Из избушки выскочили двое, один с пистолетом, другой — с мешком за плечами. Денег, имущества, конечно, жаль, но гораздо важнее другое: преступники не должны чувствовать себя безнаказанными, вяло думал Степан. Вот что важно. И мы, люди коммунистического завтра, их настигнем… и накажем… чтоб неповадно было… и для перевоспитания…

Он не верил в перевоспитание. Он только сейчас с ужасом осознал это.

Тот, с мешком, с размаху ударил Лялина по голове. Ухтомский выстрелил, но промахнулся. Пистолет опять прыгнул в руке Ушакова. Степан поморщился: так громко стреляют! Лялин, лежа на земле, подсек под колени Ушакова, и тот тоже грохнулся. В тот же миг Ухтомский ударил лежащего прикладом и повернулся ко второму, пытавшемуся удрать.

— Стой! Пристрелю!

Человек с вещевым мешком бросил вещи и поднял руки. Ухтомский подбежал к нему и уперся дулом ему в затылок.

— На землю! Ложись на землю!

Лялин со стоном приподнялся. Голова у него болела.

— Давай, Егор, свяжем их.

— Степку подранили, — пробормотал Лялин. — В больницу бы.

— Меня потом в больницу, — громко произнес Степан. — Сначала… этих.

Правду говорят, что классика не устаревает: совершенно по старинке стянули обоим пленникам запястья и связали их друг с другом. И погнали в город: впереди всадник, сзади всадник. Как на картинке из учебника по истории родного края. Последним ехал Степан. Предплечье ему перевязали, и в седле он держался, но пошатывался и вообще чувствовал себя раненым героем.

Он, собственно, и был раненым героем. И это обстоятельство, не без восторга думал Степан, сильно возвысит его в глазах красавицы Варвары Царевой.

Варвара Царева, разумеется, не осталась равнодушной к случившемуся. Ну еще бы! Такой парень за ней ухаживает! Из Москвы приехал. Столько всяких книг прочел. Даже писателем быть собирался. А теперь вот еще бандитов задержать помог. Конечно, он станет знаменитым геологом. Он об этом постоянно твердит.

Одно только омрачало Варин юношеский роман: старший брат, Глеб, решительно был против этих отношений. Варька, в отличие от Веры, Глеба не очень-то боялась. Она все-таки в семье меньшая, ее все баловали. И если Веру Глеб и вздуть при случае мог, то на крошечную Варьку у бугая-Глеба рука не поднималась. Во всяком случае, до сих пор Варвара не знала, что такое «насилие над личностью». Летала и пела вольной пташечкой, как и положено донельзя хорошенькой девице в шестнадцать лет.

С тех пор, как Вера начала работать в библиотеке, Варварин кругозор расширился ненамного. У Вари не было времени для «лишних» книг, она и так еле-еле успевала учиться в школе. «В жизни и без книг полно интересного», — рассуждала Варвара.

— Напрасно ты думаешь, что от книг одна только пустая трата времени, — сказала ей однажды Вера. — Вот была бы ты образованная, как наша Машка, ты бы про многое из книг знала. И личный опыт расходовать бы не пришлось на всякие глупости. Мне Маша одну книгу давала читать, про любовь… Я многое оттуда поняла. Против семьи идти — тяжело, смертельно опасно. Ты у Машки спроси, она тебе тоже даст.

Варя подумала-подумала и решила: ладно. Почитает. В самом деле, что она теряет-то? Прочтет за пару дней и приобретет личный опыт. Может быть.

Да и со Степаном будет о чем поговорить. Упомянет так, между делом, — мол, читала в одной книге… Пусть знает, что и в Междуреченске люди не лаптем щи хлебают.

С такими благими намерениями Варя и явилась в библиотеку. Вошла тихохонько — по радио передавали хорошую песню про черного кота. Песня эта была смешная и зажигательная, под нее и танцевалось весело, и работа спорилась.

Маша, думая, что в библиотеке она одна… танцевала.

Варя в изумлении замерла у входа. Серьезную, сдержанную Машу она такой никогда не видела. Маша всегда выглядела старше своих лет. Красивой — это несомненно, но уже не очень молодой. Лет двадцати пяти, может быть. (В представлении Вари после двадцати уже наступает глубокая старость.)

