К чему такая красота и прелесть, если она и месяц не остается с одним любовником? Она подобна розе: она приятна и душиста, но не долго цветет и увядает.

Когда мать кончила эту речь и Моабад выслушал ее, сердце его смягчилось в отношении брата. Но он так разгневался на Вис и на Виро, что лицо его пожелтело. Тотчас же он написал письмо Виро. Гневаясь, Моабад отточил перо подобно мечу и написал следующее:

«Кто тебе внушил, не скажешь ли мне, дерзать быть выше меня? Кто твоя опора и помощник, что ты так возгордился? Почему не скажешь мне, кто тебя так настраивает, кто тебя оделяет такой отвагой, что ты, будучи лисой, пытаешься стать львом? Как ты осмеливаешься быть львом среди львов? Как тебе, онагру, одолеть льва, или как ты можешь скрыться от него? Хотя Вис твоя сестра, но она моя жена. Как ты дерзаешь так поступать со мной, почему она находится возле тебя? Где ты видел, чтобы одна женщина была женой двух мужчин или же два боевых слона были связаны одним волоском? Я не видел! Может быть, ты покорил многие страны и приобрел многих союзников и потому храбришься. Я никогда не видел от тебя хорошего, никогда ты не обращал кого-либо из царей в бегство, не брал в плен врага, не опустошал страны твоего притеснителя. Ни от кого я не слыхал, чтобы ты когда-либо совершил подвиг. Когда твой род возвышается и ты можешь этим гордиться, ты прибедняешься; ты же нравом похож на мула: когда спрашивают его об отце, он говорит о своей матери. Ты хороший стрелок из лука только во время стрельбы в цель, но не во время войны. Ты хороший наездник, но только на ристалище: ты умеешь пускать лошадь во всю прыть лишь на арене, а не на войне, не при схватках с врагом. Когда ты с женщинами, ты кичишься отвагой, но когда воюешь, то бежишь, как женщина, с поля сражения. В стране Махи ты разыгрываешь льва, а в чужой стороне тебя одолеет и лисица. Неужели ты забыл о страхе предо мной, от которого ты потерял разум? Неужели ты забыл о поражении, которое тебе нанесли мои маргузские войска? Ведь после того, как они овладели страной Махи, и по сей день слышны там стоны и сетования. И ныне рука моя, вооруженная тем же мечом, сметет с лица земли врагов моих. Прочитав это письмо, вскоре жди меня, мой изголодавшийся меч настигнет тебя. Мне донесли о том, как ты хвастался и кичился перед приближенными. Ты, оказывается, говорил: «Моабад неожиданно напал на меня, и потому ему удалось увезти из Гораба Вис. Будь я более осмотрительным, Моабад не смог бы это сделать». Теперь ты уже не будешь нерадивым, как пьяница, ты, правитель своей страны. Вот я извещаю тебя о своем намерении: иду на тебя войной. Поставь везде дозоры, укрепи крепости, собери войско, найди союзников и приготовься, как можешь. Я вскоре выступлю, опустошу твои сокровищницы и разгромлю войска. И я так поведу бой, чтобы ты не остался в живых и не смог бы скрыться. Залью страну кровавыми потоками, уносящими трупы. Я выведу обесчещенную Вис без чадры и заставлю ее пройти среди воинов. Так я поступлю с ней, и так ее осрамлю, что впредь никто не посмеет враждовать со старшими».

Это письмо со скороходом Моабад послал Виро. И тотчас же сообщил войскам о своем решении выступить в поход. Вельможи и воины стали снаряжаться. Собралось их бесчисленное множество, подобно морскому песку. Ударили в набат. Ты бы сказал, что река Джеон потекла к Хойстану. Войск было столько, что они закрыли утреннюю зарю. Среди воинов были рыцари, подобные львам, пьющим кровь. Мчались они быстрее ветра, следом за скороходом-письмоносцем.

