Как только производитель в результате своей экономии получает прибыль, которой раньше у него не было, каждый доллар, сэкономленный на прямой заработной плате, он начинает теперь платить в виде косвенной заработной платы: либо производителям нового оборудования, либо рабочим другой отрасли, куда он инвестирует свой капитал, либо производителям нового дома или машины, которые он приобретает (либо производителям драгоценностей для его жены) и так далее. В любом случае, даже если он складывает все деньги в банк, он в косвенной форме предоставляет в точности столько же рабочих мест, сколько перестал предоставлять напрямую.

На этом дело не заканчивается, да и не может закончиться. Если предприимчивый производитель достигает большей экономии в сравнении со своими конкурентами, то он либо будет расширять свои операции за их счёт, либо и сами конкуренты начнут приобретать такое же оборудование. Следовательно, производителям этого оборудования будет предоставлено ещё больше работы. Далее, обострённая конкуренция и оснащение производства будут приводить к снижению цен на производимые товары. Сверхприбылей у тех, кто внедряет новое оборудование, не будет. Норма прибыли производителей, использующих это оборудование, будет даже снижаться, в то время, как производители, не внедрившие его, могут вообще остаться без прибыли. По мере того, как товары становятся дешевле, выигрывать от внедрения нового оборудования начинают потребители.

Вернёмся к нашим чулкам, костюмам и пальто. По мере того, как они становятся дешевле, их покупает всё большее и большее количество людей. И поскольку для изготовления такого же количества чулок, костюмов и пальто, как и раньше, требуется меньше рабочих, а производится их больше, то, следовательно, для их производства требуется… столько же рабочих. А если спрос на пальто, используя терминологию экономистов, «эластичен», то есть если падение цены на пальто вызывает расходование населением большей общей суммы на приобретение этого вида продукции, то всё большее и большее число людей будет занято в производстве этой продукции. Мы уже видели, как это было в истории — и увидим ещё неоднократно.

Во многих случаях новая занятость даже не зависит от эластичности спроса на тот или иной конкретный товар. Предположим, что при том, что цена на пальто была снижена, — допустим, со 150 до 100 долларов, — дополнительно ни одно пальто не было продано. Результатом этого станет то, что в то время, как покупатели обеспечены новыми пальто в той же мере, что и ранее, теперь у каждого из них после покупки остаётся 50 долларов, которые они потратят на что-нибудь другое, чем повысят занятость в других областях.

Итак, в конечном итоге ни механизация, ни технологические усовершенствования, ни автоматизация, ни связанные с ними экономия и повышение производительности труда — не лишают людей работы.

Но, разумеется, не все изобретения и открытия связаны с уменьшением трудозатрат. Некоторые из них, например, точные инструменты, или нейлон, клееная фанера и пластмассы любых видов — просто улучшают качество продукции. А такие, как, например, телефон или самолёт, выполняют операции, которые «честным трудом» выполнить невозможно. Или рентгеновские установки, радиоприёмники, телевизоры, кондиционеры и компьютеры — они вызывают появление совершенно новых услуг, которые в противном случае не могли бы существовать. В приведённом выше примере мы выбрали именно тот тип оборудования, который был и остаётся объектом постоянных нападок.

Можно, конечно, и далее выдвигать доводы в обоснование того, что машины в итоге не лишают людей работы. Но лучше было бы показать, что машины создают новые рабочие места, которые в ином случае отсутствовали бы. При определённых условиях они могут создавать огромное количество новых рабочих мест в отдельных отраслях, и статистические данные по текстильной индустрии XVIII века относятся как раз к этому случаю. Но и современные показатели не отстают от них. В 1910 году в молодой автомобильной промышленности США было занято 140 тысяч человек. В 1920 году, по мере совершенствования продукции и снижения издержек её производства, в отрасли было занято уже 250 тысяч человек. В 1930 году занятость в отрасли составила 380 тысяч человек. В 1973 году численность занятых достигла 941 тысячи человек. И так происходило в любой новой отрасли, по мере того, как совершенствовались технологии и снижались издержки.

По большому счету можно сказать, что машины в огромной степени увеличивают число рабочих мест. Население мира сегодня в четыре раза больше того, каким оно было в середине XVIII века. Машины дали толчок приросту населения, ибо без них мир не мог бы прокормить такое количество людей. Поэтому можно сказать, что три жителя нашей планеты из четырёх обязаны машинам не только работой, но и своей жизнью.

Кроме того, ошибочно сводить результат применения машин только к созданию рабочих мест. Действительный результат применения машин заключается в развитии производства, росте стандарта жизни, росте экономического благосостояния. Нет никакой премудрости в обеспечении полной занятости, даже (и в особенности) при самой примитивной экономике. Полная занятость — самая полная, продолжительная, изнурительная и непосильная занятость — характерна как раз для наиболее отсталых в индустриальном отношении стран. Там, где существует полная занятость, никакие новые машины, изобретения и открытия не смогут обеспечить ещё бóльшую занятость. Они скорее позволят людям увеличить свою «незанятость» — я имею в виду добровольную, а не принудительную незанятость — так как с их помощью люди смогут позволить себе работать меньшее количество часов, а детям и старикам вообще не надо будет трудиться.

Машины, повторюсь, способствуют росту производства и повышению стандарта жизни. Это может достигаться одним из следующих двух способов: либо благодаря эксплуатации машин товары становятся дешевле для потребителей (как в примере с пальто), либо же благодаря им повышается уровень заработной платы вместе с ростом производительности труда. Или, другими словами, либо благодаря применению машин возрастает в денежном выражении заработная плата, либо через снижение цен увеличивается объём товаров и услуг, которые можно приобрести за аналогичную в денежном выражении заработную плату. Иногда эти оба процесса идут одновременно. Что в действительности происходит, во многом зависит от денежной политики, проводимой в стране.

Прежде, чем мы завершим эту тему, необходимо сделать ещё одно предупреждение. Величайшим достоинством классических экономистов было то, что они, изучая далеко идущие последствия каждого решения, концентрировали своё внимание на изучении воздействия выбранной экономической политики или развития в долгосрочной перспективе и на всё общество. Но такой подход был и их недостатком: демонстрируя долгосрочный и широкий подход, они иногда упускали из виду немедленные последствия. Они слишком часто были склонны минимизировать или вообще забывать о непосредственном воздействии того или иного развития на отдельные группы. Как мы уже видели, например, многие из английских вязальщиков чулок были ввергнуты в нищету в результате внедрения новых чулочновязальных машин, одного из самых ранних изобретений промышленной революции.

Но подобные факты из прошлого и их современные аналоги привели некоторых авторов к противоположной крайности — изучению лишь непосредственного влияния прогресса на определённые группы. Из-за внедрения какой-нибудь новой машины Джо Смита увольняют с работы. «Следите за Джо Смитом, — настаивают эти авторы, — никогда не теряйте его из виду». И далее они следят за судьбой только Джо Смита, забывая при этом о Томе Джонсе, получившем работу в сфере производства новой машины; о Тэде Брауне, получившем работу по управлению оборудованием; о Дэйзи Миллер, которая теперь может приобрести пальто за полцены. И именно потому, что такие авторы думают только о Джо Смите, они заканчивают защитой совершенно бессмысленной политики.