Когда мать прочла письмо Рамина, она обрадовалась и вознесла благодарение богу. В таком настроении застал свою мать Моабад, когда вернулся в Морав. По случаю своего возвращения он роздал дары. Так сотворен превратный мир: старуха мать из-за своих сыновей то плакала, то радовалась. Не гордись тем, что превратный мир дарит тебя удачей: твоя кичливость может оказаться тщетной; и не жалуйся на этот непостоянный мир, ибо и жалоба твоя будет бесполезна.

Отдохнув неделю, Моабад созвал совет, но вскоре распустил его. И снова стал горевать, словно носил траур.

Однажды ночью мать сказала ему так:

— Почему ты всегда печален и ни минуты не знаешь радости? Что случилось с тобой? Ты властитель Ирака и Тура-на, от Китая до Кируана все земли принадлежат тебе и все подвластно твоему фирману. Не предавайся скорби. Неужели тебе не жаль твоей души, лишенной радости? И ты не жалеешь меня — твою мать-старуху?

Поучение. Каждый человек к старости становится лучше, оставляя глупость юности, ибо старость — учитель, а седые волосы — наставник. Старец уже не совершит дурных дел и не ищет юности в старости.

А ты к старости становишься все хуже. Ты своим поведением уязвляешь мне сердце. Заклинаю тебя, внемли моему совету.

Шахиншах ей ответил так:

— Мать моя, дело в том, что сердце мое — мой же враг. Из-за любви к Вис я не могу успокоиться ни на минуту. Как я ни убеждаю сердце, оно не слушается и не хочет радоваться. В продолжение пяти месяцев оно заставляло меня скитаться по миру, по незнаемым путям, и бог ведает, сколько горя я претерпел. Я страдаю из-за того, что живу без возлюбленной. До тех пор, пока сердце мое в моем теле, мне не хватает сил бороться с другим врагом. Если я узнаю что-нибудь о Вис, горести мои уменьшатся. Даю обет богу, что если я увижу Вис, то всю власть вручу ей и буду подчиняться ее велениям. Я прощу ей все, в чем она провинилась предо мной. Пока я буду жив, не упрекну ее ни в чем. Ничего худого я не сделаю также Рамину. Он — мой брат, и пусть он будет здесь моей надеждой и поддержкой.

Когда мать услышала эти слова, огонь объял ее сердце и она возрадовалась за Рамина. Слезы у нее хлынули таким ручьем, что увлажнили ей лоно, затем она взяла Моабада за руку и сказала следующее:

— Поклянись, что не причинишь никакого зла ни Рамину, ни Вис, что не будешь с ними враждовать и что исполнишь данную мне сейчас клятву, когда они приедут сюда. Если ты не осрамишь меня перед богом и перед людьми, я скажу тебе, где они находятся. Поклянись, и я все открою тебе.

Когда Моабад услыхал от матери эти слова, он возрадовался, обнял ее колени и тысячу раз поцеловал ее лицо и руки. Он сказал матери:

— Я знаю, что ты желаешь мне жизни, и я, как подобает сыну, буду любить тебя и подчиняться твоим повелениям. Выведи меня из пылающего огня, помоги мне и твоей добротой дай мне снова обрести душу. Я не буду прекословить твоим велениям и, чем только тебе угодно, поклянусь тебе.

Затем он поклялся своей матери именем бога-создателя и всеми другими клятвами, что он не причинит Рамину ничего худого, что он не задумает ничего злого против него и очистит сердце свое от затаенной вражды против Рамина, что ничем не опечалит его и не нанесет ему никакого вреда, будет благоволить к нему и обходиться с ним, как подобает любящему брату.

Он поклялся, что так же хорошо будет обращаться с Вис, сделает ее великой царицей и будет ее любить; что он простит ей все прегрешения и забудет обо всем, не будет ни в чем ее упрекать и будет любить ее великой любовью.

