Алеша Малеинов всегда тянулся к творчеству. Он интересовался искусством, архитектурой, метеорологией, солнечными электростанциями, но больше всего его увлекали горы. Он был одним из первых покорителей пятитысячников Кавказа. В 1933 году в Центральной части Главного Кавказского хребта он первым взошел на одну из сложнейших вершин этого района — на Каштан-Тау, по крутому боковому гребню — северному ребру. Алексей мастерски владел лыжами и не раз совершал головокружительные спуски со снежных склонов Эльбруса.

Малеинова хорошо знали и в Тырныаузе, где он нередко бывал по служебным делам, выступал с увлекательными рассказами о своих восхождениях… Когда Малеинов, спустившись вниз по ущелью, подошел к развилке Баксана и Адыр-Су, его сразу обступили тырныаузцы. Подошел к нему и старый крепильщик в полинявшем на солнце плаще.

— В чем дело, Алексей Александрович? — спросил он. — Не скажете, почему передние машины остановились?

Малеинов узнал Михаила Афанасьевича, того самого шахтера из Тырныауза, который два летних месяца плотничал у него — строил склады под снаряжение и летнюю баню для альпинистов.

— Видите, — показал Алексей штычком ледоруба на крутой склон, где у самого подножия жались друг к другу несколько разваленных домиков балкарцев, — сель прошел…

Последние дни стояли дождливые. Набухшее от талых вод моренное озеро переполнилось, вышло из берегов. И тогда с гор в долину Баксана хлынул почти метровый вал воды, песка, щебня и обломков горных пород. Все это вынесло на дорогу.

— Могло быть и хуже, — продолжал Малеинов. — Вот перед самой войной был сель. Сорвавшийся с крутых склонов Сулукола грязекаменный поток обрушился в наше ущелье Адыр-Су, кроша на пути уступы скал, ломая вековые деревья, сметая на своем пути лагерные постройки, разрушая мосты. Сель прошел ночью, к счастью, дело обошлось без человеческих жертв, так как альпинисты успели вовремя покинуть палатки и выбраться на безопасные склоны…

Тем временем расчистка дороги шла полным ходом. Трудились все, даже женщины и дети. Только учетчик с рудника, угрюмый, с тяжелыми плечами и длинными, словно у гориллы, руками, сидел на заплесневевшем пне, поглядывая на шофера, возившегося у заднего моста полуторки, и досаждал ему жалобами:

— Завел бы машину и махнул назад.

— Куда назад — к фрицам?

Учетчик замолчал. И, сверкнув глазами, тут же затерялся между людьми.

— Ну и тип, — сплюнул шофер.

10 августа первые беженцы стали прибывать в Тегенекли. Это был последний населенный пункт на пути к перевалу. Дальше дороги не было, в горы вели лишь крутые каменистые тропы.

Не прошло и часа, как пустовавшая с начала войны туристская база ожила… Белели палатки, на веревках сушилось белье, играли на лужайках дети, дымились костры, в огромных чугунных котлах варилась шурпа — суп с бараниной. Но за внешним спокойствием людей чувствовалась озабоченность и тревога. Что-то их ждет впереди? Какова дорога?.. Есть ли вообще путь на перевал? Как быть с детьми? А что, если лавина?..

Подошел чуть сгорбленный старичок с тяжелой котомкой за плечами.

— Молодой человек! Не можете ли вы сказать, как быть с одышкой?

Его усталые глаза с надеждой смотрели на рослого, красивого альпиниста с ледорубом в руках.

Моренец опытный спортсмен. Туризмом увлекался еще в школьные годы. Ходил в походы. Вдоль и поперек исколесил Сумщину, Полтавщину, бывал под Самарой, на Днепропетровщине, ездил в Крым. Одним словом, понимал толк в походах и любил их. И в то же время хорошо знал: для каждого, даже небольшого, перехода необходима тренировка, акклиматизация, и, конечно, здоровое сердце. Что же должен посоветовать он старику пенсионеру? Сказать, чтобы возвращался домой? Что человеку с больным сердцем в горах не место?..

— А вы не волнуйтесь, Пантелей Харитонович, — подбадривающе улыбнулся ему Моренец и тут же добавил: — Со временем все уладится, и даже одышка пройдет.

