Голдыш остолбенел на пороге и втянул большую, расчёсанную голову в плечи.

– Здравия желаю, Ваше Превосходительство, – выговорил каждый звук в приветствии, хотя маленькие глазки бегали и выражали беспокойство, но лицо окаменело.

– Ты, Петя, проходи, не бойся, – Путилин посмотрел на Мишу, который поднялся и придвинул стул поближе к начальнику сыска, – вот присаживайся, – указал рукой. – есть у меня несколько вопросов к тебе.

Голдыш присел, положив руки на колени, посмотрел на помощника пристава, ожидая от Холодовича слов поддержки, но тот молчал. Петка терялся в догадках, зачем он понадобился Ивану Дмитричу. Этого болвана помощника пристава можно обвести вокруг пальца, а вот старую ищейку Путилина так просто не обвести. Про него целые легенды среди преступников ходят.

– Да, я всегда готов, Ваше Превосходительство, – Голдыш взял себя в руки.

– Петя, – поморщился Путилин, память – у тебя короткая или позабыл моё имя—отчество.

– Никак нет, – Голдыш отвечал по—военному, – не забыл, но не привык так запросто с… – и умолк.

– Пустое, Петя, все пустое и чины, и должности, главное, чтобы человеком остаться, а не превратиться в бездушное животное. Вот волки, когда стадо режут, у них только голод, а человеком иные чувства движут. – Холодович внимательно смотрел на начальника сыска и не пропускал ни единого слова, боясь, как бы не стал Путилин интересоваться убийцами птичника, – Мне тут сказали, что знатным ремнём ты подпоясываешься, – Иван Дмитриевич бросил на стол ремень, которым задушили птичника.

Голдыш хотел вскочить, но на плечи надавили руки Жукова.

– Иван Дмитрич. – взмутился помощник пристава, – вы ж обещали.

– Обещал злоумышленников, которых этот господин назовёт не трогать, – трость Путилина упёрлась в ткаченкову грудь, – их и не трону, – потом повернул голову к Голдышу, – так признаешь ремень или нет?

– Нет, – прошипел Петька и повернул голову к Холодовичу, ища защиты от произвола сыскного начальника.

– А Кузя Добрянский так и показал, что Петя снял ремень и набросил на шею, но прежде стукнул бедного старика молотком. Так было, Петя? Или врет Добрянский?

– Нет, Иван Дмитрич, на это меня не возьмешь, – Голдыш перешел на «ты», – не мог Кузя тебе такого сказать, его—то в столице давно нет.

– Здесь ты прав, хотел Добрянский уехать, да незадача, паспорт ему только сегодня обещали.

Петя снова сделал попытку подняться, но Жуков крепко держал за плечи.

– Зачем ты, Петя, к дому птичника заявился утром, неужто не знал, что меня вызовут? Подозрение хотел отвести?

– Да не думал я, что так обернётся.

– Все, – поднялся Путилин, – меня служба ждёт. Надеюсь, – Иван Дмитриевич обратился к побледневшему Холодовичу, – доставите Петюню в сыскное отделение без происшествий.

– Так точно.

После того, как Голдыша увели, начальник сыскной полиции поворотил лицо к Ивану Егоровичу:

– Побольше доверяйте голове, а не словам закоренелых преступников. Разрешите откланяться.

Николай Алексеевич Ребров, дядя убиенного Сергея Мякотина, столицу навещал не так часто, дел хватало в Херсонской губернии, каждая десятина земли посчитана, каждая животина в хозяйстве, будь то крова, бык или овца, заклеймена, но денег на столичную квартиру не жалел и выкладывал тысячу рублей серебром в год за целый этаж на Сергиевской улице господину Ромолову. К тому же при квартире содержал служанку, которая не только следила за порученным ей помещением, но и готовила обеды в редкие приезды Николая Алексеевича, хотя он чаще посещал ресторации, нежели садился за стол в собственной столовой.

С утра на Сергиевскую улицу направился штабс—капитан Орлов, не ожидая от посещения особенного результата. Что могли знать о Мякотина там? Ну, жил он изредка на квартире и что? Очередной тупик.

