Жил-был на свете человек. И звали его Пётр Петрович Шмидт.

В 1905 году он жил в Севастополе. В двухэтажном домике на

холме. Рядом стоял белоснежный Адмиральский собор. В его

подземелье под чёрными мраморными плитами покоились четы-

ре героя, четыре адмирала: П. С. Нахимов, В. А. Корнилов,

В. И. Истомин и учитель их М. П. Лазарев. Когда случалось мо-

рякам проходить мимо, отдавали они честь героям. И возвы-

шался этот священный для российских моряков дом над Сева-

стополем, словно белый маяк.

А из окон дома, в котором жил П. П. Шмидт, открывался

вид на белые домики под красными черепичными крышами,

кроны виноградников, крошечные сады на вырубленных в ска-

лах террасах. Там жили моряки, рыбаки, рабочие порта, их жё-

ны и дети.

Из окон была видна и просторная Севастопольская гавань,

где стояли корабли Черноморского флота — тяжёлые броненос-

цы, изящные крейсеры, низкосидящие, почти сливающиеся с

водой стреловидные миноносцы. Две каменные крепости — Кон-

стантиновская и Михайловская батареи — прикрывали вход в

гавань на случай внезапного появления неприятеля со стороны

моря.

По вечерам, не покидая дома, можно было наблюдать, как

в узкую щель, отделявшую морскую синеву от небесной, опус-

кается огромный багровый диск. В ту секунду, когда в послед-

ний раз сверкал солнечный луч, на одном из кораблей стреляла

холостым зарядом пушка — и красивая чистая мелодия, лью-

щаяся из сигнальных труб, возвещала, что на всех судах начи-

нается ритуал спуска флага.

Пётр Петрович был моряком. Командиром миноносца.

И отец его — Пётр Петрович Шмидт — был моряком.

И дед его — опять же Пётр Петрович Шмидт — тоже был мо-

ряком.

Все в их роду были моряками — вот такой это был род.

Командир миноносца лейтенант Шмидт помнил, как отец —

старый боевой адмирал, впервые взял его в море. В тот день он

увидел над головой белый парус, струящуюся за бортом зелё-

ную в белых прожилках воду, ощутил на губах горький вкус

соли, услышал, как в небе кричат чайки — и навсегда полюбил

море.

Ещё этот человек любил музыку. По вечерам он открывал

футляр и вынимал виолончель.

В море ли, на берегу ли, стоило ему заиграть, как люди бро-

сали свои занятия и затаив дыхание слушали, как поёт его

виолончель.

Нет, не виолончель пела, пела сама душа Петра Петровича.

Песня утверждала, что мир — прекрасен! Человек — прекрасен!

Но отчего так грустно вдруг запели струны?.. И почему рожда-

ется чувство тревоги?

Море и музыка...

Музыка и море...

Две стихии, живущие одна в другой. Ураганный ветер, стре-

лы молний, гром!.. Смертельная пляска волн... Крики о помо-

щи... И вдруг — покой... Штиль... Зеркальная гладь, в которой

отражаются облака... И звёзды — мерцающие словно роса на

рассвете...

Ему ли было не знать всё это?!. До войны с Японией, кото-

рая началась в 1904 году, водил Пётр Петрович большие паро-

ходы по морям и океанам. О таких капитанах, как он, моряки

ещё при их жизни рассказывают легенды. Однажды его судно

«Диана», когда на вахте стоял первый помощник, наскочило

на камни близ датского острова Мэн. В пробоину хлынула во-

да, «Диана» стала оседать. Ночная мгла, шторм. Но капитан не

растерялся. Приказав команде покинуть на шлюпках судно, он

с четырьмя добровольцами остался на «Диане» и спас её от

гибели.

И был этот человек сухощав, строен, выше среднего роста.

Русые волосы, русые усы и синие, как васильки, глаза. Однако,

когда он негодовал, эти глаза становились светлыми и холод-

ными, как горный ключ. Когда печалился — синева темнела,

как темнеет море перед штормом.

Пожалуй, сейчас самое время вспомнить, что происходило

тогда в России.

9 января 1905 года в столице царской России городе Петер-

бурге...

Сердце сжимается, когда представляешь себе этот страшный

день. Как можно было пойти на такое преступление? Приказать

солдатам, чей долг защищать родину от врага, зарядить винтов-

ки боевыми патронами и открыть из них огонь по женщинам,

детям, по тем, кто своими руками сделал эти винтовки, одел и

обул армию, кто проводил своих сыновей и мужей на войну с

Японией...

А ведь они шли, как на праздник. Принарядились и детей

принарядили. В руках иконы. Шли к царю на поклон. Надея-

лись: выйдет царь Николай Александрович Романов на крыль-

цо своего роскошного Зимнего дворца и внимательно выслушает

их — народ свой. Надеялись: узнает он, как горбят они свои

спины на заводах и фабриках от зари до зари, а хозяева сви-

репствуют и платят гроши, и штрафуют за любую мелочь не-

щадно. Думали: узнает обо всём этом царь-батюшка и засту-

пится. Найдёт управу на обидчиков. И жизнь сразу станет

лучше.

Вот с тем и приближались к Дворцовой площади толпы пе-

тербургских рабочих. Вот уже и Зимний дворец впереди пока-

зался. Ещё немного — и увидят они своего царя...

Когда солдаты, вскинув ружья, без всякого предупреждения

дали залп по мирной толпе, всё разом выяснилось: «ЦАРЬ НЕ

ЖЕЛАЕТ ИХ ВИДЕТЬ! ПРИКАЗАЛ СОЛДАТАМ СТРЕЛЯТЬ В

СВОЙ НАРОД! УБИЙЦА ЦАРЬ! НИКОЛАЙ КРОВАВЫЙ!»

Случилось это в воскресенье 9 января 1905 года.

Весть о «Кровавом воскресенье» молнией облетела всю Рос-

сию. Задумались люди: «Что делать теперь? У кого защиты

искать? На кого надеяться?»

И многие так ответили: «Нет и не было правды на земле.

У кого власть, тот и барин. А сила и железо гнёт. Так что си-

деть надо тихо и всё терпеть».

Этого и добивался царь, когда приказал солдатам пулями,

штыками да нагайками проучить народ.

Но не все в России так думали, и не все захотели покорно

склонить головы. Нашлись смелые и гордые люди, которые счи-

тали, что за лучшую жизнь надо бороться. Только в борьбе

можно добиться свободы и равенства для всех.

А вот что случилось летом того же года, в июне.

Броненосец Черноморского флота «Князь Потёмкин Таври-

ческий» покинул Севастопольскую гавань и вышел в открытое

море.

Лето в тот год выдалось жаркое, солнце пекло немилосерд-

но. От зноя и духоты в трюмах теряли сознание люди, но воен-

ный корабль всё дальше уходил в море, на север — туда, где

поднималась над водой песчаная Тендровская коса. Кочегары

лопатами швыряли в топку уголь, густо дымили три жёлтых

трубы, броненосец шёл на всех парах, оставляя за кормой

широкий пенистый след. Там, у косы, предстояло морякам

стрельбой по мишеням опробовать новые башенные ору-

дия.

Пришли на место, встали на якоря. Уже сумерки наступа-

ли — время, когда на смену бризу — дневному морскому вет-

ру — приходит тёплый степной вечерний ветер, пахнущий по-

лынью. На западе ещё алеет закат, а с востока уже наплывает

ночь, охватывая небосвод.

В назначенный час серебряные боцманские дудки сыграли

отбой, матросы разобрали свёрнутые койки и подвесили их на