А тут Маша раскраснелась, глаза ее заблестели, и отплясывала она… ой-ой-ой!.. Просто как артистка, одно слово. Да еще и подпевала.

Наконец Варя не выдержала:

— Ой, Маша!.. Ты почему на танцы не ходишь? Тебе же там проходу не дадут!

Ничего более лестного ей не пришло в голову. Варя гордилась своей красотой и популярностью. Она не слишком преувеличивала, когда расписывала Степану длинную вереницу своих поклонников. Но Маша… Маша, пожалуй, могла бы ее затмить.

Щедрая душа, Варвара готова была с нею делиться. Парней на всех хватит. В Междуреченске их втрое больше, чем девок, выбор есть. И все равно мужское внимание радует. И нервы щекочет, и волнует, и веселит. Как будто пузырики в крови вскипают, точно в лимонаде.

Маша грустно улыбнулась Вариному восторгу и прикрутила звук у радио.

— Варя, мы с твоей сестрой для танцулек староваты, — ответила Маша, снова становясь прежней.

— Предрассудки! — бойко заявила Варя и огляделась по сторонам. — А где, кстати, Верка?

— Пораньше ушла.

Несмотря на отсутствие сестры, Варя все-таки понизила голос:

— Как там у нее — ну, в душе-то? Мне ж она ничего не рассказывает… Кризис у ней закончился?

— Все будет в порядке, — вздохнула Маша. — Она у тебя сильная. И красивая.

Варя просияла. Потому что Царевы все красивые. Даже Глеб.

— Маша, — заторопилась Варя, решив наконец приступить к делу, — я чего к тебе зашла-то… У тебя книга есть про Ромео и Джулию?

Она глядела на Машу взволнованно, как будто жизнь ее зависела от ответа. Многое, очень многое сказал Маше этот безмолвный вопрошающий взгляд. С чего бы Варе, которая ничем, кроме танцулек и мальчиков, не интересуется, вдруг обратиться к чтению? Да еще к таком серьезному — к классике, к Шекспиру? Неспроста все это… Как бы еще одной драмой не закончилось.

Но с другой стороны, Маша твердо верила в классику. Дурного с человеком от чтения Шекспира или Пушкина никогда не случится. Напротив. Может быть, еще и от зла уберегут.

— Ты, наверное, хотела сказать — про Ромео и Джульетту? — мягко поправила Маша.

На простодушном лице Варьки отразилось недоумение, а затем она засияла, точно солнышко.

— Точно!

«Точно!» А сама даже не знает, кто автор. Прикидывается книголюбкой. Ох, Варька!.. Смешная такая. Маша вдруг ощутила наплыв теплых, почти материнских чувств к этой девочке.

— Есть у меня такая книжка. Я тебе дам. Прочитай… Только не слишком расстраивайся.

— Там что, конец плохой? — насторожилась Варвара.

— Не слишком хороший… Но ведь это было давно. В Средние века. Сейчас, я надеюсь, времена радикальным образом переменились, и люди стали по-другому смотреть на разные вещи.

«По-другому». Как же. Маша все еще была под впечатлением того, что случилось с Верой. В Междуреченске и не такое может быть. И запросто заведутся свои Монтекки и Капулетти. Собственно, они уже завелись. Драки между местными и пришлыми, между междуреченскими и нефтяниками, становились все страшнее и злее.

Беспечная Варвара, однако, не придавала этому большого значения. Ее защищал огромный, авторитетный, крепкий человек — брат Глеб. Местные и пальцем ее не тронут. А нефтяники… Варя знала, что они просто так, сами первыми, не нападают. Их спровоцировать надо.

Да и вообще, думать о разной ерунде! Варя шла в больницу — навестить своего героя. После ранения Степана сразу же отвезли к докторам. Точнее, он сам себя отвез: Лялин и Ухтомский не решились оставить задержанных без присмотра. Пока оформляли двух грабителей и изымали пистолет, Степана лечили: вынимали пулю из руки, перевязывали. Доктор спросил, пил ли Степан алкоголь.

— Если пил для обезболивающего эффекта, то укол я тебе ставить не буду. Ты, конечно, еще молодой, и все же реакция может быть нехорошая… Вот когда шла оборона Севастополя… Когда была оборона Севастополя — знаешь?

— Когда были адмирал Нахимов и Лев Толстой, — сказал Степан.