Иван Дмитриевич откинулся на кресло, закрыв глаза. В такие минуты Жуков знал, Путилина тревожить нельзя, работает голова, выискивая в темноте розыска чуть заметную тропинку, по которой стоило двигаться, но так, чтобы не расшибить себе и лоб, а самое главное не потеряться среди непролазной темени.

– Что надумал? – начальник сыска смотрел на помощника огоньками глаз, в которых светилась искорка, которая должна осветить дальнейший путь.

– Не знаю, Иван Дмитрич, – сконфузился Михаил, он всегда старался говорить вторым, чтобы не выглядеть, как казалось ему, смешным в глазах Путилина.

– Опять темнишь, – пригрозил пальцем, – ну да ладно. Знаешь, Миша, подметил ли ты, что одежда убитой, особенно ее белье, хотя и кружевное, но больно дешевое. Такое с намеком на роскошь в обычае покупать девицами, занимающимися проституцией, но убийца постарался и все метки срезал. Поэтому стоит тебе проверить: не пропадала ли девица двадцати – двадцати восьми, нет тридцати лет недели две тому. Приметы: роста небольшого с родинкой в копейку под мышкой левой руки и главное имела бы постоянного клиента с фамилией на букву «В» и не проходила за это время докторских поверок.

Жуков с пониманием кивал головою, то и верно. Все женщины, вынужденные заниматься этим ремеслом, стояли в полиции на специальном учете и были обязаны еженедельно проходить медицинские проверки, кроме того их паспорта изымались, а вместо них выдавались билеты желтого цвета, чтобы они не выдавали себя за добропорядочных.

– Добавишь ли что?

– Я, Иван Дмитрич, Вас слушаю.

– Хитрец ты, Миша. Сам, небось, для себя дорожку наметил?

– Небольшую.

– Ладно, пойдем далее. А почему не спрашиваешь про клиента с буквой «В»?

– Иван Дмитрич, – Жуков, хотя и старался молчать, но не утерпел, – я думаю в квитанции либо помарка в фамилии, убийца хотел свою написать, да одумался, либо от волнения две одинаковых написал. Так?

– Почти, но мыслишь правильно. Убийца написал разные фамилии, но в одном случае Васильев, во втором Владимиров. Не улавливаешь?

– Никак нет? – потом удивленно проговорил, – обе фамилии от имен, убийца сидит и пишет, сам в волнении, а вдруг сундук вскроют, и ему не приходит в голову ничего, кроме имен.

– Это так, поэтому я думаю у него тоже фамилия от имени и на букву «В». Впрочем, не хотелось ошибиться.

– Я думаю, когда попавшая проститутка отыщется, тогда и клиентов проверим.

– Тоже верно, – подтвердил Путилин и продолжил, – потом дровяная колода. Про нее ничего не скажешь?

– Она взята из дешевых меблированных комнат, так как дорогие и квартальные используют для топки не дрова, а уголь

– С тобою согласен. Но сколько таких комнат?

– Иван Дмитрич, даже думать не хочется.

– А надо проверять, ведь, он – постоянный клиент, действительно должен жить в дешевых комнатах, это тоже в дальнейшем будет говорить супротив него.

– С чего начинать?

– Я думаю, поначалу искать место жительства убитой. Всех агентов сегодня на розыски, к вечеру жду с докладом. Можешь идти.

– Не успеем, Иван Дмитрич, двести домов.

– Двести тридцать семь, – поправил Путилин помощника, – я тебя не держу.

Из допроса мещанина, обвиняемого в убийстве:

– Вот она в сундуке частями лежит, камфоры сыпал без меры. Туда же колоду дровяную, от греха подальше. В соседнюю комнату оттащил, мыл долго, но отдраил полы до бела, простыни окровавленные спалил в печке. Долго не мог спать, только пью и ем. Аппетит такой проснулся, что страсть. Все, что в доме было, подъел, а выйти боюсь. А вдруг, кто придет? Страх в сердце таился, жег изнутри.

Весь день агенты провели в поисках, не отставал от них и Жуков, взявший для проверки ту часть, в которой было больше всего домов терпимости и к вечеру его потуги увенчались успехом – то ли пятнадцатом, то ли двадцатом по счету Михаил нашел девицу, соответствующую словесному описанию и с родинкой под мышкой. Ею оказалась Анастасия Кривцова, прибывшая из Новгорода три года тому, но с две недели тому уехавшая к себе и с той поры о ней ничего толком никто не знал. Даже те, которых можно считать близкими приятельницами, недоумевали. Анастасия никогда без предупреждения не уезжала.

