человек подошел ближе, заговорил ча-

стым шопотом.

— Я из контр-разведки. Высокий бри-

тый пассажир из пятой каюты мне подозри-

телен. Мне кажется, я узнаю его лицо. Это

большевик. Задержите его.

Максим перестал стучать посудой. Напряг

слух.

— А если вы ошибаетесь?

— Нет, не ошибаюсь. Собачье чутье у

меня на это. Ну, отберите у него пока до-

кументы, без документов не уйдет.

— Хорошо.