Когда шахиншах так поклялся своей матери и уверил ее, что не причинит никакого зла ни Вис, ни Рамину и что он не будет строить им козни, она тотчас же написала письмо Рамину и сообщила все подробно о Моабаде и о его клятве. Она писала так:

«О ты, душа своей матери! Мое слово может открыть тебе рай и ад. Если ты не послушаешься моего слова, бог не даст тебе ничего, кроме скорби и возмездия. Как только прочтешь это письмо, приезжай спешно, может быть, найдешь меня еще в живых. Без тебя я ослепляю плачем глаза свои, и душа моя собирается расстаться с телом. Свеча моей радости погасла, и роза души моей увяла. До твоего приезда я останусь в таком состоянии и буду умолять бога о твоем скором прибытии. Шахиншах тоже плачет о тебе, подобно мне. Он скитался по миру из-за тебя, сколько мог, и никто, кроме бога, не ведает, сколько он претерпел горя, испытал жажды и голода. Ныне он вернулся домой и очень хочет тебя видеть. Ты — лекарство ему от горя. Он поклялся мне чистосердечно, что не причинит тебе никакого зла, что он прощает тебе все грехи, что отныне он любит тебя, как свою душу. Он осыплет тебя большими почестями, чем второго своего брата, и поставит во главе войск, а Вис объявит царицей. Он подтвердит эти клятвы делом и будет выполнять ваши желания. Не удивляйся ничему, не бойся, приезжай, доверься мне. Среди чужих ты не можешь радоваться, если даже будешь иметь золото всего мира. Если ты станешь хозяином Хорасана, на что тебе наемный дом па чужбине? Как бы ты там ни трудился, не сможешь прославиться так, как будешь здесь прославлен без стараний. Если бог дарит самоцвет, зачем трудиться, разыскивая простой камешек?»

Закончив это письмо, она тотчас же его отослала. Когда Рамин увидел несущего письмо, он испугался и стал спрашивать о здоровье матери. Затем, когда он прочел письмо и узнал о клятве Моабада, он очень обрадовался, и Рамин и Вис тотчас же отправились из города Рей в Морав. Вис, сидевшая в паланкине, была подобна драгоценному камню в короне. Хотя занавес закрывал Вис, но ее лицо было так светозарно, что оно просвечивало сквозь ткань, как полная луна. Вис, живя спокойно, так пополнела и похорошела, что никто бы не смог воздать ей должной хвалы. Пять месяцев Рамин наслаждался близостью Вис, и Вис стала во сто крат прелестней.

Когда они прибыли в Морав и Моабад увидел ее, он забыл обо всех своих горестях. Насколько похорошела Вис, настолько возросла любовь Моабада; он совсем забыл о прежнем гневе и был рад даже приезду брата. Мать их. воздала благодарение богу за возвращение Рамина. Пребывая вместе, они радовались и пировали, слушали мутрибов и больше не вспоминали о невзгодах преходящего мира.

Моабад, Вис и Рамин избавились от горя, простив друг другу минувшие проступки и вытравив ржавчину неприязни из сердец. Однажды шахиншах сидел веселый, и рядом с ним — Вис, прелестная, как солнце. В руках у нее был хрустальный кубок, из которого, оба они пили. Моабад позвал Рамина. и все трое сели вместе. Рамин услаждал свой слух звуками арфы, а взор — взглядами Вис. Рамин был столь искусный арфист, что едва он брал арфу и касался струн,-…..слушая его, от восхищения замолкали и птицы. Он начал петь любовные стихи, и лицо Вис стало подобно розе. Ее очаровывали любовные песни Рамина. Вот что он пел:

«Не печалься, раненое сердце, ты не камень и не железо, не гневайся ни на друга, ни на себя. Возьми чашу с вином — веселись и забудь горе, ибо жизнь твоя коротка. Преходящий мир неустойчив и может заменить горе радостью. Планета, которая огорчила тебя, вернется и будет просить у тебя прощения. Наступит такой день, что она развеселит тебя и освободит от всех печалей. Преходящий мир изменил твою жизнь, да изменятся деяния его!»

Когда выпитое шахиншахом вино осилило его разум, он потребовал, чтобы Рамин спел еще более приятную песню. Рамин начал снова петь. Он пел так:

«Я видел женщину со станом кипариса и с ликом луны; она была подобна возделанному саду, в котором росла любовь. Я увидел в нем прекрасную розу, не увядающую ни летом, ни зимой, которая радовала печальных и умножала ликующих. Я отдал нераздельно ей сердце и буду вечно созерцать розу этого сада. Я наслаждаюсь ею день и ночь. Достойного человека не сглазит завистник; бог воздаст каждому то, чего он достоин».