Вечером Жуков заявился в кабинет, Путилина не один, а с девицей, которая потупив взор ступила за порог, не зная как поступить: подойти ли ближе или остаться стоять в сторонке, будто не ее привел Михаил для допроса.

– Наталья Свиридова, товарка нашей исчезнувшей девицы, – представил помощник приведенную женщину.

– Будь любезна, пройди поближе, – обратился к ней Иван Дмитриевич, – присаживайся, – указал рукою на стул, – в ногах правды нет.

– Благодарствуем, – на щеках выступили красные пятна и она опустилась на краешек.

– Итак, Наталья, давно ты в столице?

– Третий год.

– И все в одном заведении?

– Так, – кивнула головою и еще больше покраснела.

– С…, – начал Путилин и посмотрел на Михаила.

– Анастасия Кривцова прибыла из Новгорода.

– С Анастасией?

– Мы в один год поступили к мадам, – она замолчала, так и не назвав имени своей «мамочки».

– Хорошо. В каких вы были отношениях?

– Да в каких? – вопросом на вопрос ответила женщина. – Нам делить было нечего, притом обе приехали издалека и держались друг дружки. Ни у нее, ни у меня в Петербурхе родных не было, а жить —то как то надо. Вот и помогали, она мне, я ей.

– Когда в последний раз ты ее видела?

– Две недели тому, она ушла к Николаю на ночь, так с той поры я ее и не видела.

– Кто такой Николай?

– Полюбовник Насти, любила она его, деньги, как заработает, так ему и несет.

– А его когда видела в последний раз?

– Дня через два – три после Настиного отъезда.

– И где?

– Так он же за ее вещами зашел, пьяненький, правда, был. Говорит, Наська домой собралась, просила кое—что забрать.

Из допроса мещанина, обвиняемого в убийстве:

– Когда сундук – то отправил, захожу домой, а у самого поджилки трясутся. Вдруг она назад пришла, а как зашел. Так смех меня пробрал, откуда ж она возьмется, если в частях в далекие края уехала. Подумал и решил: надо ее пожитки от мадамы забрать, что, мол, налаживаем семейную жизнь, чтобы Настю не искали. Она ведь сирота была, так я ж и решил, чтоб никаких розысков не учиняли. Пришел к мадаме, а она раскричалась, чуть с кулаками на меня не бросается. Настя– то не из последних была. Так вот отдала мне ее вещи. Я сразу в ломбард, не пропадать добру.

– А как фамилия– то Николая?

– Дак Венедиктов

Иван Дмитриевич взглянул на Михаила, запоминай.

– И где он проживает?

– Где—то на Пряжке у него доходный дом, – вспоминала Наталья, – да, да, на Пряжке, там церковь рядом.

– Миша, агентов и мигом туда.

Жуков улыбнулся, показывая, что задание понял.

– Вот что, Наталья, держать больше не смею. Можешь ехать домой.

– Благодарствую, – она поднялась, а краснота с щек так и не исчезла. Совестливые ныне девицы, мелькнуло в голове Путилина. Потом он распорядился принести окровавленные вещи убитой в кабинет.

Из допроса мещанина Венедиктова, совершившего убийство:

– Время идет, а мне нет покоя. В каждом закутке чудится, что Настасья моя стоит и рукой манит, а у самой горло раной сияет и кровь толчками так, толчками, словно кто давит, и по груди течет. А кровь такая густая и липкая, что хоть и далеко стою, но чувствую, что мне в рот и нос набирается. Начинаю захлебываться, так и во сне. Приляжешь, задремлешь, а у самого холодный пот по спине струится, словно не она, а я кровью истекаю, и больно горлу становится, его тупой нож туда– сюда, туда– сюда. Вскакиваю с постели, страх бьет. А она глаза закатывает и ко мне, руки тянет, а с них капли большие на пол. Хватаю, что под руку попадется и в трактир, там чарку, другую, а хмель не бреет, вроде бы воду хлещешь. Выйдешь на улицу и от каждого годового шарахаешься. Кажется, что смотрит на тебя и помигивает: «Иди, иди, все равно далеко не уйдешь. Настасья уже поведала о твоем злодействе». Так до следующего трактира, а ночью, чтобы домой не идти, там не выветривался запах камфоры, в дом, к девицам. В одиночестве хуже было, а тут под боком душа живая. И страху меньше, хотя просыпался среди ночи от криков своих же. Одну девицу чуть до смерти не испугал, а у самого сердце ноет и ноет. Извелся до смерти, пришел домой один раз, а там говорят: «Из сыскного спрашивают».