На другом конце палаточного городка стоял, прислонившись к толстой сосне, Одноблюдов. Сделав какие-то пометки в блокноте, он быстро сунул его в карман и стал кого-то высматривать. Подошел Кухтин, прибывший ночью с эльбрусской метеостанции. В руках у Кухтина фанерный щит с фотографиями и наполовину стертой схемой перевального маршрута. Все это он принес из методкабинета турбазы.

— А где Саша с образцами снаряжения? — подняв с земли березовую палочку, которая должна служить ему указкой, спросил Кухтина Одноблюдов.

— Идет.

Вот и Саша Сидоренко с огромным рюкзаком в руках. Подойдя к Одноблюдову, он вывалил на траву все, что было в рюкзаке: веревки, ледовые крючья, карабины, палатку и десятизубные кошки для хождения по ледникам.

— Кошки! — услышав знакомое слово, удивленно воскликнула сероглазая девочка с короткой косичкой и застенчиво спросила: — А где же котята, дядя альпинист?

Собравшиеся вокруг альпинистов люди, засмеялись, вместе со всеми смеялся и Одноблюдов. Но тут же лицо его стало серьезным, и он не спеша, взвешивая каждое слово, растолковывал, зачем нужно то или другое снаряжение, как с ним обращаться, подробно рассказывал о правилах хождения в горах.

— Правила правилами, — набросив на плечи серый платок, сказала худощавая женщина в очках. — А как нам быть, если не хватит горных ботинок и ледоколов? Кажется, так вы их называете?

— С горными ботинками и ледорубами? — нагнувшись, переспросил Одноблюдов. Румянец горел на его щеках, на лбу выступал пот. Юрий Васильевич знал, как туго со снаряжением, особенно с горной обувью… Промолчать? Уйти от вопроса?.. Выпрямившись, он вышел на середину лужайки и в полной тишине сказал:

— Кому не хватит ледорубов, возьмут альпенштоки, самые простые деревянные палки с заостренными концами. Вместо горных ботинок в переходе сгодятся резиновые сапоги, лыжные ботинки, на худой конец — боты, сапожки и даже валенки…

Сделав короткую паузу, Одноблюдов обвел взглядом людей и снова заговорил так, чтобы каждое слово звучало веско:

— Напоминаю: переход будет не из легких. Требуется спокойствие, порядок и безусловное подчинение инструкторам. Идти будем медленно, со всеми предосторожностями.

Но вопросам не было конца.

— Юрий Васильевич, — подала голос девушка, студентка из Харькова, — а как быть с нашими узлами?

— В поход брать только самое необходимое: свитер, шерстяные носки, белье, головной убор.

— Зонтик тоже брать? — среди общего говора раздался детский голос. — Посмотрите, дяденька, как погода хмурится. — И стриженая девочка показала на серое небо. Потом она вдруг скривилась и едва слышно, сквозь слезы, спросила: — А волки есть на перевале?

Что-то надорвалось внутри. Юрий нагнулся и нежно, по-отцовски, обнял худенькую девочку.

— Откуда там волки. Альпийские галки и те, доченька, не частые гости…

Из-за палатки вышла Мина Фадеевна с Таней на руках. Одноблюдов сразу приметил осунувшееся лицо жены, синеву под глазами и уставшую дочурку. Тане только год минул… А какие ждут испытания… Снежный перевал… Разреженный воздух. Выдержит ли малютка?.. Он чувствовал, как что-то горячее подступило к самому горлу. Такое с ним, старым «горным волком», было впервые.

— Что случилось? — спросил Одноблюдов жену. — Почему ты здесь? С Танюшкой плохо, температурит?..

Мину и саму лихорадило, видно, простудилась. Волновать мужа?.. Она вздохнула:

— Понимаешь, Гриша пришел, коров пригнал, ждет тебя на спасалке.

Смуглый, крепко сбитый паренек, с мягкой, немного застенчивой улыбкой, он был таким, каких, наверное, на свете немало: в голове вроде девчонки, футбол да кино. Но как только Гриша попадал в горы, в лагерь к альпинистам, он сразу становился серьезным, взрослым, ко многому присматривался, прислушивался. Гриша Двалишвили после школы стал токарничать в механических мастерских комбината. Отец его Валериан Иванович был известным на Кавказе шеф-поваром. Много лет работал на лучших турбазах в системе «Интуриста». Летом с отцом часто бывал в горах и Гриша. В горах он и познакомился с Одноблюдовым и Сидоренко.