Когда скороход вручил Виро письмо, у него от страха перед гневом Моабада сила ушла из тела, а свет из глаз. Он так сказал:

— Я удивляюсь, чем вызван такой гнев и почему речь его исполнена такой угрозы? Сестра моя — его жена, и она жила в его дворце. Он выгнал ее из дому в зимнюю пору. Он сам угнетает нас, и сам же плачет. Мы потерпели от него две несправедливости. Сестру мою, красавицу, он выгнал из дому, как кровного врага, унизив ее тысячью оскорблений. Он не написал ей ни одного письма и не вызвал обратно. Сам он виновен, и сам же гневается. Шахиншах не из камня и не из меди. Зачем ему понадобилось столько угроз, и к чему такая кичливость? Однажды он собрал войско и пошел против меня, — я принял бой, Он потерпел поражение и бежал. И его позор стал притчей, которая обошла все страны. Война наша не была тайной, что ж мы будем теперь о ней распространяться? Тогда он едва спасся. Зачем же ему понадобилась ложь: «Два человека боялись одного разбитого лука».

Затем он написал в ответ подобающее письмо:

«О великий государь, баловень судьбы! Что принесло тебе твое коварство, кроме печали и зла? Ты царь царей, и тебе все повинуются. Ты должен быть милостив и опытен во всех делах, так как ты хозяин страны. Тебе не подобает говорить пустые слова. Мудрые всегда говорили правду и тем стали знамениты. Вражда между нами недопустима, ибо дружба не вяжется с враждой. Ты ругаешь нас, мы же не можем поносить тебя. Ты выгнал свою жену, зачем же сваливать вину на другого? Какой же смысл писать письма и грозить войной? Бери свою жену, вези ее, куда хочешь. И если велишь, я сейчас же пошлю Вис к тебе. После того, как она сюда прибыла, клянусь богом, я ее видел только три раза. А если видел, то что в этом необычного? Кто разлучал когда-либо брата с сестрой из-за того, что брат навещал сестру? Что удивительного в том, что твоя жена будет сидеть со мной рядом? Не подозревай нас в чем-либо плохом, ты ведь знаешь, что я никогда не творил беззакония. Вис скажет то же самое, и ты сам знаешь, что я говорю правду. Теперь я буду говорить о том, как все было на самом деле. Ты один пришел к судье и наговорил много неправды. Ты, оказывается, хвалишься победой, которую ты якобы одержал. Себя считаешь победителем, а меня бежавшим с поля битвы. Ты говорил, что поныне грозен меч и сильна рука, которыми ты истребил твоих врагов. Если меч твой остер, — мой меч тоже не из соломы. Если твой меч рассекает шлем и панцирь, мой — камень и наковальню. Ты говорил: неужели они забыли о страхе, который я навел на них? Оказывается, мои удары ты получил во сне, и, проснувшись, ты не чувствуешь от них боли. Все то, что подобало сказать в похвалу мне и в хулу себе, ты уже сказал раньше меня. Если ты это письмо прочтешь своим воинам, они убедятся, насколько ты достоин порицания. Ты не забыл упрекнуть меня и в том, что моя мать из лучшего рода, чем мой отец. Для отважного человека его род в дни войны — это мощь его руки и храбрость. Тогда не занимаются родословной, а только опасаются копья, меча и булавы. Свой род я покажу на войне, когда мы столкнемся. Я все это претворю в дело, а не буду только болтать. Золото, жемчуг и остроумие расцениваются в один дирхем[19], когда герои вступают в поединок. Теперь прекрати бесплодные словоизлияния и выкажи храбрость. Сегодня нашими помощниками будут рука, меч и мужество, а победа — в руках господа».

С этим письмом Виро послал обратно скорохода к Моабаду. Когда Моабад прочел столь убедительный ответ, — часть письма, где были укоры из-за Вис, он прочел медленно и вдумчиво, — шах стал сожалеть о своей лжи. Он тотчас же послал другого человека, наказав ему сказать Виро: «Твое письмо облегчило мне все горести. До меня доходили слухи, позорившие тебя, но я не знал, что это ложь. Ныне я сошел с темного коня вражды и воссел на белого коня любви. Я к тебе приеду гостить на целый месяц. Прими меня, как подобает принимать друзей и свойственников. Я буду гостем у тебя в царском дворце и в саду, а потом целый год ты будешь гостить у меня. Если ты недоволен мною из-за первого письма, ответь мне и привези с собой Вис. Вис — моя душа, ты — мой избранный брат, а Шахро — моя мать».

Когда Виро получил от Моабада это письмо, полное любви, и притом Шахро было прислано много подарков и передано поклонов, снова скрылся дьявол вражды и зацвела роза любви, прозрело око радости и вражда исчезла.

Привезли солнцеподобную царицу Вис и вручили ее Моабаду. Все радовались; ты бы сказал, что это была свадьба.