Властное влечение полов может сокрушить заданную обычаем систему браков, в которой у каждого мужчины очень невелик спектр возможного выбора невесты, и нет преступления страшнее, чем взять жену не из той части рода или племени, из которой тебе положено выбрать подругу жизни. За нарушение — смертная казнь, так редко, вообще говоря, предусматриваемая обычаями родового строя.
Семейная ссора — конфликт, не угрожающий существованию общества. Но род — это ведь и большая семья, поэтому неурядицы в семье малой внутри него воспринимаются так же серьезно, как конфликты, угрожающие хозяйственной деятельности. Все в роде знают друг о друге всё. Любая ссора двух человек — общественное событие. Община умеет мирить своих членов, принимая выработанные веками меры, нередко чрезвычайно гибкие. Простота и ясность отношений, заданность поведения, твердость устоев могут показаться весьма привлекательными. Умилительна картина такой жизни, упорядоченной, с несложными заботами, тревогами, радостями. Умилительна и завидна. Сколько европейских моряков бросали корабль, чтобы разделить эти заботы и радости! Какие замечательные художники и писатели мечтали о жизни среди «первобытных людей» (и порой осуществляли свою мечту на деле)!
До чего же симпатичные люди, по сути, были аборигены Африки, Америки, Полинезии, принимавшие к себе таких искателей не столько приключений, наверное, сколько покоя! Да и всех нас с детства «принимали к себе» благородные индейцы Купера, трогательные папуасы Миклухо-Маклая, доброжелательные и гостеприимные таитяне Джека Лондона. И все-таки, справедливо отмечает Фридрих Энгельс, «как ни импозантно выглядят в наших глазах люди этой эпохи, они неотличимы друг от друга, они не оторвались еще, по выражению Маркса, от пуповины первобытной общности».[1]
Прикованный к группе в несколько десятков или сотен людей, человек не выбирал себе ни жизненного пути, ни идеологии, ни занятия. «Варианты жизни», таким заманчивым веером раскрывающиеся перед нами в юности, для него были немыслимы. Вот что писал по этому поводу доктор исторических и философских наук Б. Ф. Поршнев: «…при первобытнообщинном строе было еще хуже, еще несвободнее, чем при рабстве. Не соответствуют никаким фактам рассказы о свободе и независимости человеческой личности в доклассовом обществе».
Энгельс констатировал: «…племя, род и их учреждения были священны и неприкосновенны, были той данной от природы высшей властью, которой отдельная личность оставалась безусловно подчиненной в своих чувствах, мыслях и поступках»[2]. Обратите внимание: даже в мыслях и чувствах!
Общество состоит из личностей. Каждый человек — личность. Так мы говорим сегодня. Ну а что это такое — личность? Да просто человек со всеми своими качествами — интеллектуальными, эмоциональными и волевыми. Но за любым из таких качеств у каждого из наших современников стоит настоящее и прошлое всего человеческого общества, потому и говорят об индивидуальных свойствах людей, что они социально обусловлены.
Развитие личности, осознание человеком самого себя — результат долгого и сложного процесса. Ему предшествует разделение труда. Нужно, чтобы разные люди накапливали различный производственный и общественный опыт, нужно, чтобы хоть кто-то получил право выбора — возможность по собственной воле избирать себе занятие, самостоятельно оценивать институты своего общества, обсуждать его идеологию. Для этого общество должно стать разнообразным, распасться на классы, а сами классы — на более узкие сословные и профессиональные группы. Дорогая плата за развитие личности — переход от общества равных к обществу эксплуататоров и эксплуатируемых. Но история ведь не спрашивает, готовы ли люди уплатить такую-то и такую-то плату за такие-то и такие-то будущие достижения человечества. Она развивается по собственным законам, гонит народы на «барщину истории», по выражению Г. В. Плеханова.
Слабым утешением, наверное, послужило бы для рабов Древней Греции, если бы им объяснили: лишь благодаря вам оказалось возможно появление Сократа и Фидия, Геродота и Перикла.