Пришлось взять извозчика, чтобы побыстрее закончить с полученным заданием. Василий Михайлович и не заметил, как миновали Фонтанку, Пантелеймоновский мост, монументальный особняк Нарышкиных, штаб Артиллерийского ведомства. Штабс—капитан не был слишком верующим, но у собора Преподобного Сергия Радонежского осенил себя крестным знамением и попросил помощи в быстрейшем выполнении поручения Путилина.

Остановились напротив пожарной команды Литейной части.

– Ваше Благородие, приехали. – обернулся бородатый возница.

Орлов кивнул головой, сунул в подставленную руку полтину серебром и спустился по ступени на тротуар. Дом в четыре этажа, высокие окна по фасаду прямоугольные на втором и третьем, на последнем этаже полукруглой верхней частью, выделялись новизной, видимо, недавно надстроен. Хозяин не пожалел денег, зато сейчас имеет возможность дополнительно сдавать в наем квартиры.

Напротив штабс—капитана находилась арка во двор, слева дубовая резная дверь с навесом над ней, поддерживаемый двумя литыми чугунными столбами с какими—то завитушками.

Василий Михайлович начинал опросы с дворников, которые по службе знали не только жильцов, их характеры и пристрастия, но и в большинстве случаев и приходящих к ним гостей, о подозрительных личностях докладывали околоточным.

Штабс—капитан вошёл в парадную дверь, обычно дворницкая располагалась под лестницей, но иногда хозяин пристраивал к дому небольшое помещение, в котором отводил место дворнику, но не забывая о дровянике. Зимы в столице иной раз выдавались суровыми, и снега выпадало столько, что целыми днями вывозили снег в строго отведённые места. Штраф налагался за своевольство большой.

Дворник, коренастый мужчина с бородой, перевитой седыми прожилками, выходил из комнаты под лестницей, держа в левой руке метлу с новым недавно оструганным черенком.

– Здравия желаю, – произнёс дворник, увидев незнакомца, и намётанным взглядом определил – военный, не иначе из жандармских, – чем могу служить?

– Любезный, не могли бы мы поговорить, – и штабс—капитан кивнул на закрытую дверь.

– Отчего же? Можем, но позвольте полюбопытствовать…

Орлов взял под локоть дворника и подтолкнул к двери.

– Понял, – почти шёпотом сказал хозяин метлы.

Небольшая дворницкая, с низким потолком, часть которого полого уходила вверх. В углу заправленная цветастым одеялом узкая койка, стол, на котором стояла масляная лампа, которую зажёг дворник, вместо табуретки скамейка и сундук под пологим потолком.

Дворник молчал, только отставил в сторону метлу.

– Как тебя, любезный, величать?

– Фёдор, – ответил и умолк.

– А меня штабс—капитан Орлов, видимо, ты уже догадался, откуда я?

– Так точно, – дворник вытянулся, словно на параде, демонстрируя военную выправку, хотел что—то добавить, но промолчал.

– Я много времени не отниму, – Василий Михайлович присел на скамью, – ты садись, – улыбнулся он, – ты ж тут хозяин.

Фёдор опустился на кровать, приготовившись в любую минуту вскочить.

– Так вот, я – агент сыскной полиции, – штабс—капитан показал дворнику жетон, – и меня очень интересует один из жильцов дома. – Фёдор, часто моргая, кивнул головой, в горле пересохло. – Ты же всех знаешь?

– Так точно, Вашбродь.

– Тогда понимаешь, что за стены твоей дворницкой ничего не должно выйти.

– Так точно, но господин…

– Даже господину Ромолову.

– Вестимо, – и Фёдор опять сглотнул, вытерев рукавом губы.

– На каком этаже квартира Николая Алексеевича Реброва?

– Он третий этаж полностью занимает.

– Богат?

– Так точно, но тут редко бывает, – дворник положил руки на колени, и сложилось впечатление, что они живут отдельно от Фёдора.

– Насколько редко?

– Раза два в год, а иной раз и по нескольку лет не бывает.

– Зачем ему тогда квартира?

– Не могу знать, – пожал плечами дворник, – хотя может, – и замолчал.

– Говори.

– Их сестрица Мария Алексеевна и её сыночек Сергей чаще тут бывают, может для них квартира, хотя живут они в Кронштадте.