Но что делать, только выполняя иные действия, чем Другие члены общества, принимая на себя особые обязанности, человек начинает осознавать свою «особость», то, что называют индивидуальностью. И Карл Маркс пишет: «…развитие способностей рода „человек“… вначале совершается за счет большинства человеческих индивидов… более высокое развитие индивидуальности покупается только ценой такого исторического процесса, в ходе которого индивиды приносятся в жертву» [3].
Это пишет человек, назвавший целью человечества свободное и полное развитие каждого как условие развития всех. Это пишет один из величайших в истории борцов за равенство.
Наши чувства и разум не может не возмущать институт рабства, но когда-то это было необходимой ценой прогресса, и человечество заплатило ее.
Вожди и шаманы — вот кто в первую очередь приобретал особые, яркие индивидуальные черты. Скажем прямо, многие плоды этого процесса оказались горькими для честных и верных хранителей родовых традиций. Просто поразительно, с какой последовательностью исследователи-этнографы рисуют нам хитрость, изворотливость, жестокость колдунов-шаманов у самых разных народов в Африке, Азии, Америке. Особенно впечатляюще выглядят эти качества на фоне в общем совсем других характерных свойств внемлющих шаманам «простодушных детей природы».
Герои дошедших до нас сказаний первобытного общества прежде всего носители общих родовых качеств. Они безлики, это просто представители общины и не более того. Древневавилонскому эпосу о Гильгамеше, вожде и царе, предшествуют шумерские сказания, персонажем части которых выступает он же. Сравнивая героев эпоса и предшествовавших ему сказаний, ленинградский историк В, К. Афанасьева пишет: «…настоящий, истинный эпический герой всегда обладает определенными личными качествами (как моральными, так и физическими), которые и обусловливают его подвиги и возвышают над обыкновенными смертными.
У него уже не будет волшебных помощников, как у героя сказки, а если они все-таки окажутся, то будут играть вспомогательную роль. Цели борьбы такого героя всегда необыкновенно благородны — борьба за общее благо, за чье-то освобождение… Герои же шумерских произведений не обладают никакими сверхъестественными качествами, кроме чисто номинального родства с богами, а иногда еще роста и силы… Всеми своими подвигами шумерские герои обычно обязаны или богам, или помощи каких-то волшебных средств, подаренных этими же богами».
Как видите, получив ярко выраженные личные качества, герой эпоса перестает нуждаться в прямой помощи богов, собственная индивидуальность дает ему силы бороться за добро — иногда против тех же богов, как это делает Гильгамеш в качестве героя эпоса.
Куда более полнокровными становятся персонажи поэм, созданных в классовом обществе. Они не просто храбры, умны, решительны, но храбры, умны, решительны каждый по-своему. Вспомним хотя бы, как отличаются друг от друга богатыри русских былин. Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович наделены яркими и своеобразными характерами, это полнокровные индивидуальности.
Замечательно, что древнейшее, пожалуй, из дошедших до нас больших литературных произведений, эпос о Гильгамеше, уже содержит в себе противопоставление «человека культурного» «человеку дикому». И «дикий» человек Энкиду — «дикарь» с точки зрения вавилонского рабовладельческого общества, как были «Дикими» с точки зрения буржуазного европейского общества люди родовых общин Северной Америки или Новой Гвинеи. Его приобщают к городской культуре, он становится другом Гильгамеша, но именно Гильгамеш задается сложнейшими нравственными вопросами, задумывает поход за бессмертием, отвергает любовь богини. Энкиду при Гильгамеше в некоторых вариантах выглядит как Пятница при Робинзоне; впрочем, Гильгамеш не только симпатичнее Робинзона, но, пожалуй, и сложнее его, хотя принадлежит к более просто устроенному обществу. Однако он ведь герой в подлинном смысле этого слова, а не только литературном. Робинзон же до своего вынужденного подвига на острове зауряднейший буржуа-приобретатель. Впрочем, как уже говорилось, процесс индивидуализации прежде всего затрагивал людей, исполнявших особые функции, ведь Гильгамеш был и вождем, и, по-видимому, шаманом, множество на нем лежало обязанностей, много социальных ролей ему надо было играть, а сложная жизнь порождает и